Его дыхание – мягкое дуновение.

– Что, «пожалуйста»?

– Не… убивай меня.

Наступает долгое молчание, и я уверена, что он не собирается прислушиваться к моим мольбам. В конце концов, я слишком много видела. Зачем ему оставлять меня в живых?

Он меня не знает. Я ему безразлична.

Для него я именно та, кем русский мужик обозвал их мать. Никчемный кусок дерьма.

Но затем он слегка отпускает меня, и пистолет отходит от моего виска. Я испускаю тихий вздох облегчения, а затем задыхаюсь, когда прохладный металл ствола касается моей груди, проводя по каплям крови, которые русский оставил на моей блузке.

Может, он хочет выстрелить мне в сердце? Так я умру быстрее?

– Открой глаза.

Его голос низкий и грубый, и я подчиняюсь приказу, не задумываясь, будто на инстинкте. Мои веки распахиваются, и я смотрю в его грозные серые глаза, дыша так тяжело, что чувствую, как пистолет с каждым вдохом все глубже вонзается мне в грудь.

Все мое тело напрягается, готовое к моменту выстрела, но вместо того, чтобы нажать на спусковой крючок, он опускает пистолет еще ниже. Гладкий металл скользит по моему животу и верхней части бедра, и я задыхаюсь на следующем вдохе, когда он сдвигает его в сторону, так что пушка оказывается у меня между ног.

– Что ты…

Вопрос обрывается писком, когда он проводит стволом пистолета по моему клитору. Сердце рвется наружу, точно птичка в клетке, а кожу покалывает, словно в меня вот‐вот ударит молния.

– Я не собираюсь тебя убивать, – бормочет мужчина по имени Мэлис своим грубым голосом. – Не волнуйся.

Однако я волнуюсь.

Я чертовски волнуюсь, ведь он держит пистолет у меня между ног и водит круговыми движениями по моему клитору.

Я волнуюсь, потому что… становлюсь мокрой.

Ничто в этих действиях не должно меня заводить. Это извращение, это неправильно. Но когда он отводит дуло пистолета от клитора, я обнаруживаю, что двигаю бедрами, стремясь прикоснуться к твердому, гладкому металлу.

Мэлис никак не реагирует на это, но и не останавливается. Он дает мне то, о чем я безмолвно прошу: просовывает ствол пистолета между моих складочек, а затем снова трется им о клитор, размазывая влагу по коже.

Я все еще дрожу, как в тот момент, когда он впервые приставил пистолет к моему виску, но теперь, похоже, по совсем другой причине.

– Пожалуйста, – шепчу я, но сама не знаю, о чем прошу. Я хочу, чтобы он остановился? Или продолжил? Хочу, чтобы он пощадил меня или уничтожил?

– Не волнуйся, – бормочет он, и его голос скрипит как гравий. – Я знаю, что тебе нужно.

Он медленно вдавливает пистолет в меня, все глубже и глубже. Сначала это причиняет боль, потому что раньше у меня там ничего не было, кроме пальцев, а пистолет вообще не должен там находиться.

Но Мэлис не останавливается. Он продолжает давить, пока не наталкивается на сопротивление моей девственной плевы. На его смуглом красивом лице появляется ухмылка, и я резко выдыхаю, когда он вонзает ствол в последний раз, разрывая мою девственную плеву и тем самым лишая меня девственности.

Я прижимаюсь к стене, чувствуя сильную боль. Я мокрая, но пистолет большой и странной формы, он упирается в мои стенки и усиливает болезненное ощущение внутри меня. Однако чем дольше Мэлис продолжает трахать меня стволом, тем приятнее это ощущается. Я перестаю вздрагивать и начинаю тихо постанывать, между ног нарастает жар.

Он продолжает двигать рукой, погружая ствол так глубоко, как только может, и в конце концов я не могу сдержать стонов, срывающихся с моих губ. Бедра двигаются навстречу каждому его толчку, внутри собирается сладостное напряжение. Я так близка к оргазму, так близка к тому, чтобы кончить, балансируя на острие адреналина и эйфории, желания и ужаса.

Затем, как только мои ноги начинают дрожать, Мэлис достает пистолет, оставляя меня опустошенной.

Ствол пистолета покрыт моим возбуждением, испачкан маленькими струйками крови из того места, где он порвал мою девственную плеву, и Мэлис смотрит прямо на меня, проводя по нему языком.

Мой рот открывается от отвращения и странного, тошнотворного возбуждения, бурлящего в животе. Это неправильно. Это очень, очень, очень неправильно. Но почему хищный блеск в его глазах и то, как по-звериному он облизывает пистолет, заставляют какую-то часть меня чувствовать влечение к нему?

Его зрачки расширяются, когда он наблюдает за моей реакцией, и черный, как смоль, цвет зрачков перекрывает серый. Двое других парней все это время стояли позади него, а теперь подходят ближе, их взгляды так же прикованы ко мне, как и его.

Они окружают меня, загоняя в угол, двигаясь как единое целое, и мне некуда деваться. Я застряла между ними и неподатливой штукатуркой стены. Сердце бешено колотится, а грудь вздымается, пока я пытаюсь вспомнить, как дышать.

Тот, которого зовут Рэнсом, склоняет голову набок, его яркие сине-зеленые глаза, кажется, видят меня насквозь.

– Теперь ты намертво связана с нами, пташка, – бормочет он странно нежным тоном. – Ты должна держать рот на замке.

– Я буду, – обещаю я, затаив дыхание. – Клянусь. Я ничего не скажу. Пожалуйста.

Мэлис хватает меня за подбородок и сокращает оставшееся расстояние между нами. Его темные глаза изучают мое лицо, словно он ищет хоть какие-то признаки того, что я лгу или что-то скрываю. Он так близко, что наши носы почти соприкасаются, его мускулистое тело нависает надо мной.

– Если ты не сдержишь свое слово, мы узнаем. И мы тебя уничтожим, – говорит он, проводя большим пальцем по линии моего подбородка. – Ты хочешь, чтобы тебя уничтожили?

Я задыхаюсь, подскакивая на кровати, сердце так сильно бьется в груди, что я слышу, как кровь стучит в ушах, перекрывая звук прерывистого дыхания.

Я вся в поту, волосы растрепались. Простыни обернуты вокруг меня, скручены так, что я чувствую себя в ловушке. Адреналин разливается по венам, и мне приходится заставлять себя дышать глубоко и ровно, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце.

– Это был просто сон, – бормочу я, качая головой и прижимая ладони к вискам. – Просто сон, Уиллоу. Просто сон.

Наконец напряжение в плечах и груди начинает немного спадать, и я бросаю взгляд на часы. Я проснулась раньше, чем обычно, но ненамного. Хорошо, что этот сон не разбудил меня посреди ночи, ведь сейчас я бы ни за что не смогла снова заснуть.

После еще нескольких минут попыток собраться с силами я встаю и тащу свою измученную задницу в душ. На этот раз на мне не кровь и грязь, но мне нужно смыть с себя пот. К тому же я все еще не чувствую себя по-настоящему чистой после вчерашнего.

Я включаю душ чуть холоднее, чем обычно, пытаясь стряхнуть с себя остатки этого… кошмара и привести в порядок мысли.

После всего, что произошло, кажется странным заниматься чем-то обыденным, но после душа я заставляю себя насыпать в миску хлопьев. Каждый кусочек у меня во рту на вкус как опилки, но я должна поесть.

Кроме того, молоко почти испортилось, и мне нужно его допить, пока оно не скисло окончательно.

Подобные мысли все еще здесь, на задворках моего сознания, но поверх них, сияя точно неоновая вывеска, накладывается картинка – прошлой ночью я наблюдала, как умирает человек.

– Перестань думать об этом, Уиллоу, – бормочу я себе под нос. – Просто вставай и иди в колледж.

Сумка там, где я оставила ее вчера, до того, как все покатилось к чертям, – и я хватаю ее, быстро выбегая из квартиры, чтобы успеть на автобус до кампуса. Я езжу этим маршрутом каждый день, но сейчас чувствую себя дико отстраненной. Вообще от всего. У меня сводит желудок, и я рада, что не съела ничего, кроме хлопьев.

Кожу бросает то в жар, то в холод, а затем снова в жар, волны беспокойства заставляют меня чувствовать, будто у меня температура или что-то в этом роде.