– Да, конечно, – прошептала я, усиленно стараясь прослезиться. Не удалось, а жаль – мы сидели почти нос к носу, а Ратибор вдруг решил придвинуться и приобнять меня за плечи. Меня обдало удушливо-сладким запахом индийских благовоний в смеси с резкими еловыми духами и лаком для волос. …А этому-то чего надо, господи? Что я буду делать, если тоже начнет звать «в куст»? Может, дать ему локтем в печень? С Серым Братом-то легко обошлось…

Но, оказывается, Ратибор имел на меня еще меньше эротических видов, чем пресловутый Серый Брат. Судя по сморщенному носу, он тоже учуял мои запахи: раскисшей швабры и хлорки от ведра. Брезгливо придерживая за плечо одним пальцем, он зашептал мне в лицо:

– Ирочка, если тебе что-то не понравится в словах или действиях Сукайи, ты всегда можешь прийти и рассказать. Если он будет плохо говорить о других членах Ордена или обо мне, не молчи, обязательно приди и расскажи, хорошо?

– Конечно! – пискнула я с энтузиазмом. Вот теперь я его прекрасно поняла. Видимо, как и в любой уважающей себя секте, здесь было принято доносить друг на друга, и я ни в коем случае не собиралась Ратибора разочаровывать.

Заместитель главы ордена отечески потрепал меня по головке и поднялся было с дивана, но его остановила девица-индеец:

– Ратибор Анатольич, тут написали, что завтра эти приедут… Как их… Глава и мастера на летнее собрание Ордена. Этот, как бы, Навухо-донос…

– Кузнецов?! – прервал ее Ратибор.

– Наверное… И еще, этот, короче, Хамухрапи и какая-то Закрутка.

– Хаммурапи и Мать Закуту, – догадалась я, забыв повысить регистр голоса до визга. Хорошо что Ратибору стало настолько ни до чего, что он даже запустил обе пятерни в свою намертво залаченную прическу – она тут же превратилась в два неопрятных крыла над ушами.

– Да б… Что же это за испытание от Вселенной! – спохватился он. – Ты раньше не могла сказать?! У нас полный пансионат клиентов!

– А че, они раньше и не писали.

– Зато я Кузнецову и писал, и набирал, но до него же не дозвонишься!

– Тогда на старую территорию их, Ратибор Анатольич?

– А что я могу сделать? Ну да! Предупреждать надо! Так, Ирочка, – он развернулся ко мне. – Иди скажи аху и ахиати, что у вас опять отмена всех молитв, кроме обязательных: будете старую территорию в порядок приводить для… гостей.

– Какую старую территорию?

Мой вопрос повис в воздухе, поскольку Ратибора уже унесло в коридор, на который указывала стрелка с надписью «Гирудотерапия». Я могла бы подумать, что он решил снять стресс пиявками, но не подумала, поскольку знала, что там просто короткий проход во внутренний двор. Девица-индеец после ухода начальства сразу осела за стойкой, как подтаявший сугроб, увенчанный огромным золотым телефоном, и на меня внимания больше не обращала. Я, махнув на них всех рукой, тоже ушла.

Старую территорию мне показали братья-сестры. Она располагалась прямо в сумрачном еловом лесу, который возвышался за бараком и был формально отгорожен хиленькой сеткой-рабицей. Через огромную дыру в этой сетке мы благополучно и прошли, минуя калитку с замком. Нагруженные вениками, мешками для мусора и тряпками, косами и лопатами, мы под тихое зуденье комаров гуськом зашагали по малозаметной тропе (шествие возглавляла Неля). Под ногами сухо хрустел толстый слой игл. Серый Брат, в своем вечном балахоне, со ржавой косой на плече, напоминал застиранную Смерть. Он оглядывался по сторонам с нервным любопытством: оказывается, раньше «суда ни ходиль».

Пока я размышляла, в каком надо быть состоянии, чтобы за год жизни здесь не пройти сто метров в лес, мы выбрались на поляну – заболоченную, поросшую маленькими елочками и рахитичными березками. В ее центре поднималась из бурьяна и ельника потрясающе мрачная развалина кирпичной усадьбы. Судя по большим окнам и экстрерьеру, напоминающему помесь трехэтажки с греческим храмом, она была не такой уж древней, – возможно, конца девятнадцатого века, – но выглядела так, будто в нее несколько раз попала бомба. Крыша провалилась вовнутрь, окна чернели горелыми провалами, у входа чудом сохранились нижние части нескольких колонн и обгрызенная, замшелая лестница. На верху стен между кирпичами росли березки.

Я в изумлении подумала, что селить людей ЗДЕСЬ – это уж слишком даже для Ратибора. Но тут Неля свернула направо, и оказалось, что рядом с развалинами прячется в елках длинная одноэтажка, которая имела хотя и задрипанный, но более современный вид. Наверное, это было какое-то хозяйственное или административное здание при усадьбе, которое позже кое-как переделали в гостевой домик. Внутри оно разделялось фанерными перегородками на несколько комнаток с типовыми тумбочками и кроватями, прикрытыми полиэтиленом. Потолки, судя по темным пятнам и запаху сырости, здесь активно текли, кое-как висящие на гвоздях провода, тянувшиеся от ламп в потолке, выглядели опасными, но свет, как ни удивительно, включался. Я все меньше понимала, какие у Ратибора отношения с главой Ордена Вероятности: неужели этот Навуходоносор позволит засунуть себя в подобные условия?

Неля громко раздала нам задания: надо было вымыть полы, окна, вытереть везде пыль, а еще, пока солнце стояло высоко, проветрить сырые постели. Мужская часть нашей братии удалилась включать местную котельную и прокашивать дорожку к одноэтажке.

– Я сюда одна боюсь ходить, – полушепотом призналась Катя, забирая у меня комок простыней. – И вообще все ходят редко. В последний раз, наверное, тем летом были, когда Серый Брат еще не пришел к нам… Тетя Люба-повар рассказывала, что тут раньше жил какой-то граф, и как-то он нехорошо умер: повесился или застрелился. Потом тут все украли, потом еще раз украли то, что в первый раз не успели, а потом все сожгли, ну и бомба сюда попала, когда война была… Теть-Люба сказала, что Калужские власти сначала собирались хотя бы тутошнюю церковь восстановить, но когда еще и болото появилось, бросили. И теперь усадьба считается частью нашего пансионата.

– Тут и церковь есть?

– Угу, Водяная церковь. Это если дом слева обойти, за ним…

Церковь я вскоре увидела сама, когда вытащила на улицу гору сырых одеял, чтобы разложить их на хилых елочках. Из-за усадьбы торчал кусок колокольни – конечно, уже без купола и колоколов.

Я медленно двинулась в ту сторону, стараясь наступать на сухие кочки, но чем ближе подходила, тем становилось болотистее. Когда я наконец, чавкая лужами и грязью, обогнула усадьбу и оказалась напротив церкви, сразу стало ясно, почему ее называют Водяной.

Небольшая однокупольная церквушка грязно-белого цвета основанием ушла в зыбкую почву, покосившись, как Пизанская башня. Ее тяжелые железные двери намертво вросли в землю и теперь не имели шанса когда-нибудь закрыться. Солнце падало сквозь отсутствующую крышу и выбитые окна, освещая все внутри, и по странному блеску внизу я поняла, что пол церкви залит водой.

Из-за моей пазухи вынырнула морда крысы. Она удивленно вертела носом, принюхиваясь к сырым болотным запахам, и явно не понимала, чего я здесь застряла. А застряла я, собственно, потому, что заметила внутри церкви знакомую сутулую и коренастую фигуру.

– Сукайя! – крикнула я негромко и осторожно подобралась ближе. – Ты зачем туда залез? Тебя не завалит?

– Нэт! – откликнулся Серый Брат с дробным эхом. Он подошел к порогу церкви и теперь, радостный, стоял напротив меня по щиколотку в воде. Я абсолютно не поняла, что вызвало у него такую эйфорию: видные мне внутренности церкви, драные и разворованные – ни фресок, ни икон – навевали скорее уж мысли о тщете всего сущего. Но Серый Брат чувствовал себя в Водяной церкви буквально как рыба в воде.

– Заходи, сэстра, ни бойси, – позвал он меня и с плеском отступил в сторону. Я, поджав губы, стянула уже промокшие босоножки и осторожно ступила босыми ногами на холодный склизкий пол. Он наклонялся к левой стене, где блестело целое глубокое озеро. Вода была не чистой и далеко не теплой.

Я подняла глаза на Серого Брата – счастье сквозило из каждой неровности его сощуренной рябой физиономии.