Все сложилось правильно, но думать о том, что в свое время она могла выйти замуж не за того, категорически не хотелось. Нет, проще было лелеять в душе обиду и думать о том, что это она сделала Аркадия таким. И что Игоря она тоже могла таким сделать, вот и все. Тома нарушила исполнение ее жизненных планов и испортила настроение перед Новым годом, и больше Томы нет, и не будет в ее жизни. А мама не узнает о том, что она нарушила слово. Маме, по сути, уже все равно. На то, что будет чувствовать сестра, когда узнает о смерти матери и прошедших похоронах, Наташе было наплевать. И может быть, это была такая маленькая детская месть сестре? В любом случае, Наталья была уверена, что больше никогда не увидит сестру. Но она ошибалась.

Удивлению ее не было предела, когда рядом с гробом в прощальном зале городского крематория, вдруг нарисовалась ее убитая горем сестрица, облаченная в траурные черные одежды. Ната не позволила себе устроить скандал и вышвырнуть незваную гостью. Она натянула на лицо дежурную улыбку и поприветствовала сестру кивком головы. Однако, когда после церемонии, Тома подошла к ней и попыталась разделить их общее горе, Наташа остановила ее жестом и, положа руку на плечо сестры, отстранила ее от себя.

— Наташа, — пролепетала Тома (она совсем не изменилась, кстати), — давай забудем обиды. Мама бы этого хотела….

— Мама хотела, а я нет. Кстати, как ты здесь оказалась? Откуда узнала?

— Мне позвонила твоя дочь.

— Интересно…. — Протянула женщина, найдя глазами дочь. Аля испуганно заморгала, смутилась и отвела взгляд.

— Слушай, Тома, — повернулась Наталья к собеседнице, — ничего не изменилось. Простишься с матерью и исчезни из моей жизни, хорошо?

— Как скажешь. — Ответила Тома, расправив плечики. Видимо инициатором примирения всегда была только мать и Томка, возможно, всего лишь выполняла ее волю. Что ж, тем лучше для всех.

Почти сразу после этого разговора Тома исчезла с похорон. Во время поминального обеда в ресторане, по крайней мере, Наталья ее не видела.

А вернувшись домой, она почувствовала себя такой уставшей и эмоционально выжатой, что упав в кресло, захотела только одного — покоя и одиночества.

И коньяка.

Однако у нее осталось еще одно маленькое дельце, после которого можно позволить себе, наконец, расслабиться.

— Аркаша, — позвала она мужа, — плесни мне, пожалуйста, пятьдесят грамм и позови Алевтину.

Когда дочь нарисовалась на пороге гостиной, Наташа встала с кресла и молча подошла к ней. Остановилась рядом и, не произнося ни слова сверлила ее внимательным взглядом, под которым девушка вся скукожилась, пытаясь сжаться в комочек. А потом так же молча отвесила ей оплеуху.

Аля вскрикнула, схватилась за ушибленную щеку и испуганно посмотрела на мать.

— За что? — Пискнула обиженно.

— За то, что инициатива наказуема, ты не знала? Зачем ты позвала Тамару?

— Потому что бабушка этого хотела.

— А я тебе, что сказала по этому поводу?

Алевтина молчала.

— Значит так, дорогая моя дочь, этот поступок я расцениваю как предательство. А предателей я презираю, ты слышишь меня? Ты меня очень сильно разочаровала. Убирайся в свою комнату, ты наказана до конца жизни. Сиди там и думай на тему «Несостоявшиеся планы на день рождения вследствие дурного поведения и непослушания». Надеюсь, ты понимаешь, что нового девайса тебе не видать, как своих ушей. Учитывая то, что свой айфон ты потеряла, делай выводы сама. Все, свободна.

Аля убежала прочь, а Наталья снова упала в кресло. Перед ее носом появился пузатый бокал с темной жидкостью, а когда бокал оказался в ее руке, на плечи легли ладони мужа и слегка помассировали их.

— Зря ты так с ней, Наташ. Она просто еще молоденькая и много чего не понимает. Ты сегодня разрушила ее идеальный мир.

— И правильно сделала. Теперь она будет понимать то, что нельзя совать свой нос, куда не просили. Как и то, что мир не идеален.

— Про день рождения…. — Осторожно начал муж. — Ты же пошутила?

— Нет. — Хмыкнув ответила она.

— Наташ…. — Умоляющим тоном не сдавался Аркадий.

Женщина выдохнула и поставила бокал на журнальный столик у кресла.

— Я подумаю. Но прежде ей нужно извиниться и покаяться.

— Думаю, она так и сделает. — Поспешил убедить ее муж. И Наталья не сомневалась в его словах. Она давно поняла, что муж и дочь вступили в сговор. Но здесь она была не властна. Эти отношения были единственным аспектом ее жизни, на который она не могла повлиять.

Аля плакала всю ночь.

Мама никогда раньше не поднимала на нее руку. На нее даже папа никогда руки не поднял. Даже по попе в детстве ладонью не шлепал, а она…. Было больно и ужасно обидно. Ведь она хотела, как лучше. Она думала, мама ей спасибо скажет за то, что она не допустила свершения такой ужасной, непоправимой ошибки, а в результате?

И это — ее мама? Разве это ее мама? Неужели, она на самом деле не планировала извещать сестру о смерти бабушки? Не может быть! У Али не было ни брата, ни сестры, но она была достаточно сообразительной девушкой для того, чтоб представить себе, каково это. И перед глазами ее был пример Маруси и Егора. Уж как бы они не ругались, что бы ни случилось, но трудности только сплачивали их.

Перед сном к ней зашел папа. Он принес ей бутерброд, чашку чая и попытался успокоить. Он много говорил ей о характере мамы, о событиях, на которые она не должна была пытаться повлиять. Но девушка не слушала. Все то, за что она с радостью ухватилась еще вчера, теперь пролетало мимо, не достигая цели. Ей больше не нужны были оправдания поступкам матери, образ, представший перед ней сегодня, слишком глубоко врезался в ее сознание. Аля была в шоке, она не узнала свою маму в этой черствой, холодной и жестокой женщине. Она чувствовала себя в ловушке, бессильной что-либо изменить, и ей было очень плохо.

Все же слова отца она уяснила — с матерью надо мириться. Сейчас она слишком зависима от нее.

Что ж, ладно. Она сделает то, о чем говорил ей отец, но уже никогда больше не будет так относиться к маме, как раньше. Она вспоминала всю свою жизнь и отчетливо видела, что ее мать — домашний тиран, а они с папой пляшут под ее дудку, потому что она работает и обеспечивает им достойную жизнь. И обижалась все больше и больше жалела себя.

Перед сном ей позвонил Егор на домашний телефон, и она долго жаловалась ему на свои беды. Егор успокоил ее, пообещав, что завтра непременно уговорит Наталью Андреевну отменить наказания, и сам на день рождения подарит ей телефон. Может не такой, как она хотела, но без связи ее точно не оставит. И тогда Аля поняла, что Егор — ее единственный шанс вырваться из-под опеки и тирании ее матери.

Осталось потерпеть всего год, а потом они с Егором уедут в другой город и никогда не вернутся. С этой мыслью девушка уснула, а на следующий день попросила у матери прощения за необдуманный поступок, пообещав, что больше этого никогда не повторится. Мама улыбнулась, призналась, что погорячилась из-за нервного напряжения последних дней, извинилась за пощечину, поцеловала. Но девушка чувствовала, что нечто в ее душе изменилось необратимо и ничего уже не будет, как раньше.

Дура чокнутая!

Абсолютно невменяемая девица!

И… что все это значит?

Богдан растерянно вертел в руках розовый бабский телефон.

Что он вообще сейчас должен был с ним делать? Зачем он ему?

Парень уже замахнулся рукой в сторону мусорной корзины, но все же передумал.

— Ромыч? — Позвал он друга. — Слышь, у тебя номер препода есть? Андрея Анатольевича….

— Есть. — К нему подошел друг, замешкавшийся в сторонке в тот момент, когда безумная телка налетела на него. — Тебе зачем?

— Надо. — Богдан полез в карман джинсов за дежурным средством связи — стареньким, потертым сотовым, времен начала века. — Продиктуй.

— Это чей? — Ромка кивнул на айфон.