Так они стояли долго: он – погрузив морду в густые пышные волосы, а она – не переставая гладить блестящую шерсть и впитывая невероятные ощущения мощного и в то же время нежного тела зверя. Эмили шепотом рассказывала, как он прекрасен, как чудесен. Рокот в груди стал еще громче и отозвался в ее сердце. Да, он делил с ней и радость, и наслаждение.

Она не была волчицей, и все-таки в эту минуту ощущала себя равной любимому.

Мгновенно, без предупреждения, Лахлан вернулся в человеческое обличье. Теперь он стоял перед ней на коленях, нежно обняв и осыпая поцелуями волосы, глаза, щеки, губы…

Поцелуи казались бесконечно сладкими, и на глаза Эмили навернулись светлые счастливые слезы.

– Спасибо, что приняла зверя, – едва слышно, словно по секрету, прошептал Лахлан.

– Как же можно не принять? – озадаченно, с искренним удивлением спросила Эмили. – Ведь это твоя особая, чудесная часть.

Он снова принялся целовать – на этот раз жестче и требовательнее. Совсем скоро Эмили окончательно растаяла, растворилась в волшебных ощущениях.

Наконец поцелуй прервался, однако оставил неповторимый вкус.

– Ты прекрасна, восхитительна!

– Но все же не настолько, чтобы рожать тебе детей.

Оба замерли. Эмили не собиралась произносить эти слова. Резкие звуки относились к грубой реальности и угрожали безвозвратно разрушить тонкую, хрупкую стену фантазии, которой окружили себя безрассудные души. Нет, этого никак нельзя допустить! Нельзя променять радость и наслаждение на жестокую правду, которую невозможно изменить… на горькую правду, которую Эмили знала уже давно и слишком хорошо.

– Пожалуйста, забудь о неосторожных словах.

– Прости, мне жаль.

Она знала, что он говорит правду, как знала и то, что он не изменил убеждений.

– Ничего. Поцелуй еще. Так приятно чувствовать твои губы.

Хотелось забыть суть отношений – тем более что возлюбленный вполне мог подарить забвение.

– С радостью!

Поцелуй оказался долгим и постепенно из нежного превратился в ненасытно-жадный.

Что бы ни думал и ни чувствовал Лахлан, он желал ее так же необузданно, как она желала его. Сознание наполняло сердце радостью – игра, затеянная с собой, продолжалась до тех пор, пока боль окончательно не отступила перед наслаждением.

Лахлан отстранился и тяжело перевел дух.

– Разденься.

Эмили не задумалась ни на мгновение. Поднялась с колен. Лахлан тоже легко встал и отступил на несколько шагов назад. Она торопливо скинула платье, рубашку и доверчиво предстала перед горящим страстью требовательным взглядом.

Одним пугающе неожиданным, молниеносным движением Лахлан преодолел разделявшее их расстояние, поднял Эмили на руки и отнес на кровать. Сбросил плед и бережно уложил на мягкий мех. От дразнящего прикосновения она даже застонала.

Лахлан понимающе улыбнулся и вновь осыпал подругу поцелуями. На сей раз в атаку пошел язык – ненасытный и горячий. Сильное тело прильнуло, бесконечно разжигая пыл, – а ведь он еще даже не начал ласкать самые чувствительные, потаенные уголки!

– Лахлан!

– Я тебя помечаю, – прошептал он. – Кто бы ни увидел этот знак любви, сразу поймет, что ты моя.

Эмили с головой погрузилась в придуманную игру и даже не поняла, услышала ли эти слова наяву или они прозвучали в мозгу. Собственно, какая разница? Он оставил на шее отметину и теперь терся об ее тело слишком смело, но безмерно волнующе.

Губы Лахлана спустились к груди, и вот он снова, как и вчера, прижался губами к глубокой впадине между холмов Ощущение, однако, оказалось несколько иным. На этот раз Эмили почувствовала лишь чистое сексуальное наслаждение – настолько острое, что даже едва слышно, но совсем по-волчьи завыла.

Лахлан начал ласкать грудь ладонями. Вскоре соски набухли и превратились в твердые, до боли напряженные вершинки. Горячие губы сомкнулись вокруг одной из них и начали дразнить, будоражить. Эмили вскрикнула и выгнулась, стараясь оказаться как можно ближе. Не прекращая до боли острой ласки, Лахлан занялся и второй вершинкой: начал гладить и теребить ее чуткими, всезнающими пальцами. Из закрытых глаз Эмили просочились счастливые слезы.

Ноги сами собой раздвинулись, требуя близости. Эмили начала тереться о мужественную силу, с которой отчаянно хотела слиться, но все же так и не смогла сбросить счастливое и мучительное напряжение. Помочь могло лишь самое интимное прикосновение – такое, как вчера вечером в большом зале. Потеряв рассудок от наслаждения, она гневно потребовала спасения.

Лахлан выпустил изо рта сосок и засмеялся – чувственно, хрипло, почти дьявольски. Но Эмили не ощутила ни тени страха. Предвкушение еще большего счастья заполнило душу.

Рука Лахлана скользнула в заветное место и вдруг замерла.

– Я буду ласкать тебя там, где просишь, радость моя, но только иначе – не так, как вчера.

Губы быстро пробежали по телу и остановились лишь в тот миг, когда лицо оказалось между ног. Эмили не ведала ни тени смущения; лишь стонами и криками требовала счастья. Лахлан бережно раздвинул набухшие складки и припал к таинственному источнику в долгом, бесконечно жадном и нетерпеливом поцелуе.

Скоро Эмили перестала понимать, что происходит; забыла, кто она и кто рядом. Невероятные ощущения наплывали и множились. Язык, зубы и губы любимого творили невообразимое, заставляя вздрагивать, изгибаться, извиваться. Страсть переполняла и вырывалась в возгласах признания и благодарности.

Внезапно все ее существо сжалось в пружину всесокрушающего наслаждения. Тело продолжало жить в собственном ритме. Интенсивность движения неумолимо, безжалостно нарастала, доходя до степени конвульсий. И все же остановить маятник не хватало воли.

Слишком сильно. Слишком остро. Слишком удивительно и слишком напряженно. Неописуемое удовольствие достигло вершины чистого совершенства, и Эмили потеряла ту последнюю нить, которая связывала ее с новой реальностью – любовью безрассудно смелого, отчаянно пылкого и несказанно нежного воина, сына волшебного народа криктов.

Постепенно волны наслаждения схлынули, однако способность воспринимать окружающий мир вернулась не сразу. Эмили открыла глаза и увидела Лахлана: вождь нежно склонился, сияя счастливой, почти восторженной, улыбкой. Он выглядел чрезвычайно довольным собой.

– Хорошо?

– Невообразимо. Чудесно, – призналась Эмили и не узнала собственный голос: оказывается, он сел от стонов, воя и крика.

– Теперь поспи. А когда отдохнешь, научу, как порадовать меня.

– Не хочу спать. Хочу порадовать тебя прямо сейчас.

Эмили действительно стремилась получить все и сразу, чтобы насытить неуемную фантазию.

– Мне нужно время, чтобы восстановить самообладание.

– А мне не нужно твое самообладание.

– Надеешься сбить меня с толку и соблазнить окончательно? – тихо поинтересовался Лахлан. – Думаю, это удастся без особых проблем. Еще ни одна женщина не возбуждала меня до степени безумства.

Признание, конечно, польстило, но мелькнувшее в словах обвинение обидело и напомнило о недавней боли.

– Вовсе не собираюсь заманивать тебя обманом. Просто хочу доставить удовольствие. Поверь, Лахлан!

Вождь вздохнул:

– Верю и знаю, что так оно и есть.

– Раз ты считаешь, что надо подождать, значит, подождем.

Лахлан закрыл глаза. Лицо исказилось мукой. Эмили хорошо понимала, в чем дело: вожделение диктовало собственные условия.

– Положи на меня руку.

– Ты уверен, что это необходимо?

– Да. Простая ласка удовлетворит и успокоит. – Казалось, Лахлан объяснял не столько возлюбленной, сколько самому себе.

Эмили решила оправдать надежды. Она должна, непременно должна, принести ему счастье, иначе какой от нее вообще толк на этом свете?

– Для начала ложись на спину. Лахлан открыл глаза.

– Зачем?

Эмили и сама не знала зачем. Просто решила, что так надо.