Я пытаюсь вспомнить, о чем, черт возьми, она говорит, но не могу. Думаю, я не смотрела.

— Не думаю, что я его посмотрела.

— Сделайте одолжение, прокрути наши сообщения назад и посмотри это ради меня до полуночи, — она отпивает из бокала шампанское и улыбается.

— А как насчет просмотра вместе с Истоном? — спрашиваю.

— Не беспокойся об этом. Просто посмотри это сейчас. Увидимся через несколько дней, — затем она встает и оставляет меня смотреть на телефон.

Я оглядываюсь в поисках Истона, но не вижу его в толпе смокингов и платьев.

Мне требуется всего минута, чтобы прокрутить назад и найти видео, а когда нажимаю кнопку воспроизведения, задыхаюсь от крика.

У Кензи камера в режиме селфи.

— Надеюсь, вы, ребята, все еще увидите это, когда мы будем старыми и дряхлыми и вместе отправимся в круизы для пожилых людей. Я люблю вас, ребята, — камера переворачивается и показывает Истона, ожидающего в конце прохода. Элвис стоит с одной стороны от него, а Пейс — с другой. Затем камера перемещается на меня, идущей по проходу с Мэддоксом.

Боже мой.

Она записала это на видео.

Все это.

От наших глупых клятв до выражения лица Истона, когда Элвис сказал, что можно поцеловать свою классную цыпочку.

— Она наконец-то показала тебе это, да? — сумасшедший подошел сзади и наблюдает через плечо. — Знаешь, я бы отговорил тебя от этого, если бы не думал, что ты действительно этого хочешь. Или если бы Истон был придурком. Мы не имеем дело с придурками, верно?

Я шмыгаю носом.

— Верно. Никаких придурков, — соглашаюсь с Мэддоксом.

— Пойдем со мной, — он протягивает мне руку. — Истон ждет тебя на крыше, чтобы опустить мяч³.

— Это же через полчаса, — возражаю я. — И там холодно.

— У них там так много обогревательных ламп, что я удивлен, что пожарный инспектор не закрыл это место. Ну давай же. Мы поедем на лифте. Не хочу, чтобы ты упала на задницу на лестнице, беда.

Я знаю, что спорить с Мэддоксом бесполезно, поэтому кладу свою руку в его, и мы поднимаемся на лифте на крышу. Когда двери открываются, там стоит Брэндон и ждет нас.

— Спасибо, Мэддокс, — говорит ему Брэндон, Мэд поворачивается и целует меня в висок, а затем уходит.

— Здоровяк? — спрашиваю, когда Брэндон хватает мою руку.

— Ты хоть представляешь, как я невероятно горжусь женщиной, в которую ты превратилась, гномик?

— Что происходит? — спрашиваю я, и он так широко улыбается, что, кажется, его лицо может расколоться.

Мама выходит из-за угла и вручает букет самых бледно-розовых роз, которые я когда-либо видела. Они идеально подходят к моему платью.

— Мама?

— Ты хотела маленькую. Ты не хотела суеты. Мы даем тебе это. Твоя семья и самые близкие друзья скоро будут здесь. Не беспокойся. Никакой суеты. В любом случае все собирались прийти сюда на гала-концерт. Мы просто зарезервировали крышу на несколько минут.

— Мама… Я не знаю, что сказать, — голос дрожит, когда я беру цветы и обнимаю ее.

— Ничего не говори, дорогая. Просто будь счастлива и позволь мне посмотреть, как ты выйдешь замуж за этого человека. Потому что, Мэдлин, никто в мире никогда не полюбит тебя так, как Истон Хейс. Когда тебе было больно… Боже мой, он любит тебя.

Она вытирает мое лицо от слез, затем достает из сумочки блеск и наносит его мне на губы.

— Увидимся позже, дорогая.

Брэндон смотрит, как мама уходит, затем ведет нас за угол туда, где все члены моей семьи стоят по обе стороны от прохода, обитого черным бархатом. И вот, в конце прохода, мой муж стоит рядом с моим братом Максом, которому в какой-то момент было предрешено жениться на одной из моих сестер. Я смеюсь, потому что даже не могу вспомнить на какой именно.

— Ты готова? — спрашивает Брэндон.

— Если бы могла, я бы побежала к нему прямо сейчас, — шепчу в ответ и смотрю на мужа.

Как только дохожу до конца прохода, Брэндон вкладывает мою руку в руку Истона, а я наклоняюсь и прикасаюсь губами к губам Иса. Семья смеется, но мне все равно.

— Я люблю тебя, мальчик-хоккеист.

— Пока мы не состаримся и не поседеем, принцесса.

Двадцать минут спустя муж обнимает меня, пока мы смотрим, как опускается мяч, и кричим вместе обратный отсчет.

Десять.

Девять.

Восемь.

Семь.

Шесть.

Пять.

Четыре.

Три.

Два.

Один.

— С Новым годом, — шепчу, когда Истон берет мое лицо в руки и прижимается к моим губам.

— Я говорила всем вам, что они будут целоваться, когда мяч спустится в полночь, — восклицает Эверли прямо перед тем, как Мэддокс обнимает ее за спину, драматично отпускает, а затем серьезно целует в губы.

Вся компания друзей смотрит, как он отстраняется от нее и вытирает рот.

— С Новым годом, сумасшедший, — вроде как задыхается Эви, а Мэддокс ухмыляется.

— Ничего не произошло, отродье дьявола, — он поворачивается к Грейси, и она отталкивает его назад.

— Без шансов, сумасшедший.

Фейерверк взрывается над головой, и Истон тычет носом в мое ухо.

— Как насчет того, чтобы пойти домой и устроить собственный фейерверк?

— Да, пожалуйста, — кладу голову ему на грудь и обнимаю за талию. — Могу я рассказать тебе секрет, мальчик-хоккеист?

— Что угодно, принцесса.

— Ты был моим желанием на день рождения.

Эпилог

Истон

Вхожу в квартиру, чертовски гордясь собой.

Нелегко найти подарок для женщины, которая могла бы купить небольшой остров, если бы очень этого захотела. Не говоря уже о том, что моя жена не любит подарки и не самая большая любительница сладостей. Но она любит кексы.

Спасибо, Амелия.

Я зашел в «Сладкое Искушение» и взял дюжину кексов ко Дню святого Валентина, розовых и красных, с посыпкой и сердечками, затем взял красивую бутылку любимого шампанского Линди и заказал несколько пар ее любимых мягких пушистых носков.

Пейс сказал, что это был самый дерьмовый подарок ко Дню святого Валентина, о котором он когда-либо слышал, после того как спросил, учусь ли я снова в старшей школе, а затем сообщил, что украшения или нижнее белье — единственный выход.

Я указал на то, насколько он на самом деле одинок, и спросил, как давно у него была девушка на День святого Валентина. Когда он не смог вспомнить, я решил, что выиграл спор, и приступил к реализации своего плана.

Однако в мои планы не входило, что моя жена будет истерически плакать на диване.

— Принцесса… — захлопываю дверь, быстро пересекаю комнату и присаживаюсь перед ней на корточки. — В чем дело?

— Ты. Ты во всем виноват, — она бросает салфетку на стол, где лежит куча других скомканных салфеток, — Нужно всегда быть лучшим во всем. Во всем, — рыдает она. — Хотя бы один раз, ты мог быть посредственным?

— Детка, мне нужно, чтобы ты помогла мне и объяснила, что пытаешься сказать, потому что я не понимаю, — кладу ее подарки на стол рядом с салфетками. — Хочешь кексик?

Она смотрит на розовую коробку «Сладкое Искушение» и кивает.

Затем смотрит на шоколадный торт с розовой глазурью из сливочного крема, как будто он ее предал, и причитает:

— Моя задница станет такой толстой.

— Это один кекс, детка. От этого твоя задница не станет толстой, — блять. Что, черт возьми, случилось с моей нормальной, здравомыслящей женой, и когда я смогу вернуть ее?

Она отрывает верхушку кекса, переворачивает его вверх дном и размазывает по нижней половине. Затем я смотрю, как она съедает все за два укуса. Проклятье.

— Моя грудь тоже вырастет. Думаю, это положительный момент. Но клянусь Богом, Истон…. — она сдается на середине своей напыщенной речи и хватает еще один кекс.

— Мэдлин, я не уверен, стоит ли бояться или мне следует просто убрать сахар. Хочешь помочь разобраться?

Бурно-голубые глаза Линди встречаются с моими.