Офицер ушёл со сцены, не получив никакой реакции взамен на все сказанные слова. Но это было не ради чьих-то оваций или одобрений. Всё сказанное было искренним, ибо Иватани старший всегда переживал за близких, сколько себя помнит. Для него потеря двух союзников была настоящим ударом, несмотря на то, что во время службы его ряды редели на глазах, оставляя после себя лишь непонимание, почему только он остался в живых. Такова судьба тех, кто решился отдать себя во владение своей же профессии.
От своих мыслей Дина оторвало странное ощущение, которое он никак не мог охарактеризовать. Это был страх, смешанный с горечью. Будто он резко почувствовал себя в чём-то виноватым. Оглянувшись по сторонам, первое, что бросилось Иватани в глаза, так это целая толпа людей вокруг него, которые точно так же озирались с выпученными глазами, будто чего-то опасаясь.
– Эй, Тсу…
Но он не слышал. Кьюсэ скрючился на скамье, прикрыв рот руками и громко всхлипывая, роняя слёзы на пол.
– Мужик, ты чего? – схватив друга за плечи, Иватани немного его потряс, но тот будто совсем не замечал стороннего вмешательства в его личное пространство, продолжая рыдать. – Так, хорош, пошли отсюда.
Сумев помочь Атсумэ подняться на ноги, Дин вывел его из церкви, выходя на большую площадку перед ней и сворачивая с мощёной дорожки на газон, куда Тсу упал на колени, упираясь головой в землю, вновь предаваясь истерике. Он громко завопил, отчего Дина пригвоздило к месту, а после будто зажало между молотом и наковальней, заставляя его сжаться, сразу следом падая на живот рядом с Атсумэ. В глазу всё плыло, он почти ничего не видел, ощущение тошноты прилипло к горлу, а голова раскалывалась, разрывая стенки черепа невыносимой мигренью. Он попытался подняться, но у него ничего не вышло. Сил не осталось совсем. Сознание начало постепенно погружаться куда-то в недры пустоты, уводя за собой возможность мыслить и ощущать.
– Тсу-у… – прохрипел Дин, будучи в предобморочном состоянии.
В тот момент синевласый наконец прекратил кричать, отчего самочувствие Иватани резко улучшилось. Он смог приподняться и подпереть себя локтем, что несомненно было прогрессом на фоне недавнего истощения. Друзья встретились глазами и Тсу тут же кинулся на Дина, хватая того за плечи и опуская голову.
– Не хочу! Не хочу быть спасителем! Не могу, всё! Я больше не хочу! Я, блять, никчёмен! Сначала те люди в поезде, теперь они! Я не могу, не могу! – вопил он на всю округу, мотая Дина вперёд-назад, – Я не могу как мои родители! Я не справлюсь! Я не умею так, как они! Они настоящие герои, не я! Твою мать, всё из-за меня!
Он кричал ещё какое-то время, но Дин не посмел его перебить. Он прекрасно понимал, каково ему сейчас, пусть и не мог ощутить этого горя в полной мере в силу пониженной эмпатии в сравнении с Кьюсэ. Когда же крик стих, перейдя в еле заметный хрип, Иватани взял товарища за шею и поднял его голову, заставляя посмотреть на себя.
– Я тоже, Тсу, – прошептал одноглазый. – Я тоже не хочу. Но нужно. Нам нужно…
Хлопок. Резкий и отрезвляющий. Дин даже не успел среагировать или, можно сказать, не был готов реагировать на это. Атсумэ со всего размаху дал Иватани пощёчину, отталкивая его от себя.
– Кому «нам»?! Тебе? Тебе надо?! Это нужно только тебе! Мсти за свою мать сам, не впутывай меня в это!
Стоило Дину упереться в пол, чтобы попытаться встать, как его вмиг вжало в траву, с ощущением, что на него упала бетонная плита.
– Ляг! – Тсу выставил руки вперёд, явно применяя свою способность, – Опять меня ударить хочешь, да?! Надоел ты мне, понял?! Надоели твои выходки и твой эгоизм! Я больше не буду бегать за тобой хвостиком, хватит с меня!
Как нельзя кстати подоспел Ода, что с разбегу влетел в Тсу, заламывая его в одно мгновение, да так, что тот не мог пошевелить руками, соответственно, и сопротивляться тоже.
– Атсумэ, угомонись! Что происходит?!
– Отпусти! Руки убери! – рычал Атсумэ, брыкаясь на месте.
– Сначала успокойся, потом уже отпущу.
– Я сказал, убери свои р-ру-у-уки-и! – невероятно громко крикнул парень, отчего всё вокруг разлетелось по сторонам, считая и Дина, и Оду.
На месте удержания появилась небольшая округлая воронка, некоторую часть газона вырвало с корнями, раскидывая по округе. Ода вылетел за несколько метров, упав на асфальт, несколько раз перекатившись кубарем, в то время как младший Иватани лишь проскоблил землю своим телом, после ударяясь в стену церкви.
Кьюсэ поднялся на ноги, но не в полный рост: сгорбившись и находясь чуть в присяди, явно готовясь обороняться вновь. Только вот никто и не собирался его трогать. Что Дин, что Ода, оклемались и покрыли себя бронёй, при этом оставаясь на месте. Перепуганный мальчишка переглядывался со своими товарищами, не решаясь предпринять что-то следом. Решением стало ретирование – он разбежался и подпрыгнул, взлетая и устремляясь куда-то вглубь города на огромной скорости, оставляя после себя лишь раскуроченную область под церквью.
Оба Иватани выдохнули, снимая с себя покрытие. Ода глянул на сына, махнув тому рукой, как бы говоря, что он в порядке. Дин же молча припал обратно к полу, садясь на бордюр и устремляя взгляд куда-то в сторону смотавшегося друга. К нему подтянулся отец, чей костюм был наполовину в грязи и наполовину порван. По крайней мере, если не учитывать то, что на нём разошлось пару швов, на кителе не хватало одного рукава. Присев рядом с юношей, Ода вытянул ногу вперёд и облокотился на стену.
– Тяжело, наверное, быть подростком, – спокойно предположил офицер.
– А ты им не был?
– Мне было некогда.
– Верю, – Дин кивнул головой и протёр лицо рукой, в конце задумчиво хлопая себя по щеке. – И что нам теперь делать с этим придурем?
– Ничего. Оставь пацана в покое, ему сейчас очень тяжко.
– Ты не злишься на него из-за произошедшего?
– Не злюсь. Кто угодно на его месте допустил бы ошибку. Я должен благодарить всё на свете, что тогда погибло всего два человека. Главное, что среди погибших не было тебя.
– Это ведь не оправдание.
– Если ты хочешь его хаять, то валяй. В отличие от тебя, мне хватает мозгов не осуждать ребёнка за ошибку. Только поэтому я не виню во всём тебя.
Дин сосредоточился на отце своим привычным, немного безразличным взглядом. На глаза сразу попались седые волосы на щетине Оды. Их было не особо много, но само их наличие показывало, что ментальное здоровье офицера слегка терпит крах.
– Как думаешь, мне пойдёт бородка, как у тебя?
– Тогда нас точно перестанут различать. Тем не менее, мне идёт, значит, пойдёт и тебе.
– Ну да, глупый вопрос.
– Твоя мама часто просила меня побриться, но я из раза в раз утверждал её, что с бородой выгляжу как истинный любитель пончиков и подрыхнуть на обочине трасс с радар-детектером в руках.
– То есть как мент?
– Мусор, – усмехнулся Ода, откашливаясь к концу. – К слову, пока не забыл. Ты решил вопрос с жильём?
– Да хер там. Думаю вот заночевать на работе, но сам понимаешь, это очень неудобно.
– Надо решать быстрее, а то чёрт знает, когда к тебе нагрянут вновь.
– Не факт, но вполне может быть… М. К Каэдэ не вариант, к Атсумэ… ну, бля, там понятно. К Армандо, что ли, попроситься…
– Армандо?
– Да коллега на работе. Отбитый тип. Военный бывший.
– Неплохой у вас там контингент.
– Угу. Дети, старики, шизики, вояки, убийцы, спортсмены… Кого только нет.
– Уже привык на новом месте? Я вот никогда не думал, что тебя в педагогику затянет.
– Не-а. Чувствую себя лишним. Странно быть преподом в восемнадцать лет.
– Возраст – херня. Главное, чтобы ты знал материал и знал, как его подать. Уж этому я тебя точно научил.
– Ага. Твой дедовский удар до сих пор мою стойку ломает.
– А как ты хотел? У нас в армейке и не такому учили.
– Зачем ты вообще в военную стезю попёрся?
– Да будто ты не знаешь. Батя мой майорчик же. Хотел, чтоб я по его стопам пошёл. Старый хрен… Всё моё детство на подготовку спустил.