— Если мы выполним ваше указание, получится, что на страницах журнала будут помещаться только такие статьи, которые соответствуют замыслам военного руководства,— сказал он.
— Вот и прекрасно.
— Иными словами, вы предлагаете нам работать по указке армии?
Майор Сасаки встрепенулся и злым взглядом уставился на директора. Асидзава, все так же улыбаясь, продолжал:
— В таком случае, не проще ли будет выпускать журнал текущей политики со штампом: «Составлено вторым отделом Информационного управления». Получится как раз такой журнал, какой вам угодно.
-— Что это значит? Вы что, возражаете? —голос майора звучал грубо.
— Нисколько. Я просто хотел бы, чтобы вы, со своей стороны, хоть немного вошли в наше положение.
— Ваше положение, ваше положение! Все вы только и умеете твердить о каком-то особом своем положении... Это уже само по себе вольнодумство. Оттого-то вы и выпускаете из месяца в месяц подобную дрянь! — майор два раза хлопнул ладонью по лежавшему на столе журналу.— Как, собственно, прикажете понимать это ваше пресловутое «положение»? А известно ли вам, какое сейчас время? Весь народ поголовно сотрудничает в войне. Каждый, без исключения, жертвует своими личными интересами. Чье положение сейчас важнее всего? Ну-ка, отвечайте! Положение государства, вот чье! А вы игнорируете интересы государства и думаете только о своей корысти, поэтому у вас и получается не журнал, а черт знает что. С такими журналами мы покончим. Все уничтожим, все до единого! Ясно?
Юхэй Асидзава слушал сыпавшуюся на него брань все с той же неизменной улыбкой. Он умел критически относиться к действительности, и это помогало ему сдерживать гнев. Джентльмен по натуре, он не хотел ронять свое достоинство, затеяв перебранку с майором.
— Простите, я говорил о другом. Когда я просил вас принять во внимание интересы журнала, я имел в виду не материальные соображения. Печатные издания имеют свою специфику. Вы, военные, думаете, что стоит только приказать, и народ пойдет туда, куда велено. Чиновники тоже так рассуждают. Однако в реальной жизни дело обстоит намного сложнее. Сколько ни пропагандировать «поддержку тропа», «осуществление священной миссии», весь парод не может по мановению ока перестроиться в новом направлении.
А все из -за того, что такие журналы, как ваш, распространяют дух вольнодумства и сводят на нет все начинания властей. Ясно? — Майор Сасаки снова хлопнул ладонью по лежавшему на столе журналу.
Директор Асидзава, не отвечая, продолжал:
— Чтобы руководить народом, нужно соблюдать какую-то последовательность. Только тогда, когда идея дойдет до сознания народа, он начинает двигаться в нужном направлении. Мы вовсе не собираемся ставить палки в колеса усилиям правительства или военного руководства. Если война не приведет к победе, это будет очень трагично. Чтобы избежать этого, нужно спокойно, без спешки руководить народом. А вы хотите тащить его за собой на веревке.
— А я заявляю, что это и есть либерализм! — заорал майор.— Знаю я эти рассуждения! Государство не может заниматься подобной прекраснодушной болтовней! Понял? Разве в теперешнее чрезвычайное время можно думать о настроениях каждого отдельного человека? Это тебе не воспитание младенцев в детском саду! Осуществление священной миссии, которым сейчас занято государство, требует от всех безоговорочного подчинения приказу. Каждый должен отбросить всякие личные побуждения и не щадить сил во имя общего блага. И в такое время — сказал тоже! — у-беж-дать народ, что-то ему разъяснять. Ничего не скажешь, хорошую песню запел! В армии любой приказ считается непререкаемым и безоговорочным. Если бы нашелся болван, который в ответ на полученный приказ заявил бы, что не может его уразуметь, разве можно было бы воевать?.. Подобные речи по самому существу своему — вольнодумство. Нет, я этого так не оставлю. Слушай, главный редактор! С директором толковать бесполезно, так я тебя предупреждаю: чтобы каждый месяц к десятому числу редакционный план был у меня на столе. Все рукописи должны быть здесь и пройти просмотр. Понял?
— Так точно, понял,— тихо ответил Кумао Окабэ.— Но только, что пи говорите, господин майор, журнал —-это специфическая штука, для издательской работы все ж таки требуется специальная квалификация и навык...
— Понимаю! — майор кивнул.— Конечно, издавать журналы должны вы,' гражданские люди. А вот направление должно целиком и полностью соответствовать тем указаниям, которые мы вам даем. Без этого я издавать журнал не разрешу. Ясно?
— Так точно.
— Ну, если ясно, то и хорошо. К исполнению приступить немедленно. Мы вовсе не собираемся закрывать такой влиятельный журнал, как «Синхёрон». Надеюсь, что отныне вы будете активно и плодотворно сотрудничать с нами. Все. Можете идти.
Директор Асидзава, повесив легкую трость на левую руку и держа шляпу в правой, ровным шагом вышел из комнаты. На лице его застыла мрачная улыбка отчаяния. Весь авторитет журнала «Синхёрон» был легко и просто растоптан тупостью и детским упрямством какого-то одного армейского майора. И такова судьба не только его журнала. Грубый произвол и губительное вмешательство военщины ощущается и в политике, и в экономике, и в области науки и культуры, даже в искусстве. Гибнут и разрушаются все порядки, испокон веков установленные в общественной жизни.
На улице Кумао Окабэ сразу же догнал Асидзава.
—- Шеф, честное слово, обидно! Они намерены подчинить себе всю культурную жизнь Японии. Эти тупицы хотят руководить журналами, прессой. Вот уж в буквальном смысле засилье военщины! Да, Действительно, с ними говорить бесполезно. Майор Сасаки уже успел прославиться как особо зловредный тип. Во всех редакциях от него стонут. Если только его не переведут куда-нибудь на другую должность, всем периодическим изданиям придет конец. Говорят, редактор одного женского журнала каждый месяц дает ему взятки, водит по ресторанам, спрашивает разрешения на каждую рукопись, вплоть до объявлений,— одним словом, на все лады старается угодить. И что вы думаете? — сумел таким путем добиться даже увеличения лимитов на бумагу!.. Вот майор и вообразил о себе невесть что и решил, что с нами тоже можно так обращаться... А что, шеф, давайте-ка пригласим его разок в ресторан, как вы на это смотрите? Возможно, это и впрямь лучший выход из положения.
Директор отрицательно покачал головой.
— Нет, я не согласен,— сказал он.
— Конечно, шеф, я вполне понимаю, что вам это не по душе. Но вам необязательно присутствовать самому. Мы сами, без вас, все провернем.
— «Синхёрон» — не проститутка!
Окабэ громко расхохотался.
— Но ведь когда цензура начнет просматривать все редакционные планы, тоже не сладко будет. Придется делать все по указке военщины. Вздохнуть не дадут.
— Вот и покажи свое искусство как главный редактор. Сумей как-нибудь вывернуться.
— Это само собой, что-нибудь уж придумаю. Надо будет составить один номер так, чтобы угодить этим господам. Я уже обмозговал такой план. Ведь хуже будет, если они вовсе закроют журнал. Но вот беда — читатели наши все придерживаются либерального образа мыслей... Если журнал вдруг возьмет курс вправо, это сильно отразится на коммерческой стороне... Одним словом, куда ни кинь, всюду клин...
Увядшие листья платанов падали на землю и, шурша, устилали тротуар. Стоял ясный, погожий осенний день. Какие-то люди, одетые в «национальное платье», направлялись на площадь перед мостом Нидзюбаси, чтобы, согласно традиции, издали поклониться дворцу императора. Ветерок развевал пурпурные знамена, которые они несли. Прошла другая группа, в молчании окружившая нескольких юношей-призывников с красными шнурками на рукавах серых пиджаков. На площадь направилось много народа. Некоторые распевали военные песни. Впереди, за темными густыми деревьями парка, в глубоком безмолвии высился императорский дворец. Известно ли императору, какие непомерные жертвы приходится приносить его подданным? Дворец безмолвствовал. В ответ на крики «Бандзай!», которые раздавались в толпе, только стая черных ворон взлетела в небо с высоких сосен дворцового парка.
