Доли, отныне принадлежащей мне!

Таким образом, раскола среди повольников и каких-то отчаянных действий дружины павшего атамана удалось избежать — ведь вроде как никого и не обидели. Потому как ратники, изначально поддержавшие именно меня, в накладе не остались — все-таки в Тане награбили много интересного, золотого и серебряного в том числе. Сам-то я решился дробить добычу только для того, чтобы спровоцировать Уса на поединок и решить проблему с несдержанным и бесконтрольным атаманом…

Но и прочие вои, получив увесистый куш на дуване, также не сорвались в драку или иной какой раздор. А то бы еще ушли вперед нас обделенные ушкуйники Ивана, напав на несколько казачьих городков по пути! И даже не для того, чтобы пограбить — а чтобы настроить казаков против нас, следующих немного позади…

Ну, ровно как переодетые в советскую форму диверсанты из Бранденбург-800 в июне 41-го, расстреливающие мирняк в западных областях — тем самым разжигая ненависть селян к отступающим бойцам РККА. Даже читал одну книжку на эту тему — вроде бы «Выбор чести» называется… Впрочем, в ходе первой космовойны подобных историй также хватало.

Но — Бог миловал, как говорится…

Еще одну большую проблему повольники также решили без меня, по крайней мере, частично — это я о проблеме обеспечения нас продовольствием. Как позже выяснилось, еще на пути к Азаку ушкуйники не раз нападали на степняков, коим не повезло вывести отары скота к водопою именно в тот момент, когда флотилия моих пиратов проходила мимо! Конечно, при виде следующих к берегу пиратских судов более или менее расторопные скотоводы успевали отогнать от водопоя большую часть овечьих отар или конских табунов. Но часть животных удавалось подстрелить еще с реки — а на берегу повольникам оставалось лишь подобрать законную добычу…

Вот такой вот разбойный промысел добычи продовольствия повольники практиковали и на обратной дороге в дни моей отключки и постепенного восстановления — причем с организованностью у моих пиратов также все в порядке. Это я о том, что привычные к длительным переходам ушкуйники не зажимают мясо внутри добывших его команд — а стараются сварить наваристую «чорбу», этакий аналог шурпы, на как можно большее число едоков. Причем варят ее всю ночь, поддерживая огонь и доливая воду — даже речную, с учетом кипячения сойдет. Хотя ведь стараются использовать родниковую…

Кроме того, под вечер имеющиеся сети-неводы, плетенные из нитей конопли, растягивают промеж судов также, как это делали и мы на своих стругах. Причем стараются равномерно распределить неводы по всей колонне так, чтобы удалось выловить как можно больше рыбы…

Накормить ей всех желающих, конечно, невозможно — в печеном на костре виде. Но вот если по несколько тушек на котел, да хорошенько выварить их так, чтобы рыба разварилась до костей — то после, дав получившемуся бульону остыть, а костям осесть на дно котелка, варево уже можно аккуратно черпать. Словно в насмешку, рыбную похлебку именуют щербой в противовес мясной чорбе — и кормят ей по большей части освобожденных невольников. Но все одно ведь горячая еда! Получается, в день два приема пищи — концентрированный рыбный или мясной бульон на «заутрок», и захваченный нами в Тане сухпай на «вечерю», то есть вечернюю трапезу. Конечно, с учетом кратного увеличения числа едоков, в дороге все равно было голодновато… Но как-то протянули несколько дней пути, за время которых большая часть имеющихся легкораненых уверенно пошли на поправку (собственно, как и я, хотя приставка «легко» в моем случае не совсем справедлива). Ну, а немногие тяжелые в большинстве своем мирно отошли ко Господу…

А после — после я приказал причалить у ближайшего по пути казачьего городка.

Липень (июль) 1381 года от Рождества Христова. Казачий городок в среднем течение Дона.

…- Браты казаки! Для меня было честью разделить с вами ратную стезю, сражаясь с фрязями и татарами. Мы взяли богатую добычу, освободили сотни христианских душ!

Ну, судя по лицам слушающих меня людей, им про «добычу» как-то ближе… Сделав короткую паузу, я сменил ликующий тон на более серьезный, даже скорбный:

— Но теперь между вами и погаными пролита кровь. Я знаю, что она лилась и ранее, во время замятни. А на Куликовом поле русичи и казаки плечом к плечу дрались с татарами Мамая! Но мы напали на Азак, когда всю Золотую орду уже подмял под себя хан Тохтамыш. И о том, что город разорили русичи и казаки, он если еще не знает, то уже очень скоро узнает!

Собравшиеся на небольшой площади у церкви донцы слушают меня с темнеющими лицами. Ну а что? Сманил самых горячих голов, обещая, что пощиплем только фрязей — а их можно было пощипать и в море, пройдя Донскими рукавами-гирлами мимо Азова… А в итоге напали на сам Азак, где татар побили немеренно, и где сами казачки-хлопчики из горячей молодежи успели засветиться! Ордынцы теперь могут устроить ответочку — и разбираться между горсткой добровольцев, сходивших со мной в набег, и большей частью населения городков, они не станут.

Отомстят всем разом, коли велит хан!

— Покуда хан Тохтамыш на Русь войной не пойдет, вас он вряд ли тронет. Но после войны с Москвой и княжествами, что придут ей на помощь, решится и ваша судьба… Мира между великим князем и ханом ждать не приходится, Дмитрий Иоаннович отказался платить дань и признавать власть Орды над Русью… И кто знает, затребует ли теперь хан ваших воинов, браты казаки, чтобы отправить их на Русь, лить кровь православных? А уж там он пошлет всех вольных воинов вперед, под мечи и копья княжеских дружинников — как гнал на убой русский хашар окаянный Батый!

— Так разве князь Дмитрий наших казаков не поставил впереди всех⁈

Вопрос раздается из глубины столпившихся на площади казаков, пустивших меня в город лишь в сопровождении пары ближников, Дахэжан — да собственных казачков, груженых тугими тюками с добычей.

— Верно, впереди… Но и сам встал среди них вместе с дружинниками дозорных московских сторож. И казаков он поставил сторожевым полком лишь только потому, что ему требовались легкие всадники прикрыть большой полк. А были бы казаки тяжелыми конниками, так развернул бы их князь на крыльях войска, а то и в засадном полку… Не о том речь, браты. Вас хан Тохта специально сгубит в сечи с русичами, чтобы казачьи городки лишились всех своих защитников. А как вернется он с Руси… Коли вернется! Тогда пошлет на каждый из городков верных нукеров, чтобы вдоволь потешились они над казачьими женками да дочками… Прежде, чем продать их фрязям в неволю! Ну, ровно как тех русских женщин и девушек, коих мы в Азаке вызволили из неволи.

— Так из-за тебя то и беда нам грозит!

— Ты сманил наших казачков на Азак, купчина!!!

— Выдадим его татарам, братцы, да всех бед⁈

Ясно представ себе месть хана, казаки ожидаемо рассвирепели, толпа подалась вперед — а Михаил и Алексей схватились за клинки, прикрыв собой и меня, и мертвенно побледневшую, но не проронившую ни звука Дахэжан. Однако я жестом приказав ближникам прикрыть лишь невесту — сам же подался навстречу казакам, возвысив голос:

— Я — князь Федор Елецкий, а не купец! И не нужно думать, что ежели падет хоть волос с моей головы, головы моей женщины или моих воинов, вас никто не тронет! Не будьте столь наивны! Мои повольники, взявшие и разграбившие сам Азак, сожгут ваш городок дотла — вместе со всеми его жителями!!! Оглянитесь на берег, посчитайте моих воинов и освобожденных невольников — посмотрите, сколько их! Думаете, что сдюжите⁈ Зря!!!

Несколько поутихшие казаки замерли прямо передо мной — так, что теперь я слышу запах чеснока и мяса, съеденного ими на заутрок. Недурной, кстати, букет…

— Все, что вы говорите — правда. Из-за меня хан Тохтамыш может вам отомстить… Но не стоит также думать, что случись большая война с Русью или же ханом Темир-Аксаком, правящим в Самарканде — и вы останетесь в стороне. Так могут думать только глупцы! Ведь Мамай погубил воинство Белой орды на Куликовом поле, войско Синей орды понесло большие потери в междоусобице, пока Тохтамыш добывал ханство у Урус-хана…Так что казаки в стороне никак не останутся — и ваша кровь обязательно прольется по воле хана! Конечно, если вы сами тому не воспротивитесь…