— Нет, объем тут не причем. Это особая магия и дракон поглотит ее всю, — отозвался Теодерих. — А донор должен умереть.

— Он не дракон, — с нажимом произнесла Мэйв.

— Очень мило, что ты привязалась к чудовищу, — задумчиво произнес отец. — Лучше бы…

— Все другие твои дети меня ненавидят. И тебя — тоже, если ты этого не замечаешь.

Теодерих подскочил, словно только сейчас вспомнил об остальных, которых увели темные маги. Наклонился над вервольфом и убедился, что кровь больше не идет, а тот — не дышит.

— Эгихард! — отец встряхнул меня за плечи. — Ты пришел в себя? Пойдем, надо освободить других.

— Нет, — ответил я.

— Обещаю, я куплю тебе в следующий раз всё, что ты захочешь.

— Нет.

Теодерих нахмурился, потом извлек из саквояжа, какие-то капли, накапал мне в стакан и дал выпить. У меня слегка заумутилось сознание. Захотелось спать. Я увидел, как мать вновь побледнела, но сейчас мне почему-то было все равно.

Теодерих нацепил на меня старую, сшитую из лоскутов кожи и подбитую мехом куртку. Потащил за собой на улицу. Везде было темно. Горный ветер трепал кроны деревьев с почти облетевшей листвой.

— Эгихард, в тебе теперь течет кровь вервольфа. Ты должен учуять, куда ушли остальные. Веди.

Остальное я помнил смутно. Но кажется, когда мы нагнали магов, уведших детей, отец достал крошечный флакончик и брызнул на всех трех магов, прежде чем они поняли опасность. Три мага сгорели, оставив на месте себя скелеты, а Теодерих, освободив детей, направился обратно, таща меня за руку и спрашивая направление. По утро мы, измученные, наконец оказались дома. Мать подогрела вчерашний ужин и разложила всем по тарелкам. Согревшись, я заснул.

После этого воспоминания отпустили меня. Я оглядел отцовский кабинет, не понимая, заснул ли я за чтением дневника или же «провалился» в воспоминание. Глянул на исписанные рукой отца листы и понял, что прочитал всего три страницы.

— Вот проклятье, — произнес я вслух и глянул на часы.

Омега показывала час ночи. Поглядел на дневник, выдохнул сквозь зубы и принялся читать дальше, решив, что все-таки надо мне его добить.

Дальше все было довольно-таки однообразно. Отец, поняв, что его невольный эксперимент с переливанием крови увенчался успехом, осуществил в дальнейшем несколько подобных. Раз в три месяца он полностью сливал кровь, и тут же заливал в меня кровь очередного магического существа. Тогда кровь в колбах не взрывалась. Также в конце каждого такого «обновления» крови, отец расписывал свойства, которые приобретала моя восстановившаяся драконья кровь.

Я прочел это и задумался. Взять, к примеру, ту же кровь оборотня. Отец описывал, что я мог взять след, как делал это Финбарр. Но сейчас я прекрасно осознавал, что такого дара у меня не было. Или же… Может быть, всего-навсего сработала психологическая ловушка и я, не зная о каких-то своих необычных особенностях, даже не догадывался, что что-то умею?

Надо будет прислушаться к себе и попробовать… Всякое. А еще лучше — найти остальные дневники моего «чудесного» отца и узнать, кого он там во мне намешал?

Я был уже на последних страницах, когда передо мной на столе вдруг возник кобольд.

— Черт, Ноткер, тебе-то что не спится? — спросил я.

— Ваша Светлость, простите, не хотел вас отрывать от чтения, но тут такое дело… — кобольд бледный и встревоженный смотрел на меня так, словно боялся мне о чем-то сообщать. — Вам лучше пойти со мной.

— Что стряслось? — я и не подумал вставать с кресла.

— Ваша супруга… Она забралась на самую высокую башню и… Если она свалится, даже мы не соскребем ее от брусчатки.

Я посмотрел на Ноткера так, словно услышал несусветную чушь.

— Маргарете забралась на башню? Поверь, у нее никогда не было суицидальных наклонностей.

— А если вы ошибаетесь? — осторожно возразил кобольд. — К тому же она приказала принести ей тот же виски, который вы пили днем и прилично набралась.

Я, поморщившись, поднялся.

— И как ты узнал, что она там? — поинтересовался я.

— Мне другие кобольды рассказали.

— Понятно. Что ж, пойдем, поглядим. Но, сдается мне, я знаю, чем это всем кончится.

— Чем? — мрачно спросил Ноткер.

— Увидишь.

Мы прошли в другое крыло и поднялись по винтовой лестнице на самый верх. В открытый люк, который выводил на площадку, летел снег. Я выбрался наружу и застыл. Зрелище было прекрасно.

Маргарете в длинной, до самых пят, белоснежной шубе, или даже скорее накидке, в которую можно было завернуть двоих таких, как она, забралась на зубец башни. В одной ее руке была бутылка, в другой пустой стакан. Увидев меня, она пошатнулась, указывая рукой вниз во внутренний двор.

— Вот, Харди, это все из-за тебя!

— Что из-за меня? Что там, снега много насыпало? — я глянул вниз и на моем лице не возникло ни единой эмоции. — Да, однозначно, из-за меня.

— Ты издеваешься надо мной? — страдальческим голосом спросила Маргарете.

— Конечно. Помочь? А то что ты такая нерешительная, — я шагнул к ней, делая вид, что хочу спихнуть ее вниз.

На лице Маргарете отразилось изумление, а потом в глазах сверкнула ярость и, выбросив стакан с бутылкой, она спрыгнула ко мне на площадку. Полы накидки чуть разошлись и я заметил, что она обута в горные ботинки из белой замши, явно чтобы не поскользнуться на мокрых камнях. Отличный спектакль.

— Не дождешься, Харди! — ее кулаки ударили мне в грудь. — Ненавижу тебя!

— Опять? — спросил я, смотря как налипают снежинки на ее золотистые волосы и ресницы зло прищуренных глаз. — Это становится скучно.

Маргарете, явно что-то прикидывая, поджала губы. Потом провела по ним кончиком языка. Ее тонкие пальцы начали расстегивать застежки на меховой накидке, которую она чуть распахнула. Под накидкой другой одежды не оказалось, если не считать ботинок и носков с нашитыми на них серебряными эдельвейсами. Грудь Маргарете среди белого окружения сама была похожа на два плотных идеально слепленных снежных шарика, увенчанных розовыми вишенками.

— Я все понял, Ваша Светлость, — смущенно пискнул где-то позади меня кобольд и спешно ретировался, исчезнув на лестнице.

Маргарете проводила его сердитым взглядом.

— Что он понял?

— То, что я понял давно. Что, Гретке, на экстрим потянуло? — поинтересовался я.

— Почему нет?

— Потому что я уже замерз.

Она шагнула ко мне, прижалась. Я ощутил ее горячее тело даже через ткань костюма.

— Хорошая шубка, — заметил я, притянув Маргарете к себе еще плотнее.

— Замерз? О да, я чувствую, как ты замерз, — захихикала Маргарете, совершенно оттаяв.

Я аккуратно подсадил ее на площадку между зубцов, а сам думал, что мне до отъезда в Пруссию надо переделать еще уйму дел. Завтрашний день обещал быть весьма насыщенным.

Утром, едва я начал завтрак, как в дверь кабинета постучали.

— Ноткер, кто там? — спросил я.

— Госпожа Халевейн и господин Моор, — сообщил появившийся кобольд.

— Вместе? Ну надо же, — произнес я. — Пусть заходят.

В столовую прошли Маделиф и Карлфрид, и я жестом пригласил их присесть. Они увидели, что у меня в тарелке, и чуть удивленно переглянулись.

— Вы время суток не перепутали, Ваша Светлость? — с легкой улыбкой произнес Карлфрид. — Стейк с утра?

— У меня была бессонная ночь, так что это скорее запоздалый второй ужин, — я глянул на Маделиф. — Прочитал дневник отца. Вы точно не находили другие записки Теодериха, госпожа Халевейн?

Волшебница покачала головой. Карлфрид внимательно изучал меня.

— Вам перед поездкой не мешало бы выспаться, Ваша Светлость.

— Дела сами себя не сделают, — заметил я.

— Я надеялась, что мы уже сегодня сможем отправиться в Пруссию, — сказала Маделиф. — Прошу прощения, Ваша Светлость, но могу я узнать, что за важные дела? Цецилия сказала, что в замке всё в порядке.

— Я вам уже говорил, что мне нужно наложить на замок охранные заклинания. Не хочу, чтобы мои родственники, да и те, кто тут работает, подвергались какой-либо опасности, пока меня не будет.