– Теперь я не удивлён, что она не хочет с тобой общаться… – вслух задумался Дин.

– Да не, мы не из-за этого поссорились. Да и знать тебе это не обязательно.

– Ох, ладно. Пошли, Дин. Покажусь родителям, – поднялся Тсу, подходя к Оде и пожимая ему руку.

– Давай, удачи, боец. Родителям привет.

– Хорошо.

– Эй, а как же поцеловать свою любимую тётю на прощание? – жалобно спросила черноглазая.

– Тётя Минами, я уже взрослый для такого…

– Ну-ка подошёл и поцеловал! – в шутливой форме ругнулась девушка.

Атсумэ явно был не в восторге от подобного принуждения. Сжав щёки с губами и прищурив глаза, он начал очень медленно двигаться в сторону выхода, ступая по ковру на носочках.

– Не-е-ет… – хищно протянула Минами, слегка привстав с дивана.

– Да-а-а… – невероятно безыдейно парировал Тсу, не сбавляя хода.

– А ну стоять, мелкий засранец! – девушка перепрыгнула столик и кинулась за синевласым, звонко смеясь.

– А-а-а! Женщина! Уре-уре-уре-у! – истерично завопил Тсу, на всех порах вылетая из дома.

– Да помогут мне высшие силы… – томно заключил Дин, аккуратно поднимаясь с дивана, чтобы лишний раз не тревожить травмированные рёбра.

– Дин, – Ода тихо позвал сына, продолжая смотреть куда-то в стену.

– М?

– Ты подумал насчёт Каэдэ?

– Я… не знаю. Не пойму, что я хочу сам от себя.

– Тебе нужно обдумать это как можно скорее. Чем больше ты тянешь, тем выше шанс, что ты разочаруешь свою подругу или подставишь меня. Пообщайся с Тсу об этом. Меня-то ты уж вряд ли слушать будешь. Да и сказать мне, собственно, нечего. Я любой ответ приму.

– Эй, ты чего? Ты какой-то… тухлый, что ли.

– Спал плохо. Не могу проснуться.

– Слушай, пока Минами ушла… Между вами же что-то есть?

Ода оторвал взгляд от стены и посмотрел на сына, сделав немного грустное лицо. Молча поднявшись, он наконец открыл банку чая и направился к себе в комнату.

– Как бы я ни скучал по твоей маме, я всё ещё человек, – тихо сказал он, прежде чем пропасть за поворотом, оставляя Дина наедине с этими словами.

Это было тяжело.

Тяжелее, чем прежде.

2099 год. Начало июля.

– Чего понурый такой?

Концентрация мгновенно сбилась. Чай начал неприятно жечь руки, заставляя одёрнуть их от кружки. Качнувшись на стуле назад, отрывая передние ножки от земли, Иватани уставился на Тсу, что своим вопросом полностью отвлёк его от своих мыслей. Синевласый же недовольства во взгляде друга не распознал – слишком уж привык к нему. Усевшись на соседний стул, он подогнул под себя ноги и притянул к себе край своей оверсайз футболки, что мешала ему вытянуть колено в сторону. Его тонкая рука юрко приподнялась над столом, он вытянул указательный палец и указал им на Дина, попутно глядя на корзинку с печеньем, что стояла на столе. Несколько печенек взлетели и спустя мгновения приземлились перед той самой кружкой горячего чая.

– Вприкуску. А то нет смысла от чая, если ты к нему ничего не взял.

– Ты умеешь молчать?

– Я тебя от чего-то отвлёк?

– Да… не, не отвлёк. Прости за грубость. Просто я в свой мир провалился, даже не заметил.

– Ты каким-то слишком поникшим выглядишь.

– А ты слишком весёлым для того, кого вчера полвечера отчитывали.

– Ох, не напоминай… Главное, что родители успокоились. Ну, и Аки.

– Ты, кстати, ни об Аки, ни о Минами не рассказывал.

– Дин, я если просто к тебе обращаюсь, то ты уже недоволен. Попробую что-то рассказать, того и гляди, голову откусишь. Ну тебя в пень с таким отношением.

– Неправда. Я тебя всегда слушаю.

– Да, по праздникам и с хорошим настроением.

– Ой, всё, пошёл к ебени-матери.

Дин отмахнулся от друга, закидывая голову назад. Немного помолчав, он вернулся в исходную позицию, поставив стул обратно, а после лёг с руками на стол.

– Пф-ф… Слушай. Тут Каэдэ мне кое-что предложила… Говорит, что хочет от меня дочку вроде… Просит, чтобы я оставил всю линчевательскую деятельность и начал жить как обычный человек вместе с ней. Уже с полнедели об этом думаю, спать нормально не могу.

– Ого… Нет, то есть, ого! – Атсумэ пригнулся, чтобы быть на одном уровне с Дином, попутно заглядывая в карман между рукой и головой, чтобы увидеть его лицо. – Серьёзно? Вам же и двадцати нет.

– Да я вот тоже как-то в растерянности… Может, она имела в виду не сейчас? Задел на будущее или типа того. Хотя да, явно не сейчас. У нас даже жилья своего нет. А в моей однушке целая семья вряд ли поместится.

– У тебя двушка.

– Каморка, в которой я дрыхну, за комнату не считается.

– Уф… И что думаешь? Оставишь это дело?

– Да не знаю я! – возмутился парень, резко поднимаясь со стола и тем самым отпугивая Тсу. – Просто не могу решить! С одной стороны, я хочу отомстить за маму, для меня это принципиально, с другой же стороны, я рискую таким образом посеять свою будущую, вероятно, очень даже счастливую жизнь с Каэдэ. Да и вся эта херня… Убийства, кровь, ранения, сон по три часа… Заколебался я знатно. На мне уже живого места нет. Я в некоторых местах уже не гнусь из-за того, что кости плохо срослись. Да и само дело не двигается ни черта. Убиваю кого попало, а не кого надо. За год мы смогли только выйти на банду тех тварей, что прижали нас в поезде. Не знаю я… Как я могу говорить, что люблю маму, если взял и забил на то, что её так бесчестно убили?

– Друг, послушай. Ты же хорошо знал свою маму?

– Ну да… Она мне лучшим другом была.

– Она бы хотела, чтобы ты мстил за неё?

– Конечно нет! Она бы дала мне втык и сказала сидеть на месте.

– Тогда зачем ты…

– Потому что это неправильно. Она просто добрая. Слишком добрая. Тут я согласен с отцом – от таких мразей, которые устраивают теракты, надо избавляться. Я ведь не только для себя и мамы это делаю, в конце-то концов…

– А? А для кого ещё?

– Люди, Атсумэ. Представь, сколько ещё невинных погибнет по чужой прихоти. Представь, сколько потом будет ровно таких же, как я. Никому такое не пожелаю, за исключением этих же тварей, которые это всё и творят.

– Тяжело… – коротко заключил Тсу, складывая руки на груди.

– Да не говори. И ведь хрен самой Каэдэ скажешь, что я просто не могу отступиться.

– Погоди, так она же тоже спаситель.

– Тоже?

– Ты меня понял, не цепляйся к словам. Я к тому, что она должна понимать, какую опасность несут те, от кого ты избавляешься.

– Она-то понимает, но ей не нравится метод. Она хочет, чтобы я был как рядовой полицейский – нашёл, поймал, связал, отправил в тюрячку. Они ж на наши налоги там живут, потом выходят и продолжают делать то, что делали. Ладно, я могу ещё понять такое отношение к мошенникам или нарушителям общественного порядка. Ну, предположим, спизданул какой-то мужик про власть не самые хорошие вещи. Чё, убивать его теперь? Пусть символический штраф влепят и дело с концом, сразу желание отпадёт делиться своими политическими взглядами с кем попало. Иной момент, когда какой-то ублюдок на политической почве создаёт межнациональную рознь, выставляя кого-то крайним. Я сам не любитель всех инако говорящих, но мне хватает ума не устраивать из этого парад мракобесия.

– Так ты националист, что ли?

– Ага, ещё и расист. И сексист, и эйджист, и лукист, и неонацист, и шовинист, и онанист.

– Последнее лишнее…

– Я всё правильно сказал. Нет, серьёзно, я не понимаю, чего вам на английском-то не говорится? Красивый язык.

– Так дело не в красоте, а в корнях. Все стараются сохранить свой быт. Какой смысл, например, мне, коренному японцу, забывать свой родной язык?

– Да потому что уже как почти два века у нас весь мир под одной крышей живёт. Вы своими принципами только создаёте почву для конфликта. Ты ж буквально лишний раз показываешь, что ни черта мы не за одно. У нас неспроста основной язык английский, он очень лёгок в изучении.