— После этой истории с Файбрасом ни в чем нельзя быть уверенным. Вот, скажем, Одиссей… так скоропалительно покинувший нас. Он заявил, что принадлежит к двенадцати избранным, и я не сомневался, что его послал Икс. Нет, оказывается, к нему приходила женщина! Значит, у Икса есть союзник? Кто она? Прекрасная Незнакомка, подруга нашего Незнакомца? А, может, она — этик, подославший к нам лже-Одиссея? Есть у меня подозрения на его счет… Как-то я столкнулся с двумя микенцами, утверждавшими, что они сражались под Троей. Так вот, их Троя находилась совсем не там, где указывал Одиссей. Он говорил, что Троя расположена в Малой Азии — значит, археологи раскопали какой-то другой город. А по словам микенцев, столица Приама лежала неподалеку от Геллеспонта, там где позднее построили Гиссарлык.

— Если этот грек был шпиком, зачем ему плести такие байки? — Джонстон пожал могучими плечами.

— Ну… не знаю! Возможно, он хотел убедить меня, что на самом деле является Одиссеем…

Сэм запустил пальцы в густую шевелюру и с силой дернул себя за волосы. Ложь, помноженная на ложь, поднялась ложью; он прекрасно понимал, что следующий шаг в поисках агентов выведет его прямиком на Джонстона и Джо Миллера. Кому верить?

— Да, мы попали в серьезную переделку, сказал Шерлок Холмс Ватсону, падая в Ниагарский водопад… — шепот Сэма был едва слышен, но Джо навострил уши.

— А это что за типы? — поинтересовался он.

Горец глухо заворчал.

— Ладно, ладно, Джон, извини, — Сэм задумчиво посасывал сигару. — Надеюсь, мы все-таки вытянем конец ниточки из этого хитрого клубка… Черт, но где найти этот кончик?

— Может быть, потсоветоватся с Гвиневрой? — предложил Джо. — Она — женщина, они втсе вокруг замечают, Тэм. Ты говорил, что женщины лучше втсе вотспринимают, чем мужчины… У них — как это? — женская интуиция. Они нитчего не пропутстят и догадываются, когда от них что-то тскрывают. Вот тсейчас твоя Гвиневра дуется, тсидит в большой комнате в плохом натстроении, потому что мы здесь тсекретничаем.

— Не верю я в женскую интуицию, — досадливо отмахнулся Сэм. — Они способны подмечать лишь обычное… факты и слова, жесты и интонации, на которые мужчины не обращают внимания. Они острее воспринимают лишь мелочи.

— Это нам и нужно, — настаивал Джо. — Мы тут ломаем тсебе головы, и мы — как ты говоришь? — зашились… Пора вводить нового игрока.

— Слишком много болтовни, — опять вмешался Джонстон.

— По-твоему, все изрядно болтают. Ладно! Пожалуй, Гвен подойдет здесь больше, чем кто-либо.

— Дело кончится тем, что у каждого костра на берегу будут трепаться о наших секретах, — заключил Джонстон.

— Вот и хорошо, — бодро заявил Сэм. — Почему бы не рассказать всем эту историю? Она всех касается — и тех, кто плывет с нами на корабле, и тех, кто жжет костры на побережье.

— У того парня, вероятно, были причины, когда он просил нас помалкивать.

— Думаешь — благие? — спросил Сэм. — К Башне народ устремился уже целыми толпами… и их не остановит дурной пример золотой лихорадки сорок девятого года! Сотни и тысячи людей жаждут добраться до полюса, а миллионы готовы им помочь.

— Давайте проголосуем за Гвен. Это будет дем… демонкратично.

— Ты когда-нибудь видел женщину на военном совете? Она тут же подберет юбчонку и пойдет трепать на всех углах…

— Наши женщины не носят юбок, — ухмыльнулся Сэм, — да и всего остального тоже, как ты мог заметить.

Они проголосовали: два — один в пользу Гвиневры.

— Ладно, — покорился неизбежному Джонстон. — Но когда она здесь рассядется, Сэм, пусть хотя бы скрестит ноги.

— Гвен весьма предусмотрительная дама. Она натянет свой килы до самых колен, хотя купается нагишом. Но, в конечном счете, мир не перевернется, если она продемонстрирует лишний дюйм своей плоти.

— Это не плоть… это… это… кое-что другое. Тебе что, плевать на ее вид?

— Как правило. Не будь таким пуританином, Джон. Уже тридцать четыре года мы живем на планете, где сама королева Виктория выглядит не лучше римской куртизанки. Но если бы она в своей первой жизни увидела одежды наших женщин, ее наверняка хватил бы удар с поносом впридачу. Здесь же нагота естественна, как сон в церкви, друг мой.

Предупрежденная Сэмом, Гвиневра явилась в каюту с ног до головы завернутая в плотное сари. Неподвижно восседая на стуле и широко раскрыв глаза, она слушала рассказ о событиях, послуживших поводом для совета.

Когда Сэм закончил, она долго молчала, прихлебывая из кружки чай.

— Я знаю значительно больше, чем ты воображаешь, — наконец, сказала она. — Многие — из твоего сонного бормотания… Я догадывалась, что у тебя есть какая-то тайна… что часть твоей жизни остается скрытой от меня. Это обидно, Сэм, очень обидно… Иногда я была готова потребовать объяснений… или просто уйти, бросить тебя.

— Почему же ты молчала? Я понятия не имел о том, что с тобой происходит!

— Потому, что понимала — тебя удерживают весьма серьезные причины. Мне не хотелось ничего выпытывать у тебя. Сэм, ты слепец! Неужели ты совсем не замечал, как порой у меня менялся нрав — вдруг я начинала капризничать, спорить с тобой?

— Замечал, конечно… мне казалось, что у тебя плохое настроение… знаешь, одна из вечных женских загадок. Ладно, здесь не место выяснять отношения.

— Тогда — где и когда? Женщины не более загадочны, чем оловянные копи. Зажги фонарь, освети темную шахту — и ты увидишь все. Только вам, мужчинам, нравится выискивать в женщинах вечную загадку. Это спасает вас от лишнего беспокойства, бесполезных вопросов, от траты времени и сил.

— Короче, от вечных разговоров, — усмехнулся Сэм. — С вами до конца никогда не договоришься.

— Ну и болтуны вы оба! — нахмурился Джонстон.

— Нет, здесь другая крайность, — косо глянула на него Гвиневра. — Впрочем, ты прав. Скажите мне, что за человек Пискатор?

— Гм-м! — задумался Сэм. — Ты имеешь в виду, почему именно он сумел пройти в Башню, тогда как другим это не удалось? Ну, прежде всего, потому, что он — агент, я полагаю. Правда, возникает вопрос, почему этого не смог сделать Торн? И зачем ему вообще нужен «Парсефаль»? Этики и их агенты имеют другие средства передвижения — какие-то невидимые летательные аппараты.

— Ну, этого я не знаю, — Гвиневру явно интересовало другое. — Давайте лучше поговорим о Пискаторе. Чем он отличался от остальных? Не было ли у него каких-то внешних особенностей — в одежде, например, — послуживших ключом к дверям Башни? Кроме того, очень важно, какой путь каждый сумел пройти по коридору. Какие отличия дали возможность одним продвинуться дальше других?

— У нас нет компьютера, чтобы рассчитать и сравнить их пути, — возразил Сэм. — Но Галбира хорошо знает членов команды и, когда она появится, мы получим все данные. Итак, если узнаем точный путь каждого, то сможем сопоставить его с особенностями человека. Правда, я сомневаюсь, что они сделали там необходимые замеры…

— Тогда остановимся на Пискаторе.

— Он же из этих желтопузых, — буркнул Джонстон.

— Не думаю, что его национальность имела значение, — Сэм повернулся к великану. — Если считать агентами всех монголоидов, то наше дело труба. Их больше, чем остальных, вместе взятых… Но подумаем вот о чем. Торн не хотел допустить в Башню Файбраса и Обренову — он хладнокровно подорвал вертолет с ними и прочими ни в чем не повинными людьми. Возможно, он не знал, что Файбрас — тоже агент. Значит, за Обренову он заплатил жизнями семи человек.

— А если их там было больше? — предположила Гвен. — Если у кого-то еще были эти шарики?

— Новый номер! Да не усложняй ты все, нам и так не разобраться!

— Да, неудачно получилось… Если бы эти двое прошли внутрь Башни, мы могли бы сравнить их с Пискатором.

— Я дотстатошно тчасто виделтся с Файбратсом, и он пахнет так же, как любой человек, — сообщил Джо. — Этик отставил тсвой запах в хижине Тэма — не человечетский. Питскатор — тоже человек, хотя у него немного тругой запах. Я могу различать запахи разных племен, потому что их люди едят разное.