Познакомился Федя и с двумя девочками, которые хотели дружить с мальчишками, их иногда принимали в игру. Наташа мечтала быть пилотом, как Гризодубова или Раскова, Таня хотела где-нибудь сразиться за свободу народов с мировой буржуазией. Феде нравились обе сразу, выбор был труден.

С девочками обсуждали кино «Если завтра война», «Волга-Волга» и особенно «Александр Невский». Федя атаковал дедушку Васю, пересказывал ему эпизоды фильма, и в конце концов тот решил сходить и посмотреть.

– Не думаю, что всё там было так на Чудском озере, это, скорее, не история, а поэма с музыкой, и ещё, конечно же, аллегория, – сказал он Феде.

– Как же так? Это же исторический фильм?

– Ну, не совсем. Фильм-то о подвиге предков, но он ещё напоминает о немецкой опасности, о возможной войне с фашистской Германией.

– Как мы можем воевать с Германией, если у нас нет с ней границы. Вот с Польшей может быть война. Если завтра война, то с поляками или японцами.

В конце июня взрослые обсуждали арест Всеволода Мейерхольда. Краем ухо Федя случайно услыхал обрывок этого разговора. Кто такой Мейерхольд, Федя точно не знал, но фамилию много раз слышал.

– Этого следовало ожидать, пока был жив Станиславский, его не трогали, непонятно, почему они ещё после его смерти тянули с арестом почти год, – пожал плечами дедушка Вася и как-то нервно потянулся за своей трубкой.

– Но почему, почему, он же всегда был на хорошем счету у власти, его Киров любил, ему награды вручали, – волновалась Анна Владимировна.

– И не только Киров, ещё Ягода, Агранов, Карахан и Енукидзе, – добавила Татьяна Ивановна. – А эти люди оказались для него плохой компанией.

– И ещё, конечно, Зина Райх, она не знает краёв совершенно, – Анна Владимировна поморщилась. – Мейерхольдом она командовала. Вульгарная особа. В театре съела молодую Бабанову, хамила всем, примитивная и злая.

Но Зинаиду Райх вскоре убили, как полагали, какие-то бандиты в её собственной квартире, и тут все стали восклицать: «Как же так? Какой ужас!»

Пришла еще новость о подписании договора СССР с Германией. Вот это было удивительно, даже Василий Дмитриевич как-то растерялся и приступил с разговором к заехавшему на дачу Николаю:

– Объясни мне, Коля, у тебя же связи в верхах, о чём они там думают?

– Ну, полагают, что это, конечно, сделано для того, чтобы избежать прямо сейчас войны с Германией, успеть подготовиться на этот случай. Сейчас война СССР с Германией только на руку английский и французским империалистам, так говорят специалисты и думает политическое руководство.

– Ничего не понимаю! Мы же развязываем немцам руки для войны на Востоке. Они уже заполучили Австрию, Чехию и Словакию, теперь очередь Польши, Литвы, а может, и Румынии. У нас появится очень опасный сосед.

– В этом случае вступят в войну Франция и Англия, а Германия извлекла опыт из Первой мировой и воевать на два фронта не станет. Пусть выясняют между собой отношения, а мы будем пока укреплять свою армию, – Николай говорил уверенно, чувствовалось, что он всё давно обдумал.

– А если англичане и французы не вмешаются и сдадут им Польшу?

– Это почти невероятно. Нет, это нереально! Они вступят в войну и пусть воюют без нас. У Германии пока мало танков и самолётов, им французов и англичан не одолеть, а когда они ослабеют, наша армия будет самой сильной в мире. Более того, нам нужно избавиться от постоянной угрозы со стороны воинственной Польши. Самое опасное – это польско-германский союз, именно его и надо избежать. Ведь ещё на Дальнем Востоке есть японцы, и об этом не надо забывать. Нет, наше руководство поступило мудро, я в этом уверен.

– Хорошо, если так, – Василий Дмитриевич с сомнением покачал головой.

Лето пролетело быстро, и тридцатого августа Федя уже был в Москве, а первого сентября отправился в класс. Как-то незаметно в этот день началась Вторая мировая война, но Федя, занятый своими делами и перегруженный новыми впечатлениями, об этом услыхал не сразу, а лишь через пару дней.

В этот день, первого сентября 1939 года, Федя узнал, что две недели тому назад умер дедушка его подружки Лиды Александр Алексеевич Иорданский, историк искусств и теоретик искусствознания, выдающийся специалист по эпохе Возрождения. Именно профессор Иорданский, мировая знаменитость, и был кавалером орденов Почётного легиона и Красного орла, о чём друзьям рассказала Лида, но, кроме того, он ещё имел множество наград и почётных званий. Вопрос об увековечении его памяти даже обсуждало Правительство.

Некогда на прогулке в окрестностях Рима в Тиволи у виллы д’Эсте ещё совсем молодой Александр Алексеевич встретил симпатичную белокурую даму с двумя мальчиками, которая растерянно бродила по парку, пытаясь на ломаном немецком что-то узнать у местных обывателей. Те её не понимали, улыбались или хмурились, иногда пожимали плечами и проходили мимо. По некоторым признакам Иорданский понял, что перед ним соотечественница, и предложил свою помощь. Так купеческая вдова Евдокия Кошелева встретила свою настоящую любовь, которая не осталась без ответа.

Евдокия Карповна мечтала о путешествиях, но пока был жив её весьма престарелый первый муж, купец Кошелев, она ни разу не выезжала из Москвы дальше, чем на дачу в Сокольники. Когда же цирроз печени и нефрит вместе отправили в небесные чертоги её престарелого и много пьющего супруга, она, как законный опекун его наследников, начала заботиться об их развитии и бросилась путешествовать с ними по Европе.

Историк Иорданский стал новым мужем купчихи Кошелевой, и этот брак стал счастьем и для них, и для приёмных чад Александра Алексеевича, погодков Вити и Вовы. Дети от её первого брака пошли в кадеты, потом в юнкера, потом во Второй Ростовский гренадерских полк офицерами. Оба они впоследствии погибли на германском фронте. Осталась у Иорданских единственная дочь Леокадия, «блистающая», названная так отцом за золотые волосы, яркие синие глаза и белизну кожи. Она родилась в Париже в предпоследний год ХIХ века. До 1907 года Леокадия, или, как её называли все, «Лика», путешествовала всюду с родителями, потом пять лет училась в Женеве в пансионе мадам Тюрго, а после, когда началась война – в Москве, в лучшей частной гимназии для девочек, основанной семейством фон Дервиз.

Это было в апреле 1917 года в кабаре «Летучая мышь», в доме Нирензее в Гнездниковском переулке в Москве. До марта вход в такое заведение гимназистам был заказан, но революция сняла все запреты, и в этот день в зале оказались почти рядом за соседними столиками: за одним – Владимир Немирович-Данченко, Иван Москвин, Александр Иорданский с Ликой, а совсем неподалёку от них за другим – Адам Худебник с женой Аней и дочкой Соней. Обе барышни, Соня и Лика, в тот год как раз оканчивали гимназии.

На сцене пели, танцевали, показывали разные номера, смешные пародии, Никита Балиев отпускал шутки, зал аплодировал, закусывал и выпивал.

Немирович, глядя на Лику Иорданскую, вдруг стал возбуждённо говорить, что её место на сцене.

– Разве что в качестве бутафорской статуи, у меня же, к сожалению, нет ни таланта, ни призвания.

– Вот так отбрила так отбрила, как ножом отрезала. Может быть, Вы хотите стать хирургом, – весело блеснуло пенсне, это рассмеялся другой сосед по столику, актёр Москвин.

– О, что Вы, Иван Михайлович, я умру со страха при виде скальпеля и ран.

– Тогда что же? Какие у Вас планы, деточка? – допытывался Москвин.

– Какие могут быть планы в моем возрасте в наши дни. Просто плыть по течению. Как подскажет сама жизнь.

– Совсем ещё молодая, а уже лицемерка, – возмущённо шепнула на ухо Адаму Анна Владимировна.

Лика, конечно же, никак не могла это замечание слышать, но внезапно посмотрела в сторону их столика и улыбнулась самым краешком губ.

– Вижу таких насквозь, светские барышни с паучьей хваткой, – Анна Владимировна отвела взгляд.