– Я испытываю к тебе чувства, Кейфл!

Принц замер, смотря на аментет широко открытыми глазами.

– Привязанность и симпатия, мы уже с этим разобрались.

– Нет! Ни в чём мы не разобрались! Я сказала, что хочу улыбаться при виде тебя, что хочу твоих прикосновений, а ещё я волнуюсь за твою жизнь, хочу тебе счастья… И… я… – Ифе ощутила жар, приливший к щекам, и не смогла договорить.

– И?.. – спросил Кейфл.

– Я хочу тебя.

Принц тяжело вздохнул.

– Ифе, ты не понимаешь, что значат эти слова для смертных. Они… телесны. И разжигают огонь, которого, мне кажется, ты не знала даже до первой смерти.

Девушка сосредоточилась на описании, которое хоть немного подходило под её ощущения.

– Огонь я чувствую. Здесь… – она прижала руку к груди на уровне сердца.

Кейфл мягко улыбнулся, готовый всё-таки объяснить, что фраза «я хочу тебя» должна была разжигать огонь кое-где ещё, но Ифе, повинуясь инстинктам, сама опустила руку ниже, сжимая платье на уровне бёдер.

– И здесь тоже чувствую.

Тогда принц понял, что он погиб.

Безыскусная честность аментет вызывала в нём столько трепета и желания, сколько не смогли бы вызвать даже все наложницы всех гаремов Та-Кемет. От этого сравнения юноше стало противно – он ставил Ифе на слишком высокий пьедестал, и думать о других женщинах было невозможно.

Но ещё более тошно ему стало от собственной лжи про любовь.

– Я думаю, что скоро полюблю тебя, Ифе, – опрометчиво исправился он.

– Ты же сказал, что уже любишь.

– Я влюблён. Но близок к настоящей любви.

– Почему ты солгал?

– Потому что вижу, как на тебя смотрит Каратель.

Ифе отвела взгляд, понимая, что причиной лжи Кейфла могла стать и она. Точнее, её непонимание собственных чувств к богу и хекау.

– И как же он смотрит на меня? – спросила она, искренне желая узнать правду, чтобы хоть в чём-то разобраться.

– Как на женщину, чью душу он не хочет карать. А для Анубиса, я думаю, это равносильно чувствам.

Кейфлу тяжело было произнести вслух мысли, которые его так злили и пугали. Но, уже солгав Ифе несколько раз, он просто не мог снова это сделать. И выбрал честность, которая, вполне возможно, могла сыграть против него.

– А я? – прошептала девушка. – Как я смотрю на него?

– Почти так же, как на меня, – сдержанно ответил принц. – Даже с чуть большим уважением – он ведь всё-таки бог.

В его словах не было насмешки, но зато Ифе слышала боль.

– Прости, – она сжала ладонь Кейфла. – Я обещаю разобраться… в себе… В чувствах. И, если тебе тяжело, то не нужно мне помогать.

Хекау немного горько усмехнулся, нежно поглаживая костяшки её пальцев.

– Ифе, даже если твои… раздумья в конце концов окажутся не в мою пользу, я всё равно тебе помогу. Потому что, какие бы сильные и незнакомые тебе чувства мы ни испытывали, в первую очередь, я хочу считать себя твоим другом.

Благодарность, которую испытала девушка, было сложно описать. Но Кейфл бы не был Кейфлом, если бы не показал ей то, чего жаждал на самом деле.

Он мягко притянул Ифе к себе, касаясь губами уголка её рта. Это было медленное, очень чувственное прикосновение. Таким же был и его шёпот:

– Но я не буду стоять в стороне в любом случае, моя Ифе. В моей картине мира любви желанных женщин принято добиваться. И до тех пор, пока ты не примешь решение, я буду это делать.

Отстранившись, Кейфл потянул её к двери, всё так же крепко и при этом бережно держа за руку.

Всё ещё оставаясь в странном гипнотическом состоянии после его последних слов, Ифе всё же заставила себя приготовиться отсчитывать шаги до виллы Мересанх.

И они вновь шагнули в объятия бури.

Ифе не ошиблась. Ровно триста девяносто семь шагов потребовалось ей и её спутникам, чтобы добраться до виллы Мересанх. Сквозь песок девушка попыталась разглядеть лотосы, созданные ею когда-то, но в иссохшем пруду не было ничего, похожего на цветы.

Когда принц и аментет приблизились к пруду, от дверей в дом раздался яростный голос Анубиса:

– Если так соскучились по Полям Иалу, что решили погулять, то можно вас здесь и оставить!

Не став перекрикивать ветер и препираться, Кейфл просто потянул Ифе в дом.

Оказавшись в знакомой гостиной, Ифе с удивлением поняла, что через открытый балкон песок не попадал внутрь. Казалось, буря сталкивалась с невидимой стеной, окружавшей виллу.

– Атсу! – звонкий голос маа-херу Шани прозвучал одновременно с испуганным писком мальчика лет восьми, который сидел рядом с ней на кушетке.

Невысокий, худой и смуглый ребёнок был одет в опрятную одежду, даже украшенную на вороте какими-то яркими камушками.

Атсу, не говоря ни слова, подошёл к сестре, заключая её в объятия.

– Ты… переоделся? – недоверие в её голосе было почти комичным.

Мужчина только крепче стиснул её в объятиях, пробормотав что-то про божеств.

Шани взглянула через его плечо на Ифе:

– Что боги с ним сделали?

Аментет не нашла, что ответить, зато Кейфл впервые проявил несвойственную ему прямоту.

– А он сам теперь бог!

– Твоё царейшество, я, как бог, наверняка могу и кару на тебя наслать, – пробурчал Атсу, гладя Шани по волосам.

– Научишься это делать, тогда и поговорим, – ухмыльнулся принц.

– Мы здесь не за этим, – коротко сказал Анубис.

При взгляде на него лицо Шани приобрело выражение скорбной решимости.

– Я готова, – сказала она, отступая от Атсу.

– Говори, – кивнул бог.

– Исповедь отрицания?..

Шани неуверенно поправила на плечах калазирис и тяжело сглотнула, готовясь произнести последнюю молитву любой души.

– Её ты уже говорила нашему Царю. Меня же сейчас больше интересует, как вы с другими маа-херу нарушали границы Дуата и мира смертных.

Маа-херу захлопала ресницами и с облегчением выдохнула. И тут в комнате удивительно взросло прозвучал тоненький голос мальчика, про которого ненадолго все забыли:

– Шани, боги пришли не покарать нас. Им нужна наша помощь.

Кейфл, даже после смерти не забывший о вежливости, коротко поклонился ребёнку.

– Меня зовут Кейфл, а тебя?

– Хм… – мальчик как-то по-особенному взглянул на принца и тоже представился: – Я Тéти.

«Тети…» Что-то царапнуло память хекау, но он, занятый иными мыслями, не придал этому значения.

– Я ведь прав? Вы хотите, чтобы мы вам помогли? – продолжил ребёнок.

– Тети, не спеши… – попыталась предостеречь его Шани, но никто из богов не придал значения словам, возможно, слишком дерзкого мальчика.

– Вы здесь одни? – спросил Сет.

Маа-херу коротко кивнула.

– Я добралась сюда незадолго до прихода бури. Оправданная душа Мересанх, что жила в этом доме, велела всем, кто принимал участие в наших… – девушка на секунду задумалась, подбирая определение для их посмертной контрабанды, – …делах собраться здесь. Успел прийти только Тети, а затем началась буря.

– А аментет? – с беспокойством спросила Ифе.

– Они больше не приходят на зов. И с начала бури я, кроме Тети, никого не видела.

Гостиная виллы погрузилась в тишину, которую спустя несколько мгновений нарушил тихий вопрос Амт:

– Что может сделать армия бесчувственных слуг, обладающих бесконечной силой творения?

Ифе сразу поняла, к чему вела богиня.

– Всё. Она может сделать всё, – с дрожью в голосе ответила аментет. – И ей не важно, на чьей стороне быть.

Она внимательно осмотрела Шани и Тети, вспоминая, как раньше прислуживала таким душам. Эта мысль не приносила никакого негодования, недовольства или зависти. Время в роли аментет было малой, но важной частью той жизни, о которой Ифе помнила. «Тогда меня не интересовали никакие вопросы. Только исполнение просьб. Если Селкет пленила аментет, сможет ли она убедить их действовать в своих целях?..»