– Сакс? Пьер Сакс? Это уж не тот ли скандальный журналист из «Хет Споор»?

– Да, он.

– Что ему от тебя надо?

– Я просил его о встрече.

– Почему он явился в наш дом в такой поздний час?

– Я дал ему понять, что в сложившейся обстановке предпочитаю не афишировать наших встреч.

– А тебе самому что от него нужно?

– Ты знаешь мой девиз, дорогая: «Храбрость побеждает врагов». Он справедлив и в делах. Но в предстоящей борьбе я предпочитаю вообще не иметь врагов».

Пьер Сакс взглянул на Поля Рено и, улыбнувшись, сказал:

– Разумно, ничего не скажешь! – затем продолжил чтение.

– «На твоем месте я постаралась бы отделаться от него, – сказала жена Рено, – Он подлец, и тебе незачем искать его расположения. Он ведь не сможет повредить тебе.

– Но смог же он утопить Дювивье, – возразил Поль Рено.

– Да, но против Дювивье у него имелся материал, а чтобы выступить против тебя, ему придется лгать.

– Это привилегия газет. Журналисты лгут, но читатели им верят. И даже если не вполне верят, то каждый в глубине души считает, что нет дыма без огня. Ты не представляешь, сколько карьер рушилось из-за такого дыма. Не беспокойся, я лишь хочу с ним познакомиться, чтобы убедиться, что факты, которыми он располагает, разоблачают только Дювивье как личность, но не могут нанести удар партии и, в частности, преемнику Дювивье».

Пьер Сакс покосился на Поля Рено.

– Вообще-то я не слышал этого разговора. Ты сам мне о нем рассказал, когда я поинтересовался реакцией супруги на мой приход. Ты разоткровенничался после того, как я сказал, что серьезно собираюсь написать о тебе роман. Знаешь, у меня тогда и в самом деле была такая задумка.

– А сейчас уже нет? – спросил Поль Рено, пристально смотря на Сакса.

– Нет, – спокойно ответил Сакс.

– Почему же?

– Ты меня больше не интересуешь.

На лице Поля Рено не дрогнул ни один мускул.

– Так что же было потом? – спросил Маркус. «Супруга хозяина дома удалилась к гостям, а я подошел к нему и показал пальцами, что хотел бы получить остальную часть гонорара…»

Поль ухмыльнулся. Заметив это, Сакс прервал чтение и сказал:

– Помнишь, ты сказал тогда с издевкой: «Я сразу понял, что ты явился за деньгами». Ты в этом ни минуты не сомневался, поскольку я заявился в твой дом поздно вечером. И тебе это, конечно, не понравилось. Ты спросил: «Мы, что же, перестали доверять друг другу?» Вопрос этот показался мне несколько наивным, хотя ты имел в виду доверие, которое связывает двух мошенников и исключает доносительство. Я ответил, что дело не в доверии, просто завтра уезжаю на непродолжительное время, поэтому и пришел сегодня вечером.

Ты ничего не возразил, хотя не был уверен, найдется ли у тебя нужная сумма. «Пойдем», – сказал ты. Мы прошли в твой кабинет, ты открыл сейф и что-то там собрал. «Гм, к сожалению, у меня пока есть только эта сумма. Остальное завтра» Я спросил, смогу ли получить деньги до девяти утра. «Так рано?» – спросил ты. «Да, так будет спокойнее», – ответил я. «Хорошо, – согласился ты. – Завтра возьму деньги в банке». Потом ты спросил, куда и зачем я направляюсь.

Нашу беседу я записывал на магнитофонную пленку.

Пьер Сакс снова стал читать свою запись.

«Мы еще немного поболтали о том, о сем, затем я поинтересовался, знают ли Шадрон и его друзья, что их противники из оппозиционной партии подкупили нас, журналистов, чтобы мы скомпрометировали Дювивье.

– Конечно, – ответил Рено.

– Для твоего тестя было бы ужасным ударом, если б он узнал, что компрометирующие материалы получены не от ваших противников, а от тебя. И все это только из-за того, что ты не пожелал ждать еще пятнадцать или двадцать лет поста министра.

– Ах, – ответил Рено, – Шадрон, безусловно, достойный человек, но несколько старомодный. А времена меняются…

Поль засмеялся.

– Дювивье выключен из игры, – сказал он. – Но только на время. Он вернется. Немного позднее. Подобные инциденты создают много шума, а потом все о них забывают.

Дальнейший разговор был не менее щекотливым. Но тогда еще Поль Рено не понимал, куда я клоню и что скрывается за моими намеками».

Сакс повернулся к Полю Рено и полюбопытствовал:

– Ты и теперь абсолютно ни о чем не беспокоишься?

Тот не ответил.

«– Если кто-нибудь перебежит тебе дорогу, Рено, ты ведь уберешь его, не раздумывая, верно? Поль нехотя процедил сквозь зубы:

– Трудно признаться в этом, но если понадобится, – да.

– И со мной ты бы также поступил?

– С тобой?

Я решил облегчить ему ответ и спросил:

– Если бы для твоей карьеры возникла необходимость уничтожить меня, ты бы сделал это?

Поль нервно пробормотал:

– Странный вопрос…

– Так сделал бы или нет?

– Боюсь, что да.

– И все же ты ответил не сразу, немного помедлил…

– Да, немного… Нерешительность, – заметил Поль, – еще не является свидетельством влияния моральных принципов, чаще это говорит о бесхарактерности человека или его неопытности.

– А что значит для тебя человек?

Поль любил такие вопросы. Он ответил сразу и с явной гордостью:

– Человек – это единственный хищник в мире, который никогда не покажет в открытую, что у него есть когти.

Великолепное изречение! Даже я вынужден был это признать.

– Человек радуется тому, что у него есть когти?

– Да, если это хорошие когти!

– А если нет?

– Тогда человек возмущается, если такие когти кто-то другой пускает в ход, и это называется борьбой за моральные принципы. А каким ты сам видишь человека, Сакс?

– Это несчастное существо, которое задвинули в дальний уголок да и забыли про него.

Поль немного подумал и мне показалось, что он согласился со мной».

– Я правильно тебя понял? – спросил Пьер Сакс. Но Поль Рено, казалось, его не слышал.

– «Рено, а как ты посмотришь на то, что я попытаюсь уничтожить тебя, подобно Дювивье?

Поль растерялся.

– Что ты сказал? – испуганно переспросил он.

– Неужели это тебя не разозлит? Поль явно ничего не понимал.

– Ты – меня… уничтожить?..

– Да.

Его растерянность как рукой сняло. Поль улыбнулся.

– Еще бы не разозлиться, – сказал он. Однако, судя по его безмятежной улыбке, он все еще ничего не понял.

– Ты ведь обрушишь на мою голову все проклятья!

– Еще бы!

– И все это во имя соблюдения моральных принципов!

– Разумеется!

Поль весело рассмеялся.

– А ты непременно хочешь сделать из этого трагедию?

– Возможно. Никто не может запретить нам иной раз становиться сентиментальными. Все ведь зависит от желез внутренней секреции.

И тут впервые в его глазах мелькнула тревога. Он спросил с натянутой улыбкой:

– Ты хочешь поставить меня на колени, Сакс? Почему?

Теребя в руке листок бумаги, я спросил, хорошо ли он помнит свой последний год в лицее, когда проводилась математическая олимпиада, в которой принимали участие все парижские школы.

– Конечно, – кивнул Поль, – я хорошо это помню.

– Ты тогда получил второе место, не так ли?

– Да, – подтвердил Поль.

– Ты тогда оказался вторым и в награду получил спортивный автомобиль.

Он посмотрел на меня с удивлением.

– Верно, но откуда ты об этом знаешь?

Я сказал, что об этом тогда писали все газеты, и спросил:

– А ты помнишь, кто был первым?

– Нет. Тогда мне, конечно, было известно это имя, но сейчас я уже забыл его.

– Первое место занял Пьер Сакс! – сказал я.

– Ты?! – удивился Поль. Я кивнул.

– Я учился в скромной пригородной школе. После присуждения первого места меня сфотографировали, и это фото появилось на следующий день в газете, но автомобиль в подарок я не получил. Когда я пришел домой со своей наградой, меня встретил пьяный отец, который посмотрел на мой диплом мутным взглядом и даже не сумел прочесть, что там написано, только спросил, сколько денег я за это получил.

– А ты и в самом деле что-то получил?