Все сложилось правильно, но думать о том, что в свое время она могла выйти замуж не за того, категорически не хотелось. Нет, проще было лелеять в душе обиду и думать о том, что это она сделала Аркадия таким. И что Игоря она тоже могла таким сделать, вот и все. Тома нарушила исполнение ее жизненных планов и испортила настроение перед Новым годом, и больше Томы нет, и не будет в ее жизни. А мама не узнает о том, что она нарушила слово. Маме, по сути, уже все равно. На то, что будет чувствовать сестра, когда узнает о смерти матери и прошедших похоронах, Наташе было наплевать. И может быть, это была такая маленькая детская месть сестре? В любом случае, Наталья была уверена, что больше никогда не увидит сестру. Но она ошибалась.
Удивлению ее не было предела, когда рядом с гробом в прощальном зале городского крематория, вдруг нарисовалась ее убитая горем сестрица, облаченная в траурные черные одежды. Ната не позволила себе устроить скандал и вышвырнуть незваную гостью. Она натянула на лицо дежурную улыбку и поприветствовала сестру кивком головы. Однако, когда после церемонии, Тома подошла к ней и попыталась разделить их общее горе, Наташа остановила ее жестом и, положа руку на плечо сестры, отстранила ее от себя.
— Наташа, — пролепетала Тома (она совсем не изменилась, кстати), — давай забудем обиды. Мама бы этого хотела….
— Мама хотела, а я нет. Кстати, как ты здесь оказалась? Откуда узнала?
— Мне позвонила твоя дочь.
— Интересно…. — Протянула женщина, найдя глазами дочь. Аля испуганно заморгала, смутилась и отвела взгляд.
— Слушай, Тома, — повернулась Наталья к собеседнице, — ничего не изменилось. Простишься с матерью и исчезни из моей жизни, хорошо?
— Как скажешь. — Ответила Тома, расправив плечики. Видимо инициатором примирения всегда была только мать и Томка, возможно, всего лишь выполняла ее волю. Что ж, тем лучше для всех.
Почти сразу после этого разговора Тома исчезла с похорон. Во время поминального обеда в ресторане, по крайней мере, Наталья ее не видела.
А вернувшись домой, она почувствовала себя такой уставшей и эмоционально выжатой, что упав в кресло, захотела только одного — покоя и одиночества.
И коньяка.
Однако у нее осталось еще одно маленькое дельце, после которого можно позволить себе, наконец, расслабиться.
— Аркаша, — позвала она мужа, — плесни мне, пожалуйста, пятьдесят грамм и позови Алевтину.
Когда дочь нарисовалась на пороге гостиной, Наташа встала с кресла и молча подошла к ней. Остановилась рядом и, не произнося ни слова сверлила ее внимательным взглядом, под которым девушка вся скукожилась, пытаясь сжаться в комочек. А потом так же молча отвесила ей оплеуху.
Аля вскрикнула, схватилась за ушибленную щеку и испуганно посмотрела на мать.
— За что? — Пискнула обиженно.
— За то, что инициатива наказуема, ты не знала? Зачем ты позвала Тамару?
— Потому что бабушка этого хотела.
— А я тебе, что сказала по этому поводу?
Алевтина молчала.
— Значит так, дорогая моя дочь, этот поступок я расцениваю как предательство. А предателей я презираю, ты слышишь меня? Ты меня очень сильно разочаровала. Убирайся в свою комнату, ты наказана до конца жизни. Сиди там и думай на тему «Несостоявшиеся планы на день рождения вследствие дурного поведения и непослушания». Надеюсь, ты понимаешь, что нового девайса тебе не видать, как своих ушей. Учитывая то, что свой айфон ты потеряла, делай выводы сама. Все, свободна.
Аля убежала прочь, а Наталья снова упала в кресло. Перед ее носом появился пузатый бокал с темной жидкостью, а когда бокал оказался в ее руке, на плечи легли ладони мужа и слегка помассировали их.
— Зря ты так с ней, Наташ. Она просто еще молоденькая и много чего не понимает. Ты сегодня разрушила ее идеальный мир.
— И правильно сделала. Теперь она будет понимать то, что нельзя совать свой нос, куда не просили. Как и то, что мир не идеален.
— Про день рождения…. — Осторожно начал муж. — Ты же пошутила?
— Нет. — Хмыкнув ответила она.
— Наташ…. — Умоляющим тоном не сдавался Аркадий.
Женщина выдохнула и поставила бокал на журнальный столик у кресла.
— Я подумаю. Но прежде ей нужно извиниться и покаяться.
— Думаю, она так и сделает. — Поспешил убедить ее муж. И Наталья не сомневалась в его словах. Она давно поняла, что муж и дочь вступили в сговор. Но здесь она была не властна. Эти отношения были единственным аспектом ее жизни, на который она не могла повлиять.
* * *
Аля плакала всю ночь.
Мама никогда раньше не поднимала на нее руку. На нее даже папа никогда руки не поднял. Даже по попе в детстве ладонью не шлепал, а она…. Было больно и ужасно обидно. Ведь она хотела, как лучше. Она думала, мама ей спасибо скажет за то, что она не допустила свершения такой ужасной, непоправимой ошибки, а в результате?
И это — ее мама? Разве это ее мама? Неужели, она на самом деле не планировала извещать сестру о смерти бабушки? Не может быть! У Али не было ни брата, ни сестры, но она была достаточно сообразительной девушкой для того, чтоб представить себе, каково это. И перед глазами ее был пример Маруси и Егора. Уж как бы они не ругались, что бы ни случилось, но трудности только сплачивали их.
Перед сном к ней зашел папа. Он принес ей бутерброд, чашку чая и попытался успокоить. Он много говорил ей о характере мамы, о событиях, на которые она не должна была пытаться повлиять. Но девушка не слушала. Все то, за что она с радостью ухватилась еще вчера, теперь пролетало мимо, не достигая цели. Ей больше не нужны были оправдания поступкам матери, образ, представший перед ней сегодня, слишком глубоко врезался в ее сознание. Аля была в шоке, она не узнала свою маму в этой черствой, холодной и жестокой женщине. Она чувствовала себя в ловушке, бессильной что-либо изменить, и ей было очень плохо.
Все же слова отца она уяснила — с матерью надо мириться. Сейчас она слишком зависима от нее.
Что ж, ладно. Она сделает то, о чем говорил ей отец, но уже никогда больше не будет так относиться к маме, как раньше. Она вспоминала всю свою жизнь и отчетливо видела, что ее мать — домашний тиран, а они с папой пляшут под ее дудку, потому что она работает и обеспечивает им достойную жизнь. И обижалась все больше и больше жалела себя.
Перед сном ей позвонил Егор на домашний телефон, и она долго жаловалась ему на свои беды. Егор успокоил ее, пообещав, что завтра непременно уговорит Наталью Андреевну отменить наказания, и сам на день рождения подарит ей телефон. Может не такой, как она хотела, но без связи ее точно не оставит. И тогда Аля поняла, что Егор — ее единственный шанс вырваться из-под опеки и тирании ее матери.
Осталось потерпеть всего год, а потом они с Егором уедут в другой город и никогда не вернутся. С этой мыслью девушка уснула, а на следующий день попросила у матери прощения за необдуманный поступок, пообещав, что больше этого никогда не повторится. Мама улыбнулась, призналась, что погорячилась из-за нервного напряжения последних дней, извинилась за пощечину, поцеловала. Но девушка чувствовала, что нечто в ее душе изменилось необратимо и ничего уже не будет, как раньше.
Глава 2
Дура чокнутая!
Абсолютно невменяемая девица!
И… что все это значит?
Богдан растерянно вертел в руках розовый бабский телефон.
Что он вообще сейчас должен был с ним делать? Зачем он ему?
Парень уже замахнулся рукой в сторону мусорной корзины, но все же передумал.
— Ромыч? — Позвал он друга. — Слышь, у тебя номер препода есть? Андрея Анатольевича….
— Есть. — К нему подошел друг, замешкавшийся в сторонке в тот момент, когда безумная телка налетела на него. — Тебе зачем?
— Надо. — Богдан полез в карман джинсов за дежурным средством связи — стареньким, потертым сотовым, времен начала века. — Продиктуй.
— Это чей? — Ромка кивнул на айфон.