— Мистер Хейс?

— Да, — тело напрягается, готовясь к худшему.

— Я доктор Мидори, ваш хирург-ортопед. У вас перелом дистального отдела лучевой кости правого предплечья, скорее всего, из-за фиксации во время несчастного случая. Мы вправили его. Две недели вы будете в шине, пока сойдет отек, затем еще четыре недели в гипсе. Как только гипс будет снят, вы сможете работать с физиотерапевтом вашей команды, чтобы вернуться на лед. Это должно занять еще четыре-шесть недель. В общем, вам осталось примерно три месяца, прежде чем снова выйдете на лед.

— Док, мне плевать на свою руку. Мне нужно добраться до жены, — говорю ему, готовый выползти из этой комнаты, если придется.

Медсестра Хелен возвращается в комнату с медицинским халатом и инвалидной коляской.

— Хелен, ты знаешь, где мисс Кингстон? — спрашивает ее врач.

— Хейс, — шепчу я. — Теперь она миссис Хейс. На прошлой неделе она сменила имя.

Доктор Мидори кивает.

— Вы знаете, где миссис Хейс?

— Я знаю. Если вы все предоставите мне и мистеру Хейсу комнату, я помогу ему переодеться и отвезу в хирургический зал.

Беккет прочищает горло.

— Ничего, если я вместо вас помогу ему?

— Все в порядке, но не позволяйте ему упасть. Я буду прямо за этой дверью, — Хелен выходит, а доктор Мидори смотрит на меня.

— Вы же не выйдете из больницы, верно? Мы хотели бы наблюдать вас всю ночь.

— Если можете делать это, находясь у постели моей жены, то дерзайте. Но клянусь Богом, док. Если не уйдете с моей дороги и не дадите добраться до жены, я пройду через вас, — предупреждаю его.

— Мы позаботимся о том, чтобы он никуда не ушел, доктор, — говорит ему Джул. — Спасибо вам огромное за заботу о нем.

Доктор выходит из комнаты, и я жду, пока Джул тоже уйдет.

— Без шансов, Истон Хейс. Я не выпущу тебя из поля зрения. Я буду сидеть прямо здесь и пристально смотреть на эту стену, пока ты переоденешься.

— Не злись на нее, — говорит мне Беккет. — То, что ты чувствуешь по поводу Линди, то же самое чувствовали Джул и Кензи всю ночь, пока ждали чтобы ты очнулся. Пусть она останется, если это сделает ее счастливой, Ис.

Я киваю и выпрямляю ноги, чтобы Бекс мог натянуть мне штаны, потому что, если наклонюсь, чтобы сделать это самостоятельно, упаду, черт возьми. У меня кружится голова от наркотиков, наркоза или несчастного случая. Что-то из этого. Это может быть любое из них.

Он помогает мне надеть рубашку, затем Джул зовет Хелен с инвалидной коляской.

— Я действительно не должна выпускать вас из поля зрения, мистер Хейс.

— Ты знаешь, где я буду, Хелен.

Она передвигается за инвалидной коляской.

— Знаю. И я собираюсь отвезти вас туда.

В больнице тихо, в большинстве палат выключен свет. Но как только мы добираемся до хирургического отделения, времени уже не видно. Невозможно сказать, что сейчас середина ночи. Хелен отвозит меня в отдельную комнату к Кингстонам, и Кензи бежит ко мне.

Бекс останавливает ее, прежде чем она успевает броситься на меня.

— Не надо, Кензи. Не обнимай его. Дайте ему минуту. Он весь в синяках и у него сломана рука.

— Я в порядке. Как Линди?

Затем ко мне подходит Джейс.

— Она все еще в операционной. Они должны прийти сюда и сообщить, как только обнаружат источник кровотечения, но мы пока ничего не слышали.

Я осторожно встаю, и Джейс протягивает мне руку, чтобы я мог за нее схватиться, пока медленно иду туда, где сидят Эшлин и Брэндон в окружении Кингстонов. Скарлет поднимается с сиденья рядом с ними и касается моего плеча.

— Я рада, что с тобой все в порядке, Истон.

Я осторожно присаживаюсь на корточки перед Эшлин, и она берет меня за руку.

— Мне очень жаль, — говорю я, и слезы наполняют глаза. — Я не мог это остановить. Это моя вина. Я не смог ее спасти.

— Истон, — рыдает Эшлин. — На углу улицы стоял офицер. Он все это видел. Ты не мог контролировать то, что произошло. Аварию устроили папарацци. У мужчины на мотоцикле был с собой длиннофокусный фотоаппарат. Он умер из-за глупой фотографии, — ее голос дрожит. — А Мэдлин… — она замолкает, и Брэндон притягивает ее к себе.

— Истон, — Бекет подходит ко мне и помогает сесть в кресло рядом с Эшлин. — Тебе нужно относиться к этому спокойно. Они скоро выйдут и расскажут нам, что происходит.

Скоро не наступало еще три часа.

И пока это не произошло, мы слышали, как в комнате упала булавка.

В комнату входят мужчина и женщина, оба в темно-синих халатах и хирургических шапочках.

— Мистер Хейс? — зовет женщина, и Джульетта указывает в мою сторону.

— Я ее муж, — говорю, чувствуя, как Эшлин берет мою здоровую руку в свою. — А это ее мать.

— С вами все в порядке, мистер Хейс? — спрашивает женщина, и комната кружится вокруг меня.

— Я в порядке. Расскажите, что с моей жене.

Хирург-мужчина отвечает:

— Ваша жена боец. Ремень безопасности спас ей жизнь, но также стал причиной разрыва селезенки. Обнаружив кровотечение, мы сделали все возможное, чтобы спасти селезенку, но не смогли. Сейчас операция закончена, и она восстанавливается.

— О чем вы говорите? — спрашиваю, желая убедиться, что понимаю его.

— Мы удалили селезенку вашей жене. Мэдлин придется остаться здесь на несколько дней, чтобы мы могли следить за ее выздоровлением, и ей нельзя перенапрягаться, пока выздоравливает в течение следующих четырех-шести недель. Она счастливица. Могло быть гораздо хуже.

— Могу я ее увидеть? — спрашиваю, игнорируя всех вокруг.

— Обычно я бы посоветовал подождать, пока ее не приведут в комнату, но вы выглядите не очень хорошо, мистер Хейс. Как насчет того, чтобы мы отвезли вас к жене, и осмотрели?

— Позаботьтесь о моей жене, и со мной все будет в порядке, док. Просто убедитесь, что с ней все в порядке.

Беккет помогает мне вернуться в инвалидное кресло, и Эшлин зовет меня.

Я останавливаюсь и смотрю на нее.

Я должен чувствовать вину, потому что не предложил ей пойти туда, чтобы увидеться с дочерью, но не могу иначе.

Мне нужна Линди.

Мне нужно чувствовать, как она дышит.

— Позаботься о моем ребенке, Истон.

Я киваю, чувствуя, что уже потерпел неудачу, но ничего не говорю, поскольку доктор подходит сзади и везет в палату Линди.

В комнате холодно и тихо. Гул аппарата — единственный шум.

Доктор подвозит меня к кровати, и я кладу голову ей на руку, когда входит медсестра и осматривает Линди. Потом смотрит на меня, но я качаю головой. Похоже, она собиралась подраться со мной, но передумала и оставила нас в покое.

Я прижимаюсь губами к безвольной руке Линди.

— Мне очень жаль, детка. Мне очень жаль, что я не смог спасти тебя. Пожалуйста, будь в порядке. Я не могу жить без тебя, — опускаю голову и делаю то, чего не делал уже чертовы годы.

Я молюсь.

Линди

Жужжание верхнего освещения — первое, что замечаю, когда просыпаюсь.

Боль — это следующее.

— Линди, — голос мамы вытаскивает меня из тумана, открываю глаза и пытаюсь сосредоточиться.

— Мама, — нахожу ее рядом со своей кроватью, за ней Брэндон.

Я в больничной палате.

Части нечеткой головоломки начинают медленно вставать на свои места, и я вспоминаю несчастный случай.

Помню, как меня привезли в больницу и сказали, что нужно отвезти на операцию.

— Истон? — спрашиваю я, и мама указывает на другую сторону кровати, где голова моего мужа лежит поверх моей руки. Его рука забинтована, а волосы спутаны.

— Он не отходил с тех пор, как вчера вечером тебя вывезли из операционной. Врачи хотели, чтобы Истон вернулся в свою палату, но он отказался. Он последовал за тобой из послеоперационной палаты в эту палату, как только тебя госпитализировали, и с тех пор не двигался.

Мои глаза распахиваются, поднимаю онемевшую руку и провожу по его волосам.

— Мальчик-хоккеист, — шепчу я, горло пересохло и болит.

Он не двигается.

— Я не хочу его будить, — говорю маме и Брэндону.