И к своему несчастью он увидел всё. Как скинхеды стали стрелять по Трою. Как Кэрри самоотверженно закрыла того своим телом. И как она… Как она…

Да, признать это Хоруму для самого себя было сложно, но он видел…

Видел, как Кэрри умерла.

Как она испустила дух на руках Троя. Как она обмякла и перестала двигаться. Хотя, в общем-то, удивляться такому исходу было бы просто глупо: после пяти выстрелов лазерных пистолетов едва ли выживают даже здоровые крепкие мужики, что уж тут говорить о девушке…

Как бы Рик не старался новость о том, что Саймс больше нет, надо было принять. Но… Боги, как же сложно это было сделать! Даже учитывая то, что он видел всё сам, даже зная о том, что Кэрри Саймс признана мёртвой и объявлена посмертно предательницей корпорации «Скинни» — он всё равно, всё равно не мог смириться с этим.

И вот сейчас он спал с проституткой, намерившись хоть как-то заглушить боль. Движения девушки стали ещё быстрее, в них появилось больше страсти, больше секса; своими руками она принялась нежно водить по телу Рика, и…

Он кончил. Изо рта вырвался сладкий крик страсти и наслаждения, а из глаз… Из глаз потекли крупные слёзы.

Увидев это, проститутка резко прервала секс.

— Что? — спросила она. — Что-то не так?

— Кэрри… — прохрипел Хорум, сквозь слёзы, катившиеся у него по лицу. — Моя Кэрри…

— Меня, вообще-то, Синтия зовут! — проговорила проститутка. — Но если ты хочешь, чтобы меня звали «Кэрри» — пожалуйста, меня будут звать «Кэрри»…

— Кэрри… — продолжил стонать скинхед. — Моя Кэрри… Моя…

Похоже, что именно сейчас к нему и пришло осознание того, что Кэрри Саймс, лейтенанта корпорации «Скинни», а по совместительству, главной любви всей его жизни больше нет. И он при всём желании уже ничего, совершенно ничего не сможет с этим поделать.

У больших людей, вроде Рудольфа и Француза, есть свои большие игры. И им начхать в этих играх на жизни маленьких людей, таких, как его покойная возлюбленная Кэрри Саймс…

Рик Хорум так и продолжил молча рыдать, лёжа на своей кровати, оставляя на него смотреть в полном недоумении проститутку Синтию. Та упорно не понимала, что же она такого сделала настолько неправильно, что вызвала у клиента такую реакцию…

«Что ж, этой игры был один довольно большой плюс! — подумал Барс, валяясь на своём пуфике. — Она закончилась прежде, чем успела мне надоесть — а это бывает далеко не с каждой моей забавой!»

Король кошек ловко ловил своими лапами подвешенный сверху бантик. Можно было в миллионный раз похвалить себя, празднуя свою победу; можно было в миллионный раз злорадно отметить то, как жестоко обошлась судьба с Французом и Мак Грейном (особенно с Мак Грейном). Можно даже было пожалеть об убиенной подружке Троя, Кэрри Саймс, но…

Но признаться честно: Барсу до всего этого уже не было никакого дела. Как бы там ни было, какой бы захватывающей и жестокой вся эта Большая охота не была, сколько бы разных эмоций она не принесла Королю кошек — всё, это было уже кончено. Рудольф и Француз официально вышли из своего соглашению по пари насчёт Троя, у Мак Грейна мнения по этому поводу никто не спросит… А это значит, что Большая охота окончена. Есть в ней свои проигравшие, есть свои победители, к которым Барс может гордо себя причислять, но…

Всё. Больше не актуально и не интересно. Трой остался жив, большинство его «охотников», можно сказать, умылись… А чего ещё можно желать от всего этого гигантского цирка под названием «Большая охота», затеянного Рудольфом?

Да ничего. Эта игра закончилась. Может быть, вскоре начнётся новая. Может быть, этот самовлюблённый фюрер опять учредит какую-нибудь аферу. Может быть, где-то в подворотне опять пристрелят какого-нибудь важного человека (или не человека) в Хротцбере. Не важно, что там такого произойдёт — важно, что без новой игры всё это пропадать не останется. Не такой город этот Хротцбер, чтобы позволить сильно заскучать всем его обитателям — от простого наёмника, вроде Троя, до официального представителя корпорации, вроде Барса, его собственной персоной.

«Да, в весёлые времена и в весёлом городе мы живём! — отметил про себя Король кошек. — Как бы то ни было, скучать нам в скором времени не придётся — это я чувствую своим кошачьим чутьём!»

А кошачье чутьё Барса ещё никогда не подводило…

Шани, спящая и обнажённая лежала на их с Леонардом кровати, укрывшись лишь лёгким серым пледом. Погружённая в сон, она с закрытыми глазами перевернулась с одного бока на другой. Её небольшая, но такая притягательная грудь легко вздымалась во сне, слегка возбуждая Милье, грустно смотрящего на свою спящую любовницу.

Леонард с печалью во взгляде смотрел на Шани. Хоть Хротцбер и довольно большой город, слухи по нему разносились просто с космической скоростью. Не прошло ещё и нескольких часов с момента смерти Кэрри Саймс, как все вокруг уже знали об этом. И теперь Милье с печалью в сердце понимал — вскоре об этом узнает и Шани. А это было бы слишком печально для неё…

Дело в том, что молодая любовница лидера Хейтеров была просто влюблена в парочку беглецов — Троя и Кэрри. Она так радовалась за них, когда те сумели побороть сначала R -189, потом Ирвинга, а за ним и Француза с Мак Грейном. И так мило, так наивно верила, что этим двоим жестокая система Хротцбера даст выиграть, даст сбежать, даст обхитрить Рудольфа — их последнего врага…

Но случилось то, что случилось. Жизнь сыграла по правилам реальности, а не по правилам сладких грёз о ней. Рудольф остался безнаказанным, а Кэрри Саймс лежала в могиле. Всё кончилось тем, чем и должно было кончиться; у историй с такой завязкой не бывает хорошего финала…

Новость о том, что Кэрри Саймс была для Милье тяжела; но ещё тяжелее была для него мысль о том, что всё это рано или поздно придётся рассказать Шани. Он даже и представить себе не мог, насколько расстроится его любовница, когда узнает, чем кончилась история Троя и Кэрри. Возможно, она будет плакать. Может быть, даже рыдать. Но это было неминуемо.

Одно время, пока Шани спала, Леонарду даже пришло в голову вообще не рассказывать своей девушке о том, чем кончилась вся эта история. Просто запретить всем своим людям говорить о смерти Кэрри Саймс в присутствии Шани, чтобы хоть как-то оградить её, защитить от злой правды… Но эту мысль Милье пресёк на корню. Нет, лучше жёсткая правда, чем сладкая ложь. Всё равно же Шани когда-нибудь, да узнает о том, чём всё кончилось.

И лучше будет, если она узнает это сейчас. И не от кого-нибудь там постороннего, а от него, Леонарда Милье, её начальника и любовника. Пусть звуконепроницаемые стены их убежища заглушат её плачь; а слёзы ей он сам вытрет своей нежной рукой.

И всё равно ему было тяжко. Просто тяжко от того лишь момента, что ему скоро придётся поведать суровую правду той девушке, которую он любил больше всего на свете. Да, это лучше, чем если она узнает всю правду, допустим, из газет, но на душе от этого у Милье было так скверно, так воистину…

Внезапно Шани открыла глаза и, зевнув, с улыбкой посмотрела на своего любовника.

— Дорогой, ты меня ждал? — произнесла она. — Ждал, пока я проснусь? Что, так не терпится? Тогда… — она игриво откинула плед. — Иди ко мне, мой Лео!

— Нет, Шани… — с грустным лицом произнёс Милье. — Хотелось бы мне, чтобы я пришёл за этим, но… Мне нужно сказать тебе одну тяжкую весть…

И Леонард Милье, глубоко вздохнув, принялся за свой рассказ.

«А-ха-ха, как же Троя провели! — подумал Француз, уплетая бутерброд с чёрной икрой. — Подумать только, такой тёртый калач — и так поплатился за собственную же глупость! По-моему, новость о том, что Кэрри Саймс пристрелили прямо на руках у нашего наёмника-неудачника — самая лучшая для меня новость с тех самых пор, как прирезали Адольфа!»

Толстяк восседал в своём кабинете за столом, уставленным всевозможными яствами. Да, хорошо поесть (и заодно хорошо выпить) повод у Француза был, да ещё какой!