Она посмотрела на него чужими глазами. И цвет стал другой. Почти голубой, как тогда, когда она теряла сознание у него на руках. В день её смерти. Не состоявшейся. Он тогда испугался. Испугался, когда она падала, испугался её пышущего жаром тела и голубых глаз. Потому что уже видел её глаза. Сине-зеленые глаза в обрамлении черных ресниц, густых и длинных.

Он её раздел догола и решил до приезда скорой остудить её жар. Нашел простынь, намочил в холодной воде и накрыл мокрой простынею её голое тело. Врач его похвалил. Больше никогда он не видел голубых глаз у своей любимой женщины. Ей плохо? Сейчас они оба замордованы работой, она устала или из-за его слов? Что он сказал? Почему она сморит на него чужими глазами?

Юлька так блестяще вывернула ситуацию, из которой, казалось, нет выхода. Загордилась собой и поэтому посмотрела на него чужими глазами? Но такое не про Юльку, про кого-то другого.

Проснулись злобные кошки. Они у него в душе жили. Когда-то давно их туда поселила странная женщина. Он избавился от женщины, и думал, что от кошек тоже. Но нет. Кошки живучи. Проснулись голодные и стали искать еду. Что произошло в эти несколько минут? Что было?

‒ Володя, а давай отменим наш перфекционизм. Смотри, эти образцы сделаны на нашем оборудовании, посмотри протоколы, заказчик получит то, что хочет. Два других образца сделаны у контрагентов, у них выше потенциал, шире функционал, но там серийное изделие будет дороже, они не очень понятно себя ведут, нестабильны, их надо ещё исследовать, дорабатывать, это время и деньги. Зачем? На нашем образце уже висят три патента, это не мало, это шикарно. У нас везде есть и конструктивный, и технологический запас, это блестящая работа. Наше опытное работает в одну смену, если мы внедримся у нас, то это полная загрузка в две смены, люди заработают, наконец, нормально. А эти два варианта, нам есть кому предложить. Технически, из отчета убираем два раздела. Всё! Меняем только содержание на первой странице. Наработанное переводим в режим служебного использования и пока никому не показываем, яблоко на голову обязательно упадет, оно уже созрело.

Тогда он ей что-то сказал. Что? Кажется, сказал, что любит её. Надо вспомнить, что он ей сказал.

Заскребли, зацарапали кошки. Он давно забыл, как скребут кошки, а теперь вспомнил. Он не умел с ними сладить, с этими кошками, потому что его кошки всегда скребли к беде.

Наверное, предстоял тяжелый разговор, а он не знал, как это будет, потому что у них никогда не было тяжелых разговоров.

Вспомнил. Он вспомнил что сказал. Понял, что ждал другой реакции, он устал и хотел какой-то разрядки, веселья, поэтому сказал, то, что говорил Алекс, когда гордился Верочкой.

Споры – да, а выяснений отношений не было никогда. Эта дедушкина шутка всегда заканчивалась смехом и веселой возней. А у него ничего не получилось. Его любимая Юлька посмотрела на него чужими глазами, печально, насмешливо и он ничего понял, только то, что оттолкнул её.

И ещё понял, что ему не предоставят последнего слова. Да нет, он их, наверное, сам сказал, последние слова, после которых отношения не уже не могут быть прежними, они уже не могут быть близкими, вот что произошло. Он понял, что лихо заработал себе свободу, которая ему на фик не нужна. Эта свобода понадобилась ей?

Захотелось плакать, потому что там, где сердце, там, где душа, образовалась пустота, закупоренная комом в горле, холодная бездонная яма и все так быстро и несправедливо больно закончилось. Всё, что было ценным и важным, всё что было частью её мира, оказывается таковым не было и с этим как-то надо было смириться и как-то потом жить.

Юля не была готова к этому, удивилась собственной интуиции, которая заставляла совершать необъяснимые поступки. В отпуск они всегда, всегда, это дважды, уезжали вместе, старательно подчищая хвосты работали в диком темпе, но на этот раз Юля собралась в отпуск одна. Потому, наверное, что все к тому и шло.

– Володь, ты остаешься вместо меня, по приказу. Я с понедельника в отпуске.

Он кивнул и стал тереть руками лицо. Она любила его руки, его пальцы, длинные сильные пальцы, любила его прикосновения, а кто теперь с ним рядом будет? Нежные отношения, дружба, товарищество, взаимоподдержка, и любовь. Неожиданная, в несколько секунд возникшая и такая сильная, что устоять невозможно, любовь. Разве у всех есть такое. Нет, не у всех. Быть рядом сутками, это, наверное, слишком много. Это перебор. Такое не каждый выдержит, но она то, выдерживала. Она была счастлива, очень, потому что он рядом!

Как, вдруг, потерять всё?

‒ Черт, нам даже не надо разговаривать, ‒ Юлька вздрогнула от его голоса.

‒ Да, не надо, ‒ обреченно и очень печально сказала.

На полу лежали распечатки, всегда это было уютно и удобно, на полу, на мягком ковре, в домашней удобной одежде и можно было все эти документы разложить по всему полу и потом удобно рассматривать, и доставать нужный и изучать, анализировать, делать выводы. И было смешно, когда они говорили вслух, в параллель, одними и теми же словами, случалось, что целыми предложениями и тогда они от радости взаимопонимания целовались, иногда мгновенными быстрыми поцелуями, а иногда долгими, умопомрачительными.

Они смотрели результаты экспериментов и никак не могли выбрать вариант конструкции для технического проекта, пока Юля не нашла главное обоснование окончательного варианта. То самое обоснование, которое вынудило вот так вот, с плеча рубануть эти слова.

Ну почему рубануть, ничего он не рубил. Это были не его слова, дедушкина шутка, которая всегда веселила Верочку. Бабушку. Но все звали её Верочка, потому что она была похожа на девчонку.

Он ухмыльнулся:

‒ Да, пожалуй, уже и обсуждать нечего, опираемся на твои доводы.

Она кивнула. Они стали собирать с пола и складывать документы, у них получалось. И сегодня тоже. Может не всё потеряно, думали оба.

‒ Выпьешь?

Он встал, мощный, статный и чужой. Налил Юле бокал красного вина, добавил минералку, она так пила, с водой, как древние греки, а себе виски. Вот и началось. Они даже напитки пили одинаковые. Всегда. А теперь выясняется, что этого можно не делать. Юле стало интересно:

– Володь, а ты любишь красное вино?

Он застыл, как будто его за нехорошим делом застукали, пожал плечами и не ответил. Ему, наверное, было не важно. А для неё? Вдруг Юля поняла, что не хочет никакого красного вина, ни разбавленного, ни неразбавленного, никакого. Она хотела кофе на ночь, вот чего, и расстаться с иллюзиями. Сразу, резко, как пластырь с раны. Больно, но быстро.

Может он давно уже хочет свободы, может ему нужно другое состояние, адреналин, перемены, неопределенность, загадки, преодоления, но они вместе тщательно устраняли всё это. Нет в их отношениях ничего такого, я ему надоела.

Чувства прошли. Такое бывает, вот о чем думала Юля, пока варила себе кофе на ночь. Варила по науке, трижды опуская и поднимая пену. Сварила и вылила. Володя ходил за ней, недоуменно разглядывая, как будто видит впервые. В другой день она бы пошла к нему целоваться. Улыбка была у него такая, невозможно устоять. Удивлялся и ухмылялся.

Впервые такое. Кофе на ночь. Очень странное поведение у его любимой женщины.

Смотри, смотри. Думаешь ты прямо знаешь меня, всю, с ног до головы. Это ты меня просто видел, но не знаешь. Я и сама себя, не очень-то! Просто нельзя пить или есть, вообще в рот тащить то, что приготовлено с черными мыслями. Юля закрыла глаза, надо себя настроить на что-то позитивное, например, на небо, звездное, которого не увидишь в большом городе, но есть места, есть на Земле места, где над головой каждую ночь сияет божественной красотой звездное небо, а воздух пахнет спелыми абрикосами и ночной фиалкой! Для абрикоса, рановато, а для фиалки самое время.