Труп лежал недалеко от фургона в метре от леса. Следователь опешил. Перед ним лежал Дед Мороз: красная шуба, валенки, большущий живот и белая, длинная борода.

− Борода настоящая! – сойдя с подножки полицейского внедорожника, крикнул судмедэксперт − пожилой, худощавый мужчина. Он подошёл к Ловитину и с усмешкой добавил: − Видимо, Новый год отменяется!

Из-за ветра приходилось прикрикивать. Судмедэксперт с видимым усилием удерживал у шеи полы куртки от того, чтобы те не разошлись.

− Труп смотрели? Есть повреждения? – спросил следователь.

− Без тебя не начинал.

Судмедэксперт натянул перчатки. Снежные хлопья ударяли в лицо, словно еловые ветки, залезали за шиворот. Эксперт морщился, пытался всмотреться в следы на теле, но не смог разглядеть даже трупные пятна. Он лишь нащупал рваные дырки на рукавах; такие отверстия, как если проткнуть рукава отвёрткой с шероховатым стержнем.

− Ничего не видно, − сказал эксперт, − следов крови нет. Рукава порваны, возможно, следы от зубов, но лицо и шея чистые. Завтра вскрою и всё расскажу.

− А где криминалист и полицейский? – поинтересовался следователь.

− В машине сидят. Полицейский молодой, трясётся. Как приехали, он страшилок наговорил разных про следы звериные. А ещё сказал, что за ним следил кто-то.

Следователь подошёл к внедорожнику и открыл дверь. Он дал указание криминалисту сделать фотографии трупа и места происшествия, а когда тот принялся за работу, сел рядом с полицейским.

Худой парень с обветренным лицом сидел вплотную к двери. Выглядел он лет на шестнадцать. В форме он напоминал кадета или ученика военного училища, но не полицейского.

− Кто же следил за тобой? – спросил следователь.

− Не знаю. Но я точно видел мужчину вон там.

Полицейский показал на ту улицу, на которую так пристально смотрели труповозщики. Сейчас на ней никого.

− Допустим, но почему сразу следил?

− Он прятался, сначала из-за дома выглядывал, а когда я стал всматриваться – вышел и встал так… вызывающе.

− Вызывающе? – переспросил следователь. Со словами ветер ударил в дверь автомобиля и, просочившись в щели, со свистом проскользнул в салон.

− Как будто напасть собирался, − ответил полицейский. − Я не знаю, как по-другому сказать, но он точно на меня глазел. А след я видел возле трупа, но его уже замело.

− Чей след?

− Не знаю, я не видел таких.

Полицейский отвернулся к окну и скрестил руки на груди. «Похоже, он и правда напуган», − подумал Ловитин и оставил его. Какой толк от информации, если неизвестно главное – причина смерти.

Пурга нарастала, и следователь решил закругляться. Труп затащили в фургон. Ловитин со всеми попрощался, проводил глазами полицейский внедорожник и побрёл к своему автомобилю. «Глазел и хотел напасть, значит», − проговорил он и замер. Он уловил движение среди деревьев. Всмотрелся, но ничего не увидел, кроме веток и несущегося во все стороны снега.

Следователь прислушался. В доме через дорогу залаяла собака. За ней раздался лай в конце улицы. Подобно новогодней гирлянде лай поднялся по всему посёлку. Собаки не лают без причины. Ловитин прибавил шаг. Он остановился у автомобиля, сунул руку в карман, но ключ не нашёл. «Где же ты?» Ключ прощупывался, но вылезать из-за подкладки не хотел. Ловитин заворошил рукой.

Треснула ветка. Ловитин вновь посмотрел в сторону леса. Он никого не увидел, но что-то приближалось, и это что-то наблюдало за ним из темноты леса. Он почувствовал дрожь в теле. Порыв ветра ударил следователя хлопьями снега по лицу, но он не обратил на это внимание, он продолжал проходить лабиринты порванного кармана. Наконец, ключ оказался в руке. Фары моргнули − следователь сел в автомобиль.

Ловитин включил дальний свет фар, сдал назад и развернулся в сторону звуков. В свете фар блеснули два глаза. Среди деревьев показался тёмный силуэт, в то же мгновение слившийся с темнотой. «Если это и собака, то она гигантских размеров – подумал следователь. – Глаза блеснули не меньше чем в полутора метров от земли. Говоришь: звериный след с ногу? Возможно оно и так».

Ловитин включил магнитофон и двинул на себя рычаг передач.

Ворона вспорхнула с каменной плиты и поднялась над заснеженным кладбищем. Поток ветра пронёс её над железной дорогой и погнал к дымящимся трубам. Птицы боялись этого дыма, пернатые, случайно попавшие в эти густые облака, исчезали и ворона, движимая инстинктом самосохранения, избегала чёрно-серую реку, бурлящую по небу. Она устремилась поперёк течению ветра к центральной улице.

Потеплело. У дороги лежали грязные сугробы. С крыш капала вода. Сырость мелкими каплями цеплялась за птичье оперенье.

Ворона пронеслась над торговым комплексом, облетела голые деревья городского парка и села на отлив окна многоэтажного кирпичного здания. Выкатив грудь, она прошла по металлической поверхности, посмотрела вниз. У здания лежал хлебный сухарь, а рядом с ним дворник чистил дорожку от снега. Деревянная лопата скользнула рядом с сухарём – птица рванула к цели, но в следующую секунду сухарь подпрыгнул и скрылся под снегом. Ворона взмыла и приземлилась на водоотлив этажом выше. За окном, на тумбе, она увидела хлебную булку и перевела внимание на неё.

В помещение на кровати сидел мужчина. Он оглядывался: смотрел на пласты краски, отслаивающиеся от стен, вчитывался в выцветшие плакаты об оказании медицинской помощи, всматривался в кривой потолок. Мужчина выглядел умалишённым, и на вокзале или у церкви прохожие бы проходили мимо, ускоряя шаг. Но вороне нет дела до людей, её дело − хлебные крохи. Она ударила клювом по стеклу. Мужчина встал. Он подошёл к окну, наклонился и посмотрел на птицу. Ворона в ответ повертела головой: никогда человек не вызывал у неё такого страха. Словно перед ней стоял не человек, а чудовище, опасное для всего живого. Тревога заставила её улететь. Мужчина же распахнул ставни, отломил от засохшей булки кусок и раскрошил его на отлив.

Ветер усилился. Прозрачные занавески вздулись. Влага поднялась с ели у здания и опустилась на небритое лицо. Мужчина поморщился. Он пригладил короткую, редкую бороду. Увлажнённую руку вытер о штаны. Заметил, что одежда маленькая: рукава заканчивались на предплечьях, а штанины обрывались посередине голеней.

И помещение маленькое: шагов в шесть длиной и шириной. Две металлические, расшатанные кровати с тумбами располагались у окна. Линолеум потерял строгий орнамент, обзаведясь пузырями да потёртостями в виде кругов и полос возле входа и кроватей.

Дверь заскрежетала − вошёл врач. Белый халат с расстёгнутыми полами воспарил за приземистой фигурой.

‒ Ого, поправляетесь! ‒ сказал он, остановившись перед мужчиной. ‒ Зачем вы открыли окно? Замёрзните.

Мужчина молчал и не двигался. Он напоминал уличный фонарь, склонившийся над одиноким прохожим. Врач опешил от рослости и худобы пациента. Скрывая удивление, он закрыл ставни и вернулся к мужчине.

‒ Как себя чувствуете? ‒ спросил врач. ‒ Что молчите?

Тишина.

Врач пожал плечами. Плечи у него удались на честь маленькому росту и коротким ногам. Раскосые глаза и смуглая кожа выдавали в нём степняка.

‒ Для точного диагноза ‒ сказал он, ‒ мне необходимо узнать, что с вами произошло. Вы прибыли с отравлением. Чем отравились?

Раздался стук от окна. Оба посмотрели в сторону шума: ворона клевала хлебные крошки.

– Суррогатом? ‒ продолжил врач. Мужчина нахмурился. ‒ Не обижайтесь, но нашли вас в подворотнях, от вас пахло алкоголем, и одеты вы были в грязные лохмотья. Я погрешил на спиртное. В больницу каждую неделю прибывают люди с подобными диагнозами, денег нет, купят настойки и после застолья на погост.

Мужчина молчал и смотрел, не моргая. Врач растерялся, не понимая своего смущения. История болезни увлажнилась в ладони. Скрывая волнение, врач посмотрел в медицинские записи. «Так, так», − бессмысленно пробурчал он. Взгляд пробежал поверх бумаг и упал на ступни мужчины. Огромные стопы с необычайно длинными и изломанными в разные стороны пальцами вызвали у врача брезгливость.