Утром двадцать пятого октября на втором аэродроме города Осака, близ предместья Ина, открылся Восьмой авиационный студенческий праздник. В этот день, подхваченные волной стремительно нарастающих событий, молодые люди — участники праздника — находились в центре внимания; с ними носились, словно они и впрямь были самым драгоценным сокровищем родины.' Учебные самолеты-бипланы с оранжевыми крыльями кружили с опасной скоростью в небе, подернутом легкой пеленой облаков. На западе сквозь сиреневую дымку виднелась гора Роккосан, к северу от нее черными силуэтами протянулись вдаль извилины горной цепи.

Крутые виражи, спуск по спирали, полет в строю, специальный полет — первого и второго разрядов, полет стайкой, приземление на заданную площадку, сбрасывание вымпела, техника обращения с мотором... Студенты всех областей Японии, соревнуясь в мастерстве, оспаривали право на премию министра просвещения и командующего военно-воздушным флотом. Впереди их ждали авиационные соединения, ждала близкая война с Америкой. Все они мечтали прославиться на войне. Они даже не пытались критически оценить действия высшего руководства армии, разобраться в политике, проводимой правительством. Покорно подчиняясь уготованной им судьбе, они просто чувствовали себя храбрыми, молодыми, и в этом заключался для них весь смысл жизни. Раз государство ведет войну, значит правильно-и справедливо участвовать в этой войне; раз генералы приказывают, значит правильно и справедливо выполнять их приказ. И даже если это не так — все равно двигаться вместе со всеми по указанному сверху, проторенному большому пути гораздо спокойнее, чем оставаться в одиночестве.

Кунио Асидзава, загорелый, энергичный, в летней фуражке с опущенным под подбородком ремешком, отдыхал в палатке. Вокруг глаз па загорелом лице остались светлые круги от очков-консервов. Выл уже четвертый час, когда в небе с юго-западной стороны внезапно показался пассажирский самолет. По резкому наклону бортового стекла кабины с первого взгляда можно было определить, что это самолет типа «МС». Вскоре от самолета отделился вымпел, украшенный разноцветной тесьмой. Описав кривую, вымпел упал на землю.

Репродуктор на аэродроме заорал: «Вновь назначенный премьер-министр Тодзё, вылетевший сегодня утром с аэродрома Татэгава в Кансай для верноподданнейшего доклада его величеству императору, специально изменил свой маршрут, чтобы поощрить этот авиационный праздник, и сбросил с самолета вымпел со словами приветствия всем участникам соревнований!»

В те дни Тодзё пользовался огромной популярностью. Зрители, окружившие аэродром, разразились восторженными возгласами и махали руками, приветствуя самолет «МС». Эти приветственные крики выражали доверие к Тодзё, готовность вручить ему судьбы Японии. К войне! К войне! Толпа на аэродроме хотела войны. «Разгромим Англию и Америку, агрессоров Восточной Азии!» — кричали они и при этом не задумывались, какой трагедией обернется война для них самих. «К войне! К войне!» Военные, которые в скором времени примут непосредственное участие в войне, и студенты — будущие участники ожесточенных боев были героями этого праздника. Кунио Асидзава тоже находился в числе этих молодых героев.

Самолет «МС» на бреющем полете ушел в южном направлении, над аэродромом начали сгущаться сумерки. Горы черными силуэтами вырисовывались в небе, над равниной повеяло холодом.

Кунио провел эту ночь в общежитии вместе с товарищами, а наутро скорым поездом выехал в Токио. По возвращении нужно было немедленно увидеться с Юмико. Не случилось ли чего-нибудь за время его отсутствия? Кунио не доверял отцу. Он опасался, что отец способен предпринять какие-нибудь решительные шаги, чтобы помешать его планам. На сердце у него было тревожно.

Шесть студентов-летчиков, участвовавших в авиационном празднике от одного колледжа, вместе выехали из Осака. Четверым из них предстояло окончить колледж в декабре и немедленно вступить в авиацию.

Не удивительно, что разговор вертелся исключительно вокруг вопроса о том, будет или нет война с Америкой, и если будет, то с чего и как она начнется и как закончится.

Кое-кто придерживался компромиссной точки зрения, заключавшейся в том, что поскольку Америка не располагает достаточным количеством военных кораблей, чтобы вести боевые действия одновременно на двух океанах, то в конце концов она будет стремиться! любым способом избежать войны. Другие утверждали, что Америка' находится слишком далеко от Японии, чтобы оккупировать Японские острова, Япония же, в свою очередь, не' сможет оккупировать Америку, так как территория последней слитком обширна, и, следовательно, в конечном итоге война неизбежно примет затяжной, хронический характер. Третьи смотрели на вещи оптимистически: японский подводный флот не имеет себе равных по силе, японские подводные лодки могут, не всплывая на поверхность, достигнуть берегов Калифорнии и вернуться обратно; это значит, что на территории противника начнется паника, что и приведет Америку к краху.

Эти задорные, жизнерадостные разговоры напоминали веселое оживление спортсменов-альпинистов накануне подъема в горы. Абсолютно уверенные, что война не может закончиться иначе, чем полной победой, они с наслаждением рисовали себе предстоящие испытания и трудности. Но так же как альпинисты, собираясь штурмовать высоту, набираются решимости в предвидении будущих испытаний, так и у этих юношей при мысли о предстоящих боях невольно возникало в душе чувство какой-то безотчетной тревоги и смутного опасения.

— Если действительно начнется война, весь народ должен по настоящему включиться в борьбу. Но, к несчастью, в современной Японии слишком много эгоистов...— рассуждал студент Мицуо Акаси, по-турецки усевшись на скамье и дымя сигаретой. Поезд шел по равнине Сэкигахара, затянутой дымкой дождя.— Взять хотя бы промышленников. Они делают вид, что сотрудничают в войне, а па самом деле наживаются на этом. Расширяют свои фабрики и заводы не столько ради увеличения производства, сколько ради наживы,— думают воспользоваться моментом, чтобы сделаться миллионерами... Я, как известно, не социалист, но теперешние капиталисты и впрямь ведут себя возмутительно! Пользуются трудностями для усиления собственного влияния. Нет, нужно, чтобы армия взяла предприятия капиталистов под самый жесткий контроль!

— А теперь, друг, не одни капиталисты такие! — поддержал его другой юноша, небольшого роста, с сосредоточенным загорелым лицом и живыми, умными глазами. Его звали Масахару Итано.— Да, Японии еще далеко до такого строя, который обеспечил бы ведение настоящей войны! Возьми торговцев, возьми чиновников—все помышляют только о собственной выгоде.

Даже профессора в университетах ничем от них не отличаются. Вы думаете, вопрос с профессурой удалось уладить арестом двоих человек — Оути и Каваи? Как бы не так! Все эти либералы до сих пор еще держатся на университетских кафедрах.

— Правильно! Что факт, то факт. Большинство профессоров относится к войне совершенно безучастно. «Для науки не существует границ!» — вот их любимая фраза.

— Они, видите ли, считают, что война их не касается, что война — дело военных. А „по правде сказать, они даже о студентах очень мало тревожатся. Думают только, как бы самим прославиться...

— Верно. Но свои речи они всегда подкрепляют «научной» подкладкой, и поэтому все их слова звучат довольно авторитетно. И тут, дружище, приходится признать, что пропаганда, которую ведет правительство, построена, к сожалению, слишком абстрактно и поэтому не дает большого эффекта... Нет, что ни говори, бюрократы действительно ни на что не способны. Ну, много ли пользы расклеивать везде и повсюду лозунги и плакаты? Ведь это же абсолютно ничего не дает! А вот либералы, не в пример властям, очень деятельны. Кироку Хосокава, Татио Морито, Сэцуо Киёхара... Все время пишут, да еще как плодовиты! Журнал «Синхёрон» каждый месяц печатает их статьи; и знаешь, ведь этот журнал пользуется огромной популярностью!

— «Синхёрон»? Еще бы! Это либеральный журнал,— сказал Итано.— Наверное, отец Асидзава в душе тоже придерживается либеральных взглядов. Или, может быть, он печатает такие статьи просто из коммерческих соображений?