– Тише! Еще одно. Я буду находиться в расположении второй армии вместе со своим адъютантом. Приказания, которые он будет передавать вам, исполнять, как будто вы их слышите от меня!
– А кто адъютант? – спросил чей-то голос.
– Немечек.
Некоторые переглянулись. Члены «Общества замазки» стали подталкивать друг друга. Послышались восклицания:
– Скажи ему!
– Сам скажи!
– Почему это вдруг я? Скажи ты! Бока с удивлением поглядел на них:
– Что, у вас какие-нибудь возражения?
– Так точно, – отважился Лесик.
– Какие же?
– На собрании «Общества замазки» – ну, вот, недавно… когда…
Бока потерял терпение.
– Довольно! Замолчи! – прикрикнул он на Лесика. – Надоели мне ваши глупости. Немечек – мой адъютант, и точка. Кто посмеет перечить, тех будет судить военный трибунал.
Это было, пожалуй, уж слишком сурово сказано; но все понимали, что время военное, иначе нельзя. Пришлось примириться с тем, что Немечек будет адъютантом. Руководители «Общества замазки» глухо роптали, находя это назначение оскорбительным для общества. Они чувствовали себя униженными тем, что столь важная на войне роль поручена человеку, которого общее собрание заклеймило как предателя, с маленькой буквы вписав его имя в черную книгу общества. Знать бы, что так получится…
Бока вынул из кармана список и прочитал, кто в какой форт назначается. Командиры батальонов выбрали себе по два человека. Все это было проделано с величайшей серьезностью; взволнованные мальчики хранили полное молчание. После этой процедуры Бока отдал приказ:
– По местам! Проведем военное ученье. Все быстро разбежались по своим местам.
– Ждать следующего приказа! – крикнул вдогонку Бока.
Сам он остался посреди пустыря вместе с адъютантом Немечеком. Бедный адъютант все время кашлял.
– Эрне, – мягко сказал ему Бока, – завяжи себе горло. Ты здорово простыл.
Немечек ответил другу благодарным взглядом и повиновался ему, как старшему брату: плотно, до ушей закутал шею большим вязаным шарфом.
Бока подождал, пока он кончит, потом сказал:
– А теперь передай мой приказ форту номер два. Слушай внимательно…
Но тут Немечек совершил такой поступок, на который раньше никогда не отваживался: прервал командира.
– Извини, – промолвил он, – но я хотел тебе кое-что сказать.
– Что такое? – нахмурился Бока.
– Тут вот члены «Общества замазки»…
– Слушай, – с нетерпением перебил его президент, – неужели и ты принимаешь всерьез всю эту ерунду?
– Да, принимаю, раз они тоже принимают, – отвечал Немечек. – Я знаю, что они дураки, и мне наплевать, что они там обо мне думают. Но я вовсе не хочу, чтобы и ты тоже… тоже… меня… презирал…
– Я тебя презирал? С какой стати?
Голосок, в котором стояли слезы, отозвался из-за красной бахромы:
– Потому что они сказали, что я… что я предатель…
– Предатель? Ты?
– Да. Я.
– Ну, это действительно интересно.
И Немечек, запинаясь, сдавленным голосом поведал Боке обо всех происшествиях вчерашнего дня. О том, как пришлось ему спешить, когда члены «Общества замазки» давали тайную клятву. Как они, воспользовавшись этим, тотчас объявили, будто он убежал, побоявшись вступить в тайное общество, и поэтому – бесчестный предатель. О том, что произошло это, собственно говоря, потому, что лейтенанты, старшие лейтенанты и капитаны дуются на президента, который, мол, с ними водиться не хочет, а простого рядового посвящает во все государственные тайны. И, наконец, что его, Немечека, имя с маленькой буквы вписано в черную книгу.
Терпеливо выслушав все это, Бока задумался. Больно было ему сознавать, что некоторые его товарищи так к нему относятся. Бока был мальчик неглупый, но он и не подозревал еще, что другие люди – совсем не такие, как мы, в чем каждый раз убеждаешься ценой мучительных разочарований.
– Ладно, Эрне, – сказал он наконец, ласково посмотрев на белокурого мальчугана, – ты только знай делай свое дело, а на них не обращай внимания. Пока, до войны, я ни о чем не хочу с ними говорить. Но как только война кончится, я им задам жару! А сейчас скачи к фортам номер один и два и передай гарнизону приказ немедленно перебраться в форты номер четыре и пять. Хочу посмотреть, сколько понадобится времени для такой переброски.
Рядовой Немечек встал «смирно», четко откозырял и, как ни грустно ему было, что восстановление его доброго имени из-за войны откладывается, подавил огорчение и по-военному отчеканил:
– Есть, господин президент!
И галопом поскакал исполнять приказание. Пыль взвилась за адъютантом, и он вскоре скрылся в штабелях, на верху которых, высовываясь из фортов, виднелись лохматые детские головы. Лица с широко открытыми глазами выражали волнение, которое, по описаниям храбрых военных корреспондентов, хорошо знающих человеческую натуру, охватывает перед боем даже настоящих солдат.
Бока остался один посреди пустыря. Сюда, на этот отгороженный участок земли, доносился грохот экипажей; но Бока чувствовал себя так, словно находился не в центре большого города, а где-то далеко-далеко, в чужой стране, на огромной равнине, посреди которой завтра в кровопролитной битве решатся судьбы народов. Не слышно было ничьих голосов; мальчики спокойно стояли на своих местах, ожидая приказаний. И Бока понимал, что все теперь зависит от него. От него зависит, смогут ли его товарищи и дальше весело коротать здесь свой досуг за лаптой и всякими играми и забавами. Он отвечает за благополучие, за будущее их маленького сообщества. И Бока почувствовал гордость при мысли, что взял на себя такую прекрасную задачу.
«Да, – подумал он, – я сумею вас защитить!»
Он окинул взглядом дорогой его сердцу пустырь. Потом посмотрел на штабеля, из-за которых с любопытством выглядывала стройная железная труба лесопильни, весело попыхивавшая белыми клубочками пара, – так весело и безмятежно, будто нынешний день ровно ничем не отличался от предыдущих; будто все, решительно все не было сейчас брошено на чашу весов…
Да, в эти минуты Бока испытывал чувство, которое охватывает полководца накануне решительного сражения. Ему вспомнился великий Наполеон… Потом он перенесся мыслями в будущее. Как-то оно сложится? Что ждет его впереди? И кем он будет? Солдатом, настоящим воином, который поведет по далекому бранному полю настоящие, одетые в шинели, полки – уже не за этот клочок пустующей земли, а за те родные просторы, что зовутся отечеством?… Или суждено ему стать врачом, изо дня в день ведущим бесстрашную, упорную и великую борьбу с полчищами болезней?…
Пока он размышлял таким образом, тихо опустились весенние сумерки. Бока глубоко вздохнул и пошел к штабелям – произвести смотр личному составу фортов.
Дозорные на верху штабелей увидели, что командир направляется к ним. В фортах началось движение. Уложив песочные бомбы рядами, гарнизон выстроился по команде «смирно».
Но главнокомандующий вдруг остановился на полдороге и обернулся, словно прислушиваясь. Потом быстро пошел к забору.
В калитку кто-то стучался. Бока, отодвинув засов, отворил и в изумлении отшатнулся. Перед ним стоял Гереб.
– Это ты? – смущенно промолвил Гереб.
От неожиданности Бока не нашелся, что ответить. Гереб медленно вошел и запер за собой калитку. Бока все не мог понять, чего он хочет. Во всяком случае, на этот раз Гереб казался далеко не таким веселым и спокойным, как всегда. Сумрачный, бледный, теребил он свой воротничок, и было видно, что ему нужно что-то сказать, но он не знает, как начать, Несколько мгновений оба, не говоря ни слова, в растерянности стояли друг против друга. Наконец Гереб нарушил молчание:
– Я пришел… поговорить с тобой.
Тогда и к Боке вернулся дар речи. Просто и серьезно он ответил:
– Нам не о чем с тобой говорить. Самое лучшее, если ты уйдешь, откуда пришел.
Но Гереб не внял этому совету.
– Слушай, Бока, – сказал он, – я ведь знаю, что ты обо всем догадался. И что все вы знаете о моем переходе к краснорубашечникам. Но теперь я пришел сюда не как шпион, а как друг.
