— Кое-что. Не знаю, как начать…

— Начни с конца.

— Хорошо, — согласилась она серьезно. — Монету, которую вы мне подарили, придется передать в фонды.

«Господи! Испортила песню».

— Вера! Ну что у тебя за повышенная совестливость!

Она жестом отвела его упрек.

— Нет-нет. Тут другое. Сегодня в музей пришел молодой человек лет тридцати, отрекомендовался нумизматом, историком-любителем, которого интересуют античные монеты, бывшие в обращении в Северном Причерноморье…

— Ну и послала бы его в… Причерноморье.

— Вы недослушали. Он сказал, что на днях в музей передал античную монету Александр Дмитриевич Пашков, и эта монета его очень интересует, он хотел бы взглянуть на нее.

— Бедная Вера! — только и мог произнести Пашков.

— Нет, мне повезло. Монета была у меня в сумочке, я собиралась к мастеру подобрать цепочку.

— В самом деле повезло, — пробормотал Саша и подумал: «Только не мне», лихорадочно соображая, кто и как мог узнать о монете. От кого? Фрося? Доктор? Может быть, мать?..

— Пришлось попросить его подождать. Я вышла, вернулась и показала монету.

— И все?

— Нет. У него был фотоаппарат, и он попросил сфотографировать монету. Я не могла отказать, он бы обратился к директору.

— Я понимаю, Вера. Сдай… Попробуй оформить поступление задним числом. Досадно. А как зовут этом нумизмата?

— Валера.

— И все?

— Простите, Саша. Я растерялась и не записала фамилию.

— Понятно. Не огорчайся, Вера. Подарок за мной. И плевать на этого фаната.

— Он мне не понравился.

— Мне тоже. Но я свалял большого дурака. Старуха-то просила продать монету в музей. Вот и похвастала, наверно, что обогатила ваше заведение. Так меня и разоблачили. Поделом вору и мука. Только не осуждай меня за это невинное вранье.

— Я сама виновата, Саша. Я не должна была принимать такой подарок.

— Не будем каяться. Ведь справедливость восторжествовала.

— Не совсем. Это не рядовая монета, Саша, и я уверена, Валера искал ее не случайно.

— Ты не знаешь коллекционеров.

— Зато я знаю другое: эта монета из «клада басилевса».

Вера произнесла название клада и посмотрела на Пашкова, ожидая его реакции.

«Клад басилевса»? Это еще что такое? Неужели тот самый, знаменитый, что украшал музей до войны?»

Пашков вспомнил: клад исчез за год до его рождения, во время оккупации его вывезли немцы, один из уникальных кладов, находка конца прошлого века.

— Эта монета из «клада басилевса», — повторила Вера настойчиво.

— Я вспомнил. Разве немцы его вернули?

— Нет, конечно.

— Тогда монета не из клада.

— Из клада, Саша. Посмотрите лучше сами.

Вера взяла со стола и протянула ему «Археологический вестник» за 1884 год.

— Вот… Я принесла из музея, чтобы показать. Здесь воспроизведены все предметы из клада. Смотрите!

Александр Дмитриевич скользнул взглядом по диадеме и фаларам, четко воспроизведенным на гладкой, почти не потемневшей за сто лет бумаге. Дальше на страницах рядами были изображены все пятьдесят шесть монет, найденных вместе с сокровищами.

— Вот эта! Смотрите!

Вера достала лупу и положила монету на страницу «Вестника».

— Сравните.

Все еще в сомнении, он навел лупу на монету, затем на ее снимок. Монета была та же, что воспроизводилась в «Вестнике».

— Любопытно, хотя и не факт.

— Почему не факт?

— Монеты не чеканились в единственном экземпляре.

— Вот сюда посмотрите. Над ухом.

Он снова навел лупу на страницу. В самом деле, маленький дефект, небольшая вмятина, повторялась в одном и том же месте, над ухом царя, и в оригинале, и в печатном изображении.

— Как тебе пришло в голову их сравнивать?

— Сама не знаю. Когда этот Валера ушел, я заинтересовалась датой, а в «Вестнике» есть статья о датировке находок на нашей территории. Вот и заглянула, потом прошлась глазами по кладу — вижу, что-то похожее. Взяла лупу и ахнула! А вы не поражены?

— Я стараюсь мыслить логично. Предположим, монета из клада. Ну и что? Она могла пропасть еще до войны.

Вера резко повела головой.

— Нет! У клада целая история. Перед войной заместителем директора по науке в музее был Кранц Леонид Фридрихович. Долгое время считалось, что он, как немец по происхождению…

— Я слышал. Он пытался спасти клад, а его оклеветали и даже репрессировали. Что-то в этом роде? А потом он погиб при странных обстоятельствах…

— Да. Но сейчас не в этом дело. Он действительно замуровал клад в стене и, так как был пунктуальным немцем, перепроверил перед этим описи. На последней его рукой написано: «Все перечисленные предметы в наличии — 26 июля 1941 года». Я сегодня подняла эту бумагу. Потому и позвонила. Что, если клад не вывезли?

— И что же?

— Его можно найти.

— Извини, каким образом? Создадим кооператив «Иголка в стогу сена»? Или привлечем пионеров-следопытов?

— Не шутите, Саша. Поверьте женскому чутью, этот Валера относится к монете гораздо серьезнее.

— Но пока его не в чем обвинить.

— Его важно опередить.

Саша ощутил неприятно знакомое по бывшей жене женское упрямство.

— Прости, Верочка, я не капитан Сильвер.

— Я тоже. Но нам нужно вместе пойти и рассказать в музее о соседке и ее находке.

— Они же замучают старуху. Чем она виновата? Ради Бога! Я сам ее еще раз расспрошу, запишу все и принесу в музей. Погоди пару дней.

— Хорошо, Саша. Но терять время нельзя.

«Ну и впутался!» — подумал Пашков.

«Впутался!» — повторил Пашков с досадой, вернувшись домой, но ощущал он уже нечто большее. Беспокоила не только досада на себя за наивный обман и несостоявшийся подарок. Появилось и другое. Конечно, предположение Веры о том, что нумизмат Валера, явный фанат с тараканом, появился в музее в поисках клада, Пашков отверг как бабский бред. «Поверьте женскому чутью!» Было бы у вас чутье, не было бы матерей-одиночек! Однако факт оставался фактом, он держал монету в руках здесь, а не в Германии, куда вывезли сокровища басилевса. До него монета лежала у Фроси в шкатулке, а еще раньше маялась в огороде у моста.

«Может быть, немцы хотели вырастить золотое дерево?» И Саша живо представил себе Буратино в эсэсовском мундире с лопатой на Захаровых грядках. Доводить факты до абсурда было свойством его воображения. Не выливаясь на бумагу, оно деформировалось, сжатое стенками черепной коробки, порождая нелепые фантомы: то демографический взрыв в троллейбусе мерещился, то вот длинноносый эсэсовец в огороде. А за деревьями крадутся лиса Алиса и кот Базилио в партизанских стеганках с автоматами. Тра-та-та! Бой.

«Бой», — повторил Саша и усмехнулся про себя, обнаружив источник очередного всплеска абсурдной фантазии. Доктор рассказывал о бое у моста и философствовал о бренности жизни и вечном металле. Этого, конечно, мало, чтобы найти клад. Тут нужна с вязь более конкретная, если только она вообще существует. Саша одумался и вспомнил о Моргунове.

Михаил Васильевич Моргунов был многолетним директором скромного заводика, выпускавшего метизы, то есть производственного назначения незамысловатые металлические изделия. Когда-то в юности ему довелось быть участником местного подполья, что и свело Моргунова с Сашей Пашковым во время работы над фильмом, где Михаилу Васильевичу пришлось выступить в роли неофициального консультанта.

За десять с лишним прошедших с той поры лет Моргунов, по правде говоря, успел подзабыть автора сценария и потому на его звонок откликнулся без особого удовольствия и радости, тем более что последнее время он находился в расстройстве чувств и мыслей.

Еще недавно Михаил Васильевич, отметивший пенсионный юбилей, но отнюдь не жаловавшийся на здоровье, вполне уверенно смотрел в обозримое будущее. Он твердо намеревался трудиться, пока позволят силы и возраст, и препятствий этому намерению не видел. План заводик давал, погоды в экономике не делал, и директор свое начальство вполне устраивал.