— Про такое я тоже слышу первый раз! Но в этом что-то есть… Рабочие — это подданные Его Величества. Если какой-то фабрикант нарушает законы, озлобляет людей и тем самым подвигает их на бунт — это ущерб всей монархии. Впрочем, там Сергей Васильевич Зубатов готовит предложения по этому вопросу. Интересно будет сравнить ваши точки зрения.

Карандаш Великого князя так и мелькал.

— А что по медицине?

— Тут все просто. Нужно отдельное министерство здравоохранения. В МВД не справляются с регулированием госпиталей и больниц, а уж про оборот лекарств — я и вовсе молчу. Вот вы после нашего разговора зимой запретили без рецепта доктора торговать в московских аптеках наркотическими веществами. А в Тамбов эти инновации не дошли — заходи и покупай что хочешь. Опий, экстракт коки, героин…

— Да, все это тоже нужно поднимать на уровень империи, — вслух задумался Сергей Александрович. — Вы, Евгений Александрович, вот что… Напишите-ка служебную записку с вашими предложениями по новому министерству. И поскорее! Я завтра уезжаю в Санкт-Петербург.

— До завтра не успею, — развел руками я. — Это надо прорабатывать, думать.

— Вы сами когда в столицу собираетесь?

— Неделя, другая. Нужно решить ряд вопросов по скорой и «Русскому медику».

— Что же… И в самом деле, спешить пока некуда… Даю вам три недели. Передадите записку уже в Питере.

Покивав в знак согласия, я поинтересовался здоровьем Лизы и сына, а после заверений, что все отлично, откланялся. И уже в дверях услышал:

— Евгений Александрович, загляните, как появится возможность, в московскую геральдическую палату. Вас там ждет сюрприз!

Окрыленный обещанием «сюрприза» я чуть не сбил с ног Зубатова. Который стоял наготове, ожидая своей очереди на аудиенцию.

— Куда это вы так торопитесь, Евгений Александрович?

Арабский звездочет!!! Вот умеют люди из охранки посмотреть на тебя так, что сразу виноватым чувствуешь и начинаешь вспоминать все прегрешения начиная с родителей. Тренируют они этот взгляд что ли? И вдруг Сергей Васильевич улыбнулся — и вся строгость куда-то пропала.

— Время Его Императорского высочества дорого, нельзя заставлять его ждать, — выдал я универсальную отмазку. — Но мне надо бы с вами переговорить.

— Так подождите меня, я сейчас быстро, мне буквально на несколько минут надо, — ответил Зубатов и закрыл за собой дверь.

Я посидел в приемной, выпил чашечку кофе, по просьбе Шувалова еще раз в подробностях рассказал историю с Монтенбло. Граф чуть не в голос хохотал над нанизывающимися одно на другое оскорблениями из моего письменного покаяния, комментируя каждое. Получалось, что я там штук на пять дуэлей натворил своими эпистолами. Гильотинка на конверте привела его в полный восторг — оказывается, эта деталь оставалась неизвестно широкой публике.

Несколько зубатовских минут сначала составили десять, потом это число удвоилось, и я уже наметил себе черточку на циферблате, на которую прыгнет минутная стрелка, обозначая мой уход. Очень уж хотелось проверить, что меня ждет в геральдической палате.

Но нет, не дотянул — дверь наконец распахнулась, и Сергей Васильевич вышел, широко улыбаясь. Я встал, и пожал руку Шувалову, прощаясь.

— Евгений Александрович, извините за ожидание, — сказал Зубатов, и, взяв меня под руку, вывел из приемной.

— У вас, может, что-то очень хорошее случилось? Слишком уж вы жизнерадостным вышли от Великого князя.

— Вам первому, — остановился Сергей Васильевич. — Утвердили мой перевод в Петербург. Товарищем министра.

— Поздравляю. Рад за вас.

— Получается, я вслед за вами, Евгений Александрович. Видать, судьбой нам предназначено быть рядом. Говорят, вы женитесь?

— В конце января.

— Надеюсь быть представленным вашей супруге. Но о чем вы хотели со мной говорить?

— Хочу попросить об услуге. Мне нужен, назовем это «начальник службы безопасности». Человек, который отвечал бы за личную и имущественную неприкосновенность. Хотелось бы на это место отставника с опытом работы. Денежным содержанием не обижу, сами знаете, мои сотрудники нужды не испытывают.

— Вы так перспективы расписываете, что самому захотелось.

— А давайте, Сергей Васильевич, — поддержал я шутку. — Сколько там получает товарищ министра внутренних дел? Умножайте на два, и приступайте хоть с завтрашнего дня.

— Выгонят с работы, обязательно воспользуюсь предложением. Но сами понимаете, я сейчас тех, кто меня поддержал, подвести не могу. Но вашу просьбу выполню. Переговорю кое с кем.

Стоп, а куда мне идти? Я как-то геральдикой не очень до сегодняшнего дня занимался. Где эта самая палата находится? Пришлось вернуться к Шувалову, благо, с Зубатовым мы разговаривали в закутке шагах в тридцати от приемной.

— Старый Гостиный двор на Ильинке, — улыбаясь, подсказал граф. — И примите мои поздравления.

Пройтись, что ли? Но жарковато. И душно. Я представил, как я иду по Тверской, Охотному ряду, Моховой, Манежной и Красной площади, Варварке, Ильинке… И прибываю на место с мокрой спиной и подмышками. Нет, лучше извозчик.

Сказано — сделано. Минут через пятнадцать я входил под своды… Да ну, обычное присутствие, вестибюль со служителем, полицейский на улице гуляет. Естественно, плаката «Господин Баталов, вас ждут!» не наблюдалось. Пришлось обращаться к местному специалисту и мотивировать поиски. Сначала я нащупал в кармане гривенник, но потом решил, что в таком месте меньше двугривенного давать не стоит. И монетка оказала просто чудодейственное влияние: куда только делся глуховатый дед, с трудом изображавший говорящую мумию — с неожиданной для его возраста прытью товарищ повел меня по коридору и доставил к нужной двери.

В кабинете сидел какой-то мелкий чиновник. Занятый по самые гланды, даже голову поднять не в состоянии. Наверняка не ел сегодня, бедняга. Дал несчастному пятерку на обед, и на диво быстро нашлись мои документики. Возможно, так совпало. Бывает.

Совершенно не радостным голосом чинуша прочитал выдержку из какого-то документа, где говорилось, что в ответ на обращение о признании меня потомком князя Батал-бея выяснилось, что именно я являюсь единственным и неповторимым отпрыском данного господина, чей род внесен в число российско-княжеских, о чем сделана запись в списки Департамента Герольдии Правительствующего Сената, а также в пятую часть родословных книг.

Потом там еще что-то было, но я начал опасаться за свое психическое здоровье и дальнейшие излияния на геральдические темы совершенно слабовольно пропустил мимо сознания. Очнулся только на словах «и вручаю вам полагающиеся по этому случаю документы». Схватил одной рукой красивый бювар с бархатным покрытием, второй сунул чтецу десятку, и начал поворачиваться к выходу.

— Еще герб, ваше сиятельство, — продолжил вестник монаршей воли, протягивая конверт, и я на секунду завис, соображая, к кому он обращается.

Ваше сиятельство? Я теперь целое сиятельство⁇

Рыбинскъ. Очень оригинальное зрѣлище 14-го августа представляла Стоялая ул., на которой въ этотъ день у магазина М. была нечаянно разбита бочка краснаго вина въ сорокъ ведеръ. Весь рабочiй людъ, бывшiй въ моментъ происшествiя на «крестѣ» и Никольскомъ бульварѣ, бросился къ магазину, въ надеждѣ безплатно попользоваться живительной влагой. Вино текло по мостовой, а зимогоры ложились на нее и жадно припадали губами. Многiе бѣжали съ посудиною и, зачерпнувъ, тутъ же на мѣстѣ процѣживали черезъ тряпки, отдѣляя такимъ образомъ живительную влагу отъ грязи.

БЕРЛИНЪ. Художникамъ Маковскому и Рѣпину присуждены берлинскою академiею художеств золотыя медали.

В «Русском медике» будто произошел взрыв нейтронной бомбы. Говорили, что при этом население вымирает, а материальные ценности в виде домов, магазинов и утюгов со стиральными машинками остаются целыми. Очень удобно: трупы быстренько вывез, заходи на кухню, жарь яичницу с хозяйской колбасой и запивай запасенным будто для тебя холодненьким пивком.