Простой народ считал, что приезд принца означал его предстоящее обращение в католицизм и возвращение Англии в лоно Церкви. Это тревожило Бекингема, который заметил, что всякий раз, когда граф-герцог оказывался рядом с Карлом (а это происходило постоянно), он переводил разговор на католическую религию. Поэтому Стини начал осознавать опасность и сложность своей миссии, которая издалека казалась такой простой.

Большинство же придворных поэтов, вдохновлённых любовью принца, который ради милых глаз инфанты должен был сделать Англию католической, накропали по этому поводу множество стихов. Один из них приписывается самому Лопе де Вега:

Это я, Карл Стюарт,

Ведомый любовью издалека

На небо Испании, дабы

Увидеть Марию, мою звезду.

– Что касается нашего главного дела, – писали принц и Стини, – то, судя по внешним проявлениям, они желают этого так же сильно, как и мы сами, и всё же они жаждут обращения; ибо они говорят, что не может быть крепкой дружбы без единения в религии…

Задержка для Якова I была хуже отказа, ибо король спешил – спешил женить своего наследника, спешил получить приданое инфанты и спешил вернуть Пфальц своему зятю. Однако Оливарес, как и его повелитель, был полон решимости тянуть время до тех пор, пока либо Англия не станет католической, либо сами англичане не прервут переговоры, отказавшись от условий, которые выдвигал Рим, подстрекаемый испанскими агентами.

Поскольку всё было готово к торжественному въезду Карла в Мадрид, принц, хотя и отклонил приглашение переночевать накануне в монастыре Святого Иеронима, отправился туда ранним утром, где в большом зале графом Гондомаром был устроен роскошный банкет в английском стиле, насколько это было возможно.

Затем, как это было принято у испанских монархов, приехали все члены многочисленных советов и хунт при полном параде, сопровождаемые своими чиновниками и эскортом, чтобы засвидетельствовать своё почтение принцу. Карл принял эту пёструю толпу, насчитывавшую несколько сотен человек, стоя у накрытого бархатом стола под балдахином из серебряной ткани в королевских покоях монастыря. За ним виднелся пустой трон, а стены покоев были увешаны богатыми драпировками и картинами, среди которых были портреты короля Якова и его советников. Упоминается, что принц был в своей английской одежде и обладал «изящной фигурой» («bizarro en el talle»). Когда вошли члены советов, он вышел на середину комнаты и снял шляпу. Каждый помпезно представленный чиновник преклонил колени и попросил разрешения поцеловать руку принца. Но Карл вместо этого грациозно клал руки ему на плечи и поднимал его с колен.

В целом впечатление, производимое принцем во время его пребывания в Испании, было превосходным, и повсюду было замечено, что он никогда не пользовался преимуществами испанской вежливости, которая предоставляет всё в распоряжение гостя, в отличие от Бекингема и других английских придворных, прибывших в Испанию. Действительно, поведение этих гостей, и, особенно, дерзость Бекингема, очень скоро вызвали отвращение у серьёзных, учтивых испанцев.

В полдень, когда советники удалились и заняли свои места в процессии, грохот барабанов и труб возвестил о прибытии в монастырь испанской гвардии в оранжевом и алом, за которой следовала немецкая гвардия в малиновом атласе и золоте, с белыми рукавами и шапочками с плюмажами. Затем прибыл муниципалитет Мадрида с большим количеством городских чиновников, одетых в оранжевый атлас с серебряными блёстками. Идальго и гранды следовали парами во главе с принцем Эдуардом Португальским и графом Вильямором, причём все высокопоставленные дворяне блистали атласом, бархатом и золотом, сидя на своих эффектных андалузских лошадях.

 Филипп покинул свой дворец, когда большие часы во внутреннем дворе – одно из чудес Мадрида – пробили час, и кружным путем добрался в своей карете до боковой двери монастыря. До трёх часов Карл и король дружески беседовали, а затем, когда был дан сигнал кортежу трогаться, они одновременно вскочили на коней.

Под звуки барабанов, свирелей, кларнетов и труб возглавили процессию судьи, чиновники, придворные и знать, герольды, стражники, пажи, лакеи и конюхи. Затем появились на лошадях король и принц под балдахином из белого дамаска с золотом на серебряных шестах, которые несли шесть офицеров. Должно быть, они смотрелись хорошо, поскольку были совсем молодыми людьми и прекрасными наездниками. Оливарес и Бекингем бок о бок следовали за ними, а затем появился большой отряд испанских грандов с английскими послами и офицерами. Было также замечено, что Карл по примеру короля снимал шляпу всякий раз, когда проезжал мимо церкви или священного образа, что произвело на толпу хорошее впечатление.

Кавалькада проехала по улицам, богато разукрашенным и заполненным ликующими людьми, а затем – по площади Пуэрта-дель-Соль и улице Майор к древнему Алькасару на утёсе, с которого открывался вид через равнину на заснеженные вершины Гвадаррамаса. По пути следования показывали национальные танцы и комедии до тех пор, пока не приблизился принц, в честь которого исполнили особые танцы, от которых он пришёл в большой восторг.

Во дворце Филипп IV представил принца жене, но когда тот попробовал обратиться к Изабелле по-французски, та шепнула ему, что этикет запрещает ей разговаривать на родном языке. Позже, даже получив на это разрешение мужа, королева предупредила Карла:

– Никогда больше не пытайтесь говорить со мной, потому что в Испании принято преследовать всех дворян, заподозренных в ухаживаниях за супругой короля.

В тот же вечер королева прислала принцу штуку белого льна для сервировки стола и нижней одежды, а также роскошный халат и туалетные принадлежности в надушенном ларце с золотыми ключами.

Филипп IV сам проводил Карла в его покои и превзошёл самого себя в приёме своего гостя.

На следующий день муниципалитет Мадрида устроил с большим размахом бой быков. Огромная площадь Пласа Майор была окружена трибунами, и каждый из балконов высоких домов, выходящих на площадь, был увешан малиновым шёлком и золотым сукном и заполнен дворянами и дамами. Королевские балконы на втором этаже муниципальной пекарни украсили богатыми драпировками, балдахинами, занавесями и балюстрадами. У каждого совета и коллегии была тоже своя трибуна. Англичан разместили на специальном помосте, установленном на углу улицы Горечи, что вызвало множество сатирических комментариев. Когда всё было готово и под аркадами собралась толпа, на арену выехали кареты и, сделав круг, остановились у центрального входа пекарни, ведущего на балкон королевы. Здесь Изабелла сошла на землю, одетая, как и сопровождавшая её инфанта, в коричневый шёлк, расшитый золотом и усыпанный драгоценными камнями, в то время как белые и коричневые перья их щегольских шляпок были усыпаны бриллиантами. С ними пришли два инфанта, Карлос, в чёрном бархате и золоте, с бриллиантовыми цепями и пуговицами, и мальчик кардинал-инфант Фернандо в пурпуре. За ними следовали десятки дам, затем офицеры гвардии и, наконец, «большая компания испанских и английских дворян, придворных, грандов и сопровождающих». Затем подъехали Карл и Филипп. Принц Уэльский был одет в чёрное с белым плюмажем на шляпе и восседал верхом на гнедом коне, в то время как король в строгом коричневом костюме ехал на серебристо-сером скакуне.

– …обе лошади своей величественной статью как бы показывали, что они осознают ценность своей ноши, – пишет придворный хронист.

За ними следовали Бекингем и граф Оливарес с английским послом, государственными советниками, придворными дамами и гвардейскими стрелками.

Изабелла и Мария сидели на балконе справа и отделялись только перилами от соседнего балкона, который заняли король с братьями и принц Уэльский. А Бекингем, Оливарес и другие английские и испанские дворяне находились на балконе слева. Зазвучали трубы и сотня лакеев в коричневых камзолах с развевающимися серебряными лентами очистила арену. Затем появился герцог Сеа на сером коне, сопровождаемый пятьюдесятью лакеями в камзолах из серебристой ткани и штанах палевого цвета, в шапочках с серебряной нитью, а за ним следовала группа знаменитых тореадоров. Герцог низко поклонился королевскому балкону, после чего принц Карл тоже обнажил голову. И так, вельможа за вельможей, каждый со своими людьми и множеством слуг в восточных одеждах, проходили перед королём и его английским гостем. Каждый из них убил копьём по быку, и, хотя некоторые из вельмож находились на волосок от гибели, никто из них не пострадал. Когда коррида закончилась, пошёл сильный дождь, и тот же хронист сообщает, «что среди падающих потоков воды появились пажи с факелами, которые заливали светом царство тьмы».