Богдан понял, что нынешней ночью ему снова будет не до сна.

Приехал к школе, где училась Алевтина Богдан намного раньше, чем она открылась, чтоб уж точно не пропустить девушку. Не стал прятать машину, ему было безразлично, обнаружат ее или нет, но все-таки припарковался чуть поодаль — лучше, если ее заметят позже, чем раньше. Когда увидел автомобиль Алькиной мамаши, не стал медлить. Хлопнул дверью и решительно направился к девушке, которая уже шла к крыльцу. Он даже не убедился, уехала ли Наталья — все его внимание было приковано к фигурке девушки. Догнал ее уже на ступеньках, ведущих к двери, развернул к себе….

В первое мгновение, когда их взгляды встретились, Бо забыл все о чем хотел с ней поговорить. Единственным желанием, завладевшим его существом, стала потребность прижать ее к себе. И точно такую же потребность он прочел и в ее глазах. На лице ее промелькнула радость или ему показалось? Но миг, и глаза ее застыли. И лицо ее превратилось в холодную и равнодушную маску. Он пытался заставить Алю признаться, но она не хотела говорить с ним и настойчиво требовала оставить ее в покое. Несла какую-то чушь о том, что он ей не подходит в виду бесперспективности его работы и образа жизни, словно заученный монолог твердила. Такое ощущение складывалось, будто вчера она только и делала, что готовилась к этому разговору, учила наизусть все свои аргументы. Неужели она на самом деле верила в то, что ее слов будет достаточно для того, чтоб он отказался от нее? И возможно он добился бы от Карали правды, если бы не вмешалась ее мать. И вот тогда он увидел, как затрясло малышку от страха. Но чего же она боялась, черт возьми? Матери? Его? Чего?

Она избегала его объятий и прикосновений так, словно они были ей противны. Словно само его присутствие рядом разрушало ее. И он почувствовал, осознал в полной мере, какое давление оказывает на девушку ее мать. Она перла на Каралю словно танк, не замечая, что творится с дочерью.

Бедная малышка….

Когда она заявила, что изменила ему, когда вручила браслет, он вдруг все понял.

Для Алевтины правда об их родстве предстала совершенно в другом свете. И если ему было не важно, то для нее это была большая, огромная проблема, из-за которой она готова была соврать что угодно, придумать самую абсурдную ложь, лишь бы он оставил ее в покое, потому что ее это убивало. Медленно, словно яд. И тогда он вспомнил, как обещал ей сделать все ради ее счастья и спокойствия. Как обещал никогда не давить и не принуждать ее. Не делать ничего, что шло бы наперекор ее воле.

И отступил.

Притворился, что поверил, забрал злосчастную коробку с браслетом, развернулся и ушел, искренне желая оказаться как можно быстрее подальше отсюда.

Но успел дойти лишь до своей машины, когда рядом остановился автомобиль Натальи Андреевны и она, приоткрыв окно, обратилась к нему.

— Слушай, мальчик, я надеюсь, больше ты вмешиваться в жизнь моей дочери не станешь?

— Слушайте, женщина, я давно уже не мальчик, ясно? И да, можете не волноваться, я лезть не стану. Но не потому что вас испугался и не из-за того, что она тут плела. Потому что я ее люблю и хочу, чтоб она была счастлива.

— В этом наши желания совпадают….

— О не-ет, — ухмыльнувшись перебил ее Бо, — вы делаете это не потому что любите Алевтину. Вы просто завидуете ей. Завидуете тому, что я люблю ее так, как Вас никогда не любил мой отец. Да, — продолжал Бо, видя замешательство женщины, — я все знаю. И теперь я, по крайней мере, понимаю, в кого уродилась Аля. Она похожа на мою мать, вашу сестру, кстати, которую и выбрал когда-то мой отец. Ее, а не вас, и вам этого не изменить. Вы можете разлучить нас с Алей, изменить наше будущее, но прошлого вам не изменить никогда. Я — не мой отец, а Аля — не ваша сестра. Так что все бесполезно. Надеюсь, когда-нибудь вы это поймете.

Не дожидаясь ответа Бо сел в машину и уехал.

Он даже не заметил, как наступил февраль. Время для него теперь текло, словно в каком-то сумраке — дом, работа, работа, дом…. Хорошо, что работы хватало, как бы двояко это не звучало. Богдан научился абстрагироваться от чужого горя и всего понимания того, что значит обилие заказов. Для него это означало лишь возможность отвлечься и не думать ни о чем. Он теперь работал агентом — бумажная волокита, псевдодушевные разговоры с родственниками усопших и кладбища, кладбища, кладбища…. Крематорий иногда…. Церкви и храмы…. Вот до чего сузилось его существование.

Роман первое время пытался выяснить, в чем причина отстраненности друга, но наткнувшись на глухую стену, а однажды и зуботычину, отстал. И, наверное, успокоился — переезд ему теперь не грозил, чего же еще ему было нужно? Раскрывать перед ним душу и жаловаться на жизнь Бо не спешил. Да и нужным не считал. И неизвестно до каких пор это продолжалось бы, если бы однажды, роясь в кошельке в поисках визитки с координатами магазина автозапчастей, Бо не нашел визитку, что дала ему Стася. А он как-то уже и позабыл и про гонки, и про саму девушку, и про свои планы по тюнингу субаря. Всмотрелся в название клуба, нахмурился.

А почему нет?

И позвонил ей.

Отогнал тачку в мастерскую, познакомился с механиками, которые оказались весьма забавными ребятами. Отмороженные на всю голову, они просто болели скоростью и жаждой победы. И Стася так гармонично вливалась в их коллектив, была своим в доску парнем.

Теперь Бо после работы торопился не домой, а в просторный бокс, где доводили до ума его машину. И много времени они со Стасей проводили вместе. Он не переставал удивляться, насколько хорошо эта девушка плавает в теме устройства автомобиля. Видит Бог, он никогда в жизни настолько осведомленной женщины не встречал и вряд ли встретит.

Богдан не верил в дружбу между мужчиной и женщиной, может быть, потому что у него никогда не было раньше женщины-друга. А может быть, потому что догадывался о том, что для Стаси-то он другом когда-нибудь вряд ли станет. Но она не спешила, может догадывалась о чем-то, может мариновала — кто знает, что у нее было на уме. Главное Богдан старался не провоцировать ее на выяснение отношений и расставление всех точек над I. Все это время, что они общались, он честно пытался примерить ее на себя, представить себя с ней.

Не получалось.

Ощущения были такие, как если бы он представлял себя в голубой шкуре. Тьфу!

У него на Стасю не просто не стоял, не шевелился даже, а это что-то да значило. Может он когда-нибудь сможет оторваться от Карали, но не сейчас и не с ней. Оставалось только надеяться, что Стася сама все поймет и не устроит разборки.

А зря.

В тот вечер они засиделись допоздна, ковыряясь в моторе субаря. Он и не заметил, что в боксе они с девушкой остались одни. Просто вдруг почувствовал, как руки ее, испачканные по локти в машинном масле, в нежной ласке скользнули по его рукам, погладили тыльную сторону ладоней, как ее пальцы сплелись с его, а глаза глядели на него с таким призывом, что дальше делать вид, будто ничего не происходит было глупо.

— Стася…. — Начал, было, он, намереваясь объявить ей, что ему пора домой, что завтра на работу и бла-бла-бла, но она перебила его, впившись в его губы поцелуем.

Богдан хотел быть с собой честным и прислушался к себе, пытаясь понять, что он чувствует, в то время как его целует красивая женщина.

Ничего.

Ничего в нем не откликнулось на ласки Стаси. Поэтому он неожиданно для девушки прервал поцелуй.

— Что происходит, Бо? — Рассердилась она. — Сколько можно меня мариновать? Я дала тебе время, я понимаю, у тебя что-то произошло с твоей подружкой. Но ты же пришел сюда отвлечься? Ты пришел ко мне. Тогда в чем дело?

Она думала, он заинтересовался ею, и его интересуют не гонки, а именно она, — внезапно понял Богдан. До чего дурак….

— Эх Стася, — грустно ответил он, понимая, что сейчас наживет себе еще один геморрой, — вот была бы ты Стасом, была бы ты мне офигенным другом ….