— Вторая рота? Они на учениях... Вернутся не раньше чем через два дня...— ответил унтер-офицер с сильным местным акцентом.
— Вот как... Куда же они пошли?
— Сегодня они ночуют на горе Мотимунэ. А оттуда, наверное, пойдут по направлению к Якицу и Фудзиэ.
Кунио поклонился и вышел из караулки. Он представил себе Тайскэ, всегда ненавидевшего военную службу, солдатом второго разряда, с желтой звездочкой на фуражке, и ему стало жаль брата и в то же время немного смешно. Наверное, Тайскэ, как и всякого другого солдата, бьют по щекам подошвами туфель, которые командиры носят в казарме, бьют до того, что все лицо распухает; не в силах выдержать муки голода, он
украдкой подбирает остатки с унтер-офицерских тарелок... Сейчас оп ползает где-то по лесам и болотам... «Нет, мой путь гораздо более правильный»,— подумал Кунио. Ведь как только его призовут, он тотчас же получит звание лейтенанта воздушного флота...
Дождавшись поезда на Токио, он снова уселся в вагон. На этот раз он ехал один. Склоны Фудзи, одетые тучами, заволакивались вечерней мглой. В вагоне уже зажегся свет, а вершина Фудзи все еще сияла в последних лучах заката; там уже выпал глубокий снег.
«По возвращении нужно сразу же решить вопрос о помолвке с Юмико»,— думал Кунио. Гнев на отца не затихал в его сердце. Сегодня утром его друзья осуждали отца; Кунио казалось, будто их устами говорит весь народ. Никогда, думалось Кунио, он с такой ясностью не понимал, какая глубокая пропасть разделяет его с отцом. Да, оп выступает против отца, но, его поддерживают и этом друзья. Само время на его стороне. Эта мысль придавала Кунио мужество. Сочувствие друзей казалось ему более падежной опорой в жизни, чем поддержка отца. Сознание близости с товарищами успокаивало. Эту близость нужно было сохранить во что бы то ни стало. Сейчас его друзья осуждают отца; кто знает, скоро они, возможно, осудят и его тоже... Кунио боялся этого. Он хотел показать товарищам, что весь безраздельно принадлежит им, что он их друг, их верный единомышленник. Оп готов был верить, что отец является преградой между ним и товарищами, и все больше негодовал на отца.
Правительство заявляло, что неустанно стремится к мирному урегулированию японо-американских отношений. Тем не менее иностранцы один за другим спешили покинуть Японию через порты Кобэ и Иокогаму. В то же время японцы, проживавшие в Сингапуре, в Маниле, в самой Америке, до отказа .заполнив пароходы, с каждым рейсом возвращались в Японию. По мере того как осень подвигалась к зиме, все яснее вырисовывался облик надвигающейся катастрофы.
Первого ноября было опубликовано решение кабинета министров о новом налоге размером в шестьсот тридцать миллиардов иен. Тяжелое бремя войны, возложенное на плечи японского народа, постепенно становилось все ощутимее.
Утром пятого ноября посол Курусу вылетел на самолете в Америку. С его поездкой были связаны последние надежды на мирный исход переговоров. Но Сэцуо Киёхара оценивал обстановку пессимистически.
— Поздно. Сам Курусу тоже, по всем данным, не верит больше в успех этих переговоров. И к тому же — как бы это сказать получше? — одним словом, когда события зашли так далеко, никакими конференциями делу уже не поможешь...
Кризис приближался все нарастающим темпом. Речь Рузвельта, речь Тодзё, статьи в газетах, призывы Общества содействия трону, радиопередачи, организуемые высшим военным командованием,— все толкало страну к роковой развязке.
С тех пор как после японского вторжения в Маньчжурию туда была послана международная комиссия Литтона, которая обследовала положение на месте и пространно доложила Лиге Наций о преступлениях, совершаемых Японией в оккупированной стране, с тех самых пор как посол Мацуока, полномочный представитель Японии в Лиге Наций, бросил в лицо всей Ассамблее заявление о выходе Японии из Лиги Наций, власти неустанно внушали народу идею о «благородной и добровольной изоляции», а военщина усиленно призывала к расправе с Англией и Америкой. В течение четырех лет войны с Китаем эта пропаганда еще более усилилась.
Военному руководству удалось добиться значительных результатов в перевоспитании умов. Теперь весь народ был убежден, что война с Америкой необходима, в противном случае «китайский инцидент» так и не удастся привести к победоносному окончанию. Министр Иностранных дел в своих речах, начальник информбюро, военный министр в своих выступлениях по радио — все твердили об этом.
Главную роль в готовящемся спектакле взял на себя Хидэки Тодзё. Декорации были готовы, занавес над великой трагедией — или, быть может, трагикомедией? — вот-вот должен был взвиться. Тодзё опьянялся этим грандиозным спектаклем, в котором ему предстояло выполнить заглавную роль. И народ тоже, за немногими исключениями, был во власти иллюзий. Да и чего было опасаться? Флот возглавлял умудренный боевым опытом талантливый флотоводец Исороку Ямамото, в армии тоже имелись выдающиеся полководцы — генерал Ямасита, недавно вернувшийся в Японию после изучения победоносного военного опыта гитлеровской Германии, генерал Тэраути.
Па острове Тайвань, в порту Тауао, была создана база военно-воздушного флота, уже получившая наименование «Первой Тихоокеанской». Строительство двадцати воздушных баз во Французском Индо-Китае было закончено к исходу октября. С конца октября началось строительство аэродрома на острове Фу-Куок, расположенном вблизи западного побережья Кохинхины. Француза, начальника администрации, попросту выставили с острова под угрозой японских штыков. После этого на острове Фу-Куок немедленно появились строительные батальоны и началось строительство казарм и других сооружений, не прекращавшееся ни днем, .ни ночью. В каких-нибудь пятнадцать дней строительство было закончено. Па этом острове предстояло разместиться частям, которые предназначались для высадки на Малайском полуострове. А уже с середины ноября сюда начали доставлять истребители будущих эскадрилий под командованием Като и Аоки. С базы, расположенной в окрестностях Сайгона, самолеты-штурмовики ежедневно совершали тренировочные полеты в Сингапур и с высоты трех тысяч метров вели аэрофотосъемку военного порта и портовых сооружений.
Одновременно войска тайно перебрасывались к югу, на Тайвань, па Кюсю, па остров Хайнань и в Индо-Китай. Соединения авианосцев, готовые атаковать Перл-Харбор, спешили с укомплектованием самолетами в ожидании условного дня «X», когда по сигналу должны были начаться военные действия.
До полка в Сидзуока тоже докатились отзвуки этих лихорадочных тайных приготовлений, предшествующих началу войны. Сформированная здесь часть под командованием полковника Тауэ имела «славную боевую историю»—опа первая отправилась на китайский материк в августе 1937 года, в самом начале войны с Китаем, и прошла все жестокие бои от Сучжоу-хэ до Нанкина и Сюйчжоу. С тех пор в Сидзуока был сформирован не один полк, и все. они один за другим отправлялись на материк. Много тридцать четвертых сидзуокских полков сражались на фронтах в Китае. И теперь очередной вновь сформированный полк готовился к скорому выступлению в поход. Молодые люди, уроженцы горного края, протянувшегося от подножья Аситака до самой вершины Фудзи, закаленные в холодном высокогорном климате, считались лучшими, отборными солдатами Японии, наряду с выходцами из Кюсю. Уже стало привычным, что при упоминании о трудных боях в списке наиболее отличившихся обязательно встречаются имена солдат из полка Сидзуока.
В конце ноября Иоко получила письмо от мужа.
«Прости, что долго не писал, не было ни минутки свободной. Я здоров, служба проходит, как обычно. В ближайшее время наша часть, очевидно, будет отправлена из Сидзуока. Перед отъездом дадут день для свидания с родными. Я сообщу тебе дополнительно, когда этот день будет окончательно установлен. Долго пробыть вместе нам не удастся, но все же прошу тебя — приезжай».
Пока муж находился в Японии, еще можно было на что-то надеяться. Но если его отправят за границу, протянутые руки жены встретят лишь пустоту... Иоко заранее купила Тайскэ подарки, узнала расписание поездов, приготовила даже дорожный костюм и ждала следующего письма. Но вот уже наступил декабрь, а Тайскэ все не извещал ее о дне свидания. Возможно, их задержали с отправкой... Нервничая, она ждала день за днем, а тем временем в политическом и дипломатическом мирах началось какое-то странное движение. Бирма, Сингапур, Малайя — все страны, казалось, втягивались в зону надвигающейся войны. Ежедневно в газетах появлялись статьи, написанные в откровенном грубо враждебном тоне. И каждое из этих событий было непосредственно связано с судьбой мужа. В конце концов терпение Иоко иссякло: она решила во что бы то ни стало съездить в Сидзуока, даже если ей не удастся повидать мужа.
