— Что особенного? Позавчера в городе ограничения на водку отменили. Помнишь анекдот: потуши свет, любимый, а то подумают, что мы выпиваем? Уже устарел.

Дарья вдруг обхватила его за шею.

— Потуши свет, любимый…

Александр Дмитриевич оглянулся на дверь.

— Тронулась.

— Почему? Пошли в сарай и посмеемся над ними, с их водкой, перестройкой, принципами, кладами. Ну, миленький, изнасилуй меня, так хочется!

— Дарья, ты прелесть. Я тебя люблю.

— Врешь, если изнасиловать не хочешь.

— Ну, это ты напрасно. Я сейчас…

— Ладно, прости. Ты хороший. Интересно, если б ты был моим мужем, я б тебе изменяла?

— Не знаешь?

— Не знаю. Вы, конечно, наши враги и подлецы. Но иногда так хочется подчиниться, носки стирать, вкусное что-нибудь приготовить.

— Твой муж сам вкусное готовит.

— Шашлык понравился? Это он любит. Я его побаиваюсь все-таки. Если он меня поймает когда-нибудь, зарежет и шашлык изжарит.

— Глупая.

— Дашка! — гаркнул Сергей с порога.

Она повернулась медленно, лениво.

— Что, мой прекрасный воин?

— Зачем ты эту тварь позвала?

— Ты про Валеру? А по-моему, он симпатичный.

— Убью я тебя, Дашка.

Она распахнула руки.

— Бей меня, режь меня. Я хочу, чтобы ты шашлык из меня сделал.

— Напилась.

— Почему? Вспомнила случай. Насильник отрезал женщине груди и изжарил шашлык. Следователь ему говорит: «Как вам не стыдно?» А тот в ответ: «А вы такой шашлык пробовали?»

— Псиша!

— Не больше, чем ты. Александр Дмитриевич! Правда, Валера привлекает? Он на артиста похож. Такой современный, волевой, мужественный.

— Дарья…

— Ну что, покоритель Гиндукуша? Александр Дмитриевич, вам нравится мой муж? Сначала привел в трепет душманов, а теперь меня.

— Даша, вы немножко перебарщиваете.

— В самом деле? Ах, я совсем растерялась. Я просто не знаю, как себя вести. Я буду советоваться с вами. Вы такой положительный. Можно я буду называть вас дядя Саша? Или просто Саша? Ты не возражаешь?

Сергей сделал стремительный выпад. Дарья отлетела метра на два и плюхнулась на траву.

Александр Дмитриевич бросился и повис на Сергеевой руке.

Тот опустил руку.

— Это я за вас ее… Вы бы на такую наглость ответить не решились.

Да, он, конечно бы, не решился. Но Сергей, к счастью, не подозревал, почему.

— Все равно, прошу вас.

— Плевать. Кошка. Сейчас встанет.

Дарья встала на четвереньки.

— Мяу!

И высунула язык.

— Вот видите! Но я на нее не злюсь. У нее есть душа, — неожиданно заявил Сергей. — Я ей многое прощаю, хотя и заслуживает… Заслужила, Дарья?

— Бьет — значит, любит. Правда… Саша?

И снова отлетела на траву.

На этот раз Дарья не поднялась на четвереньки, напротив, вытянулась, как на пляже, подложила руки под голову и пояснила спокойно:

— Александр Дмитриевич, не беспокойтесь, пожалуйста. Он меня каким-то цирковым приемом бьет. Мне не больно, но лечу далеко. Ему так больше нравится. Смех. Цирковая пара на арене.

«Вот я тебя сейчас тресну, Бим!» — «А ну-ка, Бом». — «Ах! Какой ужас, я избит, Бом. Это ты меня избил! Как же мы будем выступать вместе?»

Из света в темноту выплыл Валера. С бутылкой.

— Загораете? Разве уже взошло солнце?

Дарья поправила юбку.

— Лунные ванны.

— Я не помешаю?

Никто не ответил.

— Спасибо. Боюсь, меня не совсем правильно поняли. Сейчас все спорят и заводятся с пол-оборота. Ты, Сергей, не подумай. Я тебя уважаю… Ты проливал кровь. Мы с тобой можем и не согласиться, но ты человек…

— Сам знаю.

— В этом и смысл. Человек себя знает. Я за тебя выпить хочу. Не хочу уходить с камнем за пазухой. У меня другие враги есть.

Валера посмотрел на Пашкова и взмахнул бутылкой.

Взгляд и жест Александру Дмитриевичу не понравились, хотя на свой счет он их и не принял.

«Ну, понеслась душа в рай, — подумал с досадой. — Пошли по новому кругу».

Остальное наутро на тяжкую голову вспоминалось трудно. «И почему я не ушел? Зачем пил из горла во дворе? А потом еще в комнате. Как забыл про Федора? Как такси ловил ночью?»

Потом он целый день приходил в норму, давал себе твердые обещания завязать, страдал, но вечером появилась Дарья и утешила — Сережка, оказывается, укатил в соседний город к другу-афганцу, она все время только о Саше думала и не представляет, как они расстанутся. И снова было хорошо, пока не пришел Мазин.

Несмотря на то, что Мазин нажал кнопку звонка дважды, открыла Фрося.

— Извините, пожалуйста. Я к товарищу Пуховичу. Он здесь живет?

— Да, в нашей квартире. Но он за молоком спустился. Скоро вернется. Посидите, подождете, может?

— Спасибо, лучше я его встречу.

— Магазин тут направо, — подсказала добрая Фрося.

Конечно, был риск и не встретить, а повстречав, не узнать Пуховича, но ждать на коммунальной кухне не хотелось. Мазин спустился на улицу и пошел направо и вскоре обнаружил магазинчик, в единственную витрину которого отчаянно билась неразумно залетевшая внутрь черно-зеленая муха. У прилавка стояло человек семь, в основном женщины, толстяк с двумя гигантскими сумками, набитыми стеклотарой, и успевший отовариться сухопарый старик с молочными бутылками в авоське. Он разговаривал с молодым человеком, расположившимся спиной к витрине. Ясно, что Пуховичем мог быть только покупатель с авоськой. Мазин решил подождать, пока он закончит беседу, и отошел в тень, под акацию.

Вскоре старик вышел и двинулся по тротуару. Он не выглядел ни дряхлым, ни усталым, но двигался медленно, чувствуя меру своих возможностей, продуманными экономными шагами. И каждый из этих шагов, как показалось Мазину, преодолевал не расстояние между ними, а время, год за годом двинувшееся вспять, хотя старик и шел навстречу. И когда он приблизился на двадцать восемь шагов, а время на столько же лет отодвинулось, Мазин сказал негромко:

— Здравствуйте, Валентин Викентьевич.

Старик остановился, посмотрел пристально, не откликаясь на слова Мазина, поставил авоську осторожно, чтобы не свалились бутылки, достал очки из кармана пиджака и заправил дужки за уши, из которых торчали кустики седых волосков. С минуту он рассматривал остановившего его человека, потом очки снял, удостоверившись, что перед ним именно тот, кого он видит.

— Здравствуйте. Не ожидал, признаться. Не ожидал.

— Я тоже… Могу я вас побеспокоить?

— Отчего же нет? Больше, чем вы меня побеспокоили в свое время, уже не побеспокоите, Игорь.

Нет, он не забыл отчества Мазина. И не собирался подчеркивать разницу в летах, ведь молодым-то Игоря Николаевича считать теперь было смешно. Но когда-то, очень давно, произнося официальное имя и отчество, человек этот внутренне выше Игоря Мазина не поднимал. И теперь произнес машинально то, что вжилось в мозг, а не только помнилось.

— Профессор, — невольно откликнулся и Мазин словом из прошлого.

— Простите, по вашей милости давно лишен. Сейчас меня называют просто Доктор. И совсем не доктора наук подразумевают, а обыкновенного человека, имеющего какое-то отдаленное касательство к медицине. Можете и вы обращаться — Доктор. Так проще.

— Мне проще — Валентин Викентьевич.

— Благодарю. Помнится, у вас были развиты добрые чувства, значит, должна сохраниться и своеобразная признательность. Как-никак я вашей карьере начало положил.

Со стороны могло показаться, двое знакомых, что не виделись с неделю, о повседневных мелочах толкуют. Но молодой человек, который разговаривал с Доктором в магазинчике, а теперь сидел за рулем бежевой «лады», думал иначе. Он включил мотор, но с места не трогался. Руки чуть-чуть вздрагивали на баранке…

— Чем же я обязан, Игорь? Ведь наша встреча не счастливая случайность?

— Нет, не случайность. Я заходил к вам, в магазин меня соседка направила.

— Фрося? Кто бы мог подумать! Такая почтенная женщина и секретный осведомитель! Хи-хи…