– Медаль. Вчера я нашел ее на чердаке среди старого хлама и десять минут не мог до нее дотронуться.

– Она была такая грязная?

– Нет, сияла, как новенькая.

Я заметил, что Рено смотрит на меня недоверчиво и испытующе, и продолжал теребить бумажку в руке. Наконец я встал и поинтересовался, не знает ли он, когда отправляются в Бурже утренние поезда.

– А почему ты меня об этом спрашиваешь? Посмотри сам расписание.

– Ты ведь ездишь туда время от времени, не так ли?

Рено уставился на меня с нескрываемой тревогой.

– И поэтому я должен знать расписание поездов? Если мне случается бывать в Бурже, я езжу туда на машине.

– А раньше как ездил?

– Что значит, «раньше»?

– У тебя что же… родственники в Бурже?

– Нет.

– Друзья?

– Тоже нет. Да почему тебя все это интересует?

– Скажи, ты знаешь, где находится сиротский дом в Бурже?

Рено внимательно посмотрел на меня.

– Сиротский дом? Странный вопрос…

Я пояснил, что готовлю репортаж о сиротских домах во Франции и хочу посетить сиротский дом в Бурже, чтобы определить, соответствует ли он среднему уровню таких учреждений, так как мы начинаем кампанию по сбору средств для сиротских домов.

– Ты имеешь в виду добровольные пожертвования?

– Да.

Рено недоверчиво покосился на меня.

– Ваша газета занимается сбором средств для сирот?

– У журналистов тоже имеются железы внутренней секреции.

Рено больше не улыбался. Он уже понял, что я что-то замышляю, только никак не мог понять, что именно, и потому насторожился.

– Недавно я побывал в Бурже, – сказал я. – Сиротский дом там не очень большой – здание белого цвета, расположенное на высоком холме, на окраине. Верно?

– А мне-то откуда это знать! – огрызнулся Поль.

– О-о, – удивленно протянул я. – Неужели не знаешь?

– Думаешь, мне известны все сиротские дома Франции?

– Мне сказали, что ты знаком с тамошним директором.

– Я понятия не имею, кто является директором сиротского дома в Бурже.

– Достопочтенный господин Рошель.

– Никогда не слышал этого имени.

– Правда?

– Зачем мне лгать!

– Вот это-то и есть самое непонятное.

– Что именно? – Рено явно начинал раздражаться.

– Недавно в редакции мы заговорили о Бурже, и кто-то сказал, что ты уже несколько лет посещаешь сиротский дом господина Рошеля, что ты друг его дома и каждое лето посещаешь сирот. При этом ты каждый раз обедаешь с директором и оставляешь ему денежный чек. Мы тогда сразу подумали, что ты именно тот человек, который может возглавить наш фонд.

Рено вздрогнул и побелел.

– Ни в коем случае! – почти закричал он.

– Боже, да что ты так волнуешься? Это же очень почетно – возглавить фонд и собирать средства в пользу сирот. Все дамы высшего света занимаются благотворительностью. – И прикрыв глаза, я спокойно добавил: – О, я понимаю, что тебя не устраивает – ты не прочь возглавить фонд, только не хочешь делать это благое дело с помощью нашей газеты.

– Совсем не в том дело! Хотя… в определенном смысле… Ты должен меня понять: вы только что разделались с Дювивье и если вы сейчас выберете меня на сию почетную должность, это будет выглядеть подозрительно, люди могут подумать, что я состою с вами в заговоре.

– А ты и был с нами в заговоре. Поль, уже не сдерживаясь, заорал:

– Да! да! Но это не значит, что каждый… Однако, заметив, что я улыбаюсь, он немного успокоился.

– Послушай, – продолжал Поль, – я не люблю это публичное милосердие, мне оно претит. В рекламе, которая раздувает все эти благотворительные акции, есть что-то вульгарное. Сделай милость, поищи для вашего фонда какую-нибудь другую кандидатуру. Пожалуйста, проводите сбор средств, но только без меня.

– Ах, какая неприятность! – с озадаченным видом произнес я.

– О чем ты?

– Боюсь, статья уже напечатана.

– Какая статья?

– По поводу сбора средств для сиротского дома в Бурже.

Рено побагровел от гнева. Приблизившись ко мне вплотную, он закричал:

– Ты хочешь сказать: вы использовали мое имя без моего разрешения?!

Я пожал плечами.

– Увы… Мне очень жаль, но мы были уверены, что ты не станешь возражать…

На миг мне показалось, что он готов меня ударить.

– Боже мой, Сакс, ну можно ли быть таким идиотом?! Ты что же, не понимаешь, какое это имеет для меня значение? Именно сейчас, в тот момент, когда я вот-вот должен стать министром!

– Да, я вижу, ты стараешься брать от жизни все возможное, – сказал я.

Мне хотелось дать ему время, чтобы мы могли перейти к следующей теме.

– Я вижу, ты злишься. По-настоящему злишься. Ты сказал, что способен разозлиться, и сейчас я в этом убедился.

Несколько секунд Поль молчал, затем постарался взять себя в руки. Морщины на лбу у него разгладились, уголки рта задрожали. Поль Рено попытался улыбнуться, хотя это ему плохо удавалось. И все же он справился с собой.

– О… Ты шутишь… Вероятно, захотел узнать, испугаюсь ли я.

Он покачал головой и с облегчением произнес:

– Ну хорошо. Ты уже убедился, что и я способен потерять самообладание…

Я подошел к стене, увешанной картинами, и стал читать вслух подписи:

– Врак… Леже… Хуан Грие… Вот это да! Поль удовлетворенно кивнул.

– Думаешь, все эти художники получили широкое признание в мире? – спросил я.

Однако он уже был не в состоянии вести этот разговор и повел меня к двери.

– Завтра, послезавтра или в любой другой день, когда тебе будет удобно, мы поговорим о современном искусстве, Сакс, но, прошу тебя, не сейчас. Я думаю, ты на меня не обидишься…

Он чуть ли не вытолкнул меня на улицу. И на прощание сказал:

– Ты намекнул, что собираешься в Бурже по какому-то грязному делу… Но ведь сбор средств для детей-сирот – вовсе не грязное дело…

Я улыбнулся.

– Разумеется, если ты хочешь так думать… Мой ответ явно удовлетворил его. Он засмеялся, а потом спросил:

– Мы, вероятно, скоро прочтем об этом в вашем «Хет Споор»?

– Да, как только материал будет готов. Публикация пойдет с продолжением. Постарайся ничего не пропустить.

Распрощавшись с Рено, я отправился домой». Пьер Сакс повернулся к Маркусу.

– Таков был наш первый разговор.

– Почему ты ему тогда не все сказал?

– Деньги, – ухмыльнулся Сакс, – как ты понимаешь, я еще должен был получить у него оставшуюся сумму.

Взяв в руки вторую папку, Пьер Сакс продолжил чтение своего репортажа:

«На другой день утром, не было еще и девяти, а я уже был у Рено. Как условились, он заранее приготовил деньги. Я небрежно сунул всю пачку в карман, полагая, что на этом дело Дювивье закончилось и начинается дело Поля Рено.

Он стоял передо мной красивый, спокойный, самоуверенный, засунув руки в карманы домашнего халата. Судя по его виду, он хорошо выспался и вкусно позавтракал. Начинался новый день его лучезарной жизни. Мне предстояло выяснить у него самую малость…»

Прочитав эти строчки, Сакс тихонечко хихикнул. «Я спросил Поля, не знает ли он, в какие часы разрешено посещение сиротского дома в Бурже. Рено небрежно бросил:

– Договорись с начальством, вот и все.

– Нет, я имею в виду не визит к директору, а посещение самих сирот. Когда можно их навестить?

Видимо, этот вопрос напомнил ему о нашем неприятном разговоре накануне. Поль недовольно буркнул:

– О Господи, а для чего люди выдумали телефон? – и раздраженно сказал: – Ну что ты ухмыляешься? Я надеюсь, ты не станешь снова болтать вчерашнюю ерунду? По-моему, пошутили и хватит!

– А ты знаешь, что мне снилось сегодня ночью? – без всякой видимой связи с предыдущим разговором спросил я и пристально посмотрел на Поля.

– Извини, дружище, – недовольно поморщился Рено, – у меня сегодня масса неотложных дел. Я буду тебе очень признателен, если ты расскажешь свой сон кому-нибудь другому, а мне некогда, и потому выметайся поскорее.