Франческо остановился в раздумье около нормандца, но тот, широко разведя руки, сказал:

– Проходите, проходите, это местечко я берегу для вашего сеньора эскривано!

Франческо, чтобы не привлекать излишнего внимания, покорно уселся рядом с сеньоритой.

– Я не кусаюсь, сеньор Франческо! – сказала девушка, смеясь.

Капитан тут же поднялся с места, держа в руке чашу.

– Я рад, – сказал он, – что могу засвидетельствовать свое уважение славным мореходам Нормандии, рад, что мы, люди из разных стран, так дружно сидим за одним столом, не помышляя о том, какие бури сотрясают сейчас весь христианский мир… Нас с вами могут беспокоить только бури, сотрясающие пучины океана, но с ними мы все умеем бороться…

Слова капитана были встречены одобрительными возгласами. Но он, подняв руку, сказал:

– Это еще не все. Хочу вас уверить…

– Сеньор капитан, – прервала его сеньорита, – вы, как я вижу, уже и выпили и закусили, а потом еще раз выпили… А не пришло ли вам в голову, что пора позаботиться о том, чтобы дать возможность и метру Анго, и сеньору Бьярну, и сеньору пилоту, и сеньору Руппи, да и мне тоже догнать или даже перегнать вас? – И девушка высоко подняла свою чашу.

Многие из присутствующих половины речей капитана и его племянницы не поняли, Франческо в этом не сомневался. Но поняли другое: испанец-капитан от души приветствует своих гостей-нормандцев. И этого было достаточно!

Раздался звон застольных чаш.

В эту самую минуту дверь распахнулась, и в каюту вошел сеньор Гарсиа.

Оглядев стол, он радостно сказал:

– Сеньор Руппи, вот где вы, оказывается! А я напрасно ищу вас уже полдня! Наконец-то удалось заполучить Франческо Руппи в нашу среднюю каюту! Да и метр Анго тут! И сеньорита, и… Стойте-ка, это безусловно метр Пьер Криньон! О! Великолепно! Здесь присутствует и Жан Дени!.. И Тома Обер!

Постепенно узнавая присутствующих, эскривано называл их имена.

– Господи, какое счастье! Очень жаль, что я сейчас смогу разделить с вами только веселье, но отнюдь не эти замечательные яства, которые столь красиво расставлены на столе… Никогда не думал, что наш стол для черчения такой большой…

Жан Анго указал эскривано место рядом с собой, и тот присел без всяких церемоний.

– Но только нет, нет! – запротестовал он. – Я ведь только что из большой каюты, а там меня наперебой угощали и наши матросы и нормандцы… А забавлял я их тем, что одну и ту же фразу повторял на пяти разных языках…

– Но пить вы там, как видно по всему, не пили, – сказал Жан Анго. – А здесь ваша чаша давно дожидается вас.

– Напоили меня в матросской каюте не столь чрезмерно, но ты, милый Жан, помнишь, вероятно, что пить я не умею…

– А вы, эскривано, должны были помнить, что я ведь тоже, бросившись в объятия к человеку, не склонен был видеть, как он от меня отворачивается!

– Кто же этот человек, что отвернулся от тебя?! – с возмущением спросил сеньор Гарсиа. – Как нехорошо!

– Кончай, кончай, Жан Анго, – сказал Северянин спокойно. – Можешь обижаться на кого угодно, но только не на нашего сеньора эскривано! Не тревожь покой этого человека! Могу голову заложить, что он относится к тебе с любовью и уважением. А если ты в свое время не понял, какой это прекрасный человек, значит, ты тогда был еще мал и глуп…

– Каждое слово твое, Бьярн, для меня закон, – отозвался метр Анго. – Даже если бы ты был неправ, я поступил бы по-твоему. Но на этот раз должен признаться перед всеми, что ты безусловно прав!..

– Ну вот, – проворчал Северянин, – а сейчас они полезут целоваться!.. Я ведь и не знал, Анго, что наш эскривано и на тебе пробовал свои наклонности… Я говорю о его стремлении всех обучать.

– Но зато ученик какой был Жан! – с восхищением подхватил сеньор Гарсиа. – Жан Анго – моя гордость! Я ведь был его первым учителем. А как он легко и быстро усваивал знания! Да, встретившись с ним на палубе, я вначале и не понял, что этот красавец – тот самый хилый мальчуган, с которым мы проходили начатки латыни…

– Я, представь себе, тоже узнал его не сразу, – откликнулся Бьярн Бьярнарссон.

– Я, к сожалению, тоже! – хмуро отозвался пилот.

– Конечно, кое в чем я, как учитель, был ему полезен, – скромно заметил сеньор Гарсия, – но я и думать не смею, что всему тому, что он знает, Жан выучился только благодаря мне…

– Выучился он многому такому, о чем сеньор эскривано и не подозревает, – шепнула сеньорита на ухо Франческо.

Так как ей показалось, что Жан Анго прислушивается к их беседе, она добавила чуть погромче:

– Вот уж науку кораблевождения метр Жан изучил, не прибегая, конечно, к помощи нашего сеньора эскривано.

…Прошел день, заполненный беседами, спорами, а в основном – едой и выпивкой.

Наутро показать «Геновеву» Жану Анго капитан поручил пилоту, а тот, отозвав Франческо в сторону, сказал:

– Мне-то звать тебя как-то неудобно, но ты попроси маэстре послать тебя с нами… Видишь ли, необходим человек, который в нужный момент сможет ткнуть меня в бок и удержать от лишних, а особенно от грубых слов… Вот вы с сеньоритой видели Анго красивым, доброжелательным, вежливым, а мне ведь пришлось с ним возиться до того, как он повстречался с Северянином! В молодости он мне поперек дороги становился, а сейчас – прямо скажу – он мне просто поперек горла стал!

Франческо вспомнил, что кто-то из матросов говорил, будто пилот сам родом из Нормандии, но почему-то еще юношей уехал в Кастилию.

– Тебя, друг, конечно, не надо предупреждать, что Анго не следует задавать никаких вопросов, у Франческо Руппи на это хватит собственного ума… Конечно, я имею в виду вопросы, которые могут вызвать у Анго досаду или раздражение…

Однако, как ни странно, именно сеньор пилот и задал нормандцу вопрос, который, если бы не нормандская сдержанность, мог вывести Жана Анго из равновесия.

Вспоминая потом этот случай, Франческо много раз повторял себе: «Этот пират-нормандец дал не только сеньору пилоту, но и мне урок, как следует себя держать. Другими словами, урок такта и выдержки».

Впрочем, к тому времени, к которому следует отнести эти воспоминания, Франческо совсем по-иному стал относиться к людям, называемым пиратами.

– Показать тебе сначала трюм? – спросил пилот. – А может быть, тебе полезно было бы посмотреть, как выглядят наши каюты, особенно матросская… Ей ты даже можешь позавидовать! Или помещение для компаса? В таких подробностях «Геновеву» тебе навряд ли могли описать…

– О компасе мне говорил только один Бьярн. Там ведь рядом с обычным он поместил и свой кер, который насчитывает свыше трех сотен лет, – спокойно и невозмутимо ответил Анго. – Матросские ваши каюты хороши, но мы при постройке флота преследуем иные цели… Эти каюты я осматривал тоже в сопровождении Бьярна.

И вдруг пилот ни с того ни с сего спросил:

– Скажи, Анго, какая судьба постигла бы «Геновеву» и всех нас, если бы не твоя встреча с Бьярном? Ломбард и ядер, как ты понимаешь, у нас предостаточно!

– Потому что я это понимал, нам и необходимо было подойти к «Геновеве» вплотную. А уж в рукопашном бою наши команды безусловно оказались бы сильнее…

– Сказались бы навыки? – уже не скрывая злости, спросил пилот.

– И это сыграло бы свою роль, – отозвался нормандец, – но к тому времени к нам подоспели бы уже и Жан Дени и Тома Обер…

Все это Франческо выслушал с замирающим от тревоги сердцем. Напрасно пилот понадеялся на его помощь… Но ведь уж слишком неожиданно задал он этот свой вопрос!

– Что же касается судьбы «Геновевы» и ее экипажа, то должен огорчить тебя, пилот, – так же спокойно продолжал Анго. – «Геновева», правда, попала бы в хорошие руки; скорее всего, она перешла бы во владение метра Обера, так как его корабль более других пострадал во время плавания к западному материку… А матросов судьба постигла бы невеселая…

Очень изящно, с какой-то кошачьей ловкостью, извернувшись, Анго вытащил из болтавшейся за его спиной сумки пару наручников.