Предполагалось, что поезд преодолеет расстояние от Атрабы до Саллума чуть меньше чем за день. По крайней мере, так утверждало расписание, и европейцы поверили этому утверждению. Но африканцы и арабы отнеслись к расписанию так, как к нему и следовало относиться - как к посланию надежды, к поэме желания. Они знали, что поперек расписания горит написанное красными буквами слово "Иншаллах!" и что каждую поездку следует начинать с молитвы.

В Европе путешественнику нет нужды прибегать к каким-либо обрядам и взывать о помощи и поддержке к высшим силам. Но африканская природа дика и по-детски непредсказуема. Иногда ей хочется поиграть в послушание, но гораздо чаще - в хаос и разрушение. В стране, где сама земля время от времени то стряхивает грязные деревушки со своей спины, то иссушает их, как трут, то затапливает, то сбрасывает в ближайшую реку, очень остро ощущается необходимость в каком-нибудь доброжелательном божестве, способном за тебя заступиться. Природа огромного континента просто кишела необузданными чудесами. Она могла подарить путнику неожиданную удачу, а могла играючи, без всякой злобы, уничтожить его.

В ночь на семнадцатое августа природа решила поиграть с не по сезону сильным южным ветром. К утру результат стал нагляден для всех. Южный ветер немного изменил границы Нубийской пустыни. Он переместил песчаные дюны провинции Кассала почти к подножию Джебел-Абадаба, а заодно засыпал и большой участок железной дороги. Путь в горы был закрыт.

Пассажиров позвали расчищать пути. Даже европейцам пришлось потрудиться под лучами невероятно белого солнца. Важные же персоны - такие, как Харит и эль-Тикхейми - презрели рабский труд. Они наблюдали и обменивались шутками по адресу европейцев. Машинист и кочегар выбрали себе местечко в тени и улеглись спать. Четыреста паломников трудились вовсю. Они посмотрели на незнакомый пейзаж и решили, что им здесь не нравится. У них начал возникать вопрос: на кой черт их вообще понесло куда-то из дому?

За восемь часов работы шестьсот человек расчистили путь на Хайю. Теперь поезд мог проехать через горы. Восемнадцатого августа, в восьмой день Дха'л-Хиджа, он достиг станции Саллум.

Здесь дороги путешественников разошлись. Четверо европейцев направлялись в Порт-Судан. Оттуда Харкнесс, Рибейра и Эчеверрья должны были отплыть на пароходе в Аден, а Мак-Кью - в Джидду. Харит же, которому был нужен Суакин, принялся загонять своих паломников в пригородный поезд.

Когда пассажиры уже заполнили оба поезда, было объявлено, что отправление задерживается. Пропали оба машиниста: похоже, загуляли где-то в Саллуме. Европейцы остались в своем вагоне первого класса, окруженные разогретой кожей сидений и раскаленным металлом. Они слишком устали, чтобы отправиться на поиски комфорта в город, и были слишком раздражены, чтобы выражать недовольство. Харит и эль-Тикхейми решили воспользоваться моментом и прогуляться.

Врагам бывает так же трудно расстаться друг с другом, как и друзьям; потому они принялись гулять по Саллуму, предаваясь воспоминаниям и пытаясь прощупать дальнейшие намерения друг друга. Они о многом поговорили, но мало узнали. Вежливость и самоуважение заставляли как Харита, так и эль-Тикхейми всегда отвечать на вопрос собеседника, но осторожность вынуждала их при этом либо солгать, либо превратить ответ в парадокс. В конце концов друзья-враги запутались в лабиринте возведенных ими загадок, так и не проведав о планах друг друга.

Они подошли к окраине города. По улицам тянулись наметенные ветром полосы песка, а у стен жалких лачуг песок громоздился целыми грудами. Безо всякого перехода они оказались в самой что ни на есть настоящей пустыне. Прямо перед ними раскинулись дюны, пробирающиеся между черными скалами и невысокими базальтовыми утесами. Иссохшая земля была усыпана валунами; некоторые из них достигали размеров грузовика. Вдали виднелась горная цепь.

Харит и эль-Тикхейми некоторое время смотрели на искореженную землю, потом Харит изрек:

- Вот подходящее место для араба. Здесь можно чувствовать себя свободным.

- Да, - согласился эль-Тикхейми, - здесь можно дышать полной грудью.

Они дружно закивали, хотя каждый отлично понимал, что лжет. Они оба были горожанами. Харит вырос и провел молодость в Мекке, а эль-Тикхейми рос в Ходейде. На самом деле они любили шум, развлечения, толпы народу, но им хотелось любить скупую, безмолвную пустыню с ее намеком на добродетели древних кочевников и яростной жаждой независимости.

Они молча постояли рядом, обманчиво единые. От черных базальтовых утесов тянуло волнами жара. От города донесся чей-то вопль.

Обернувшись, Харит и эль-Тикхейми увидели бегущего к ним человека. Лицо его было покрыто потом и пылью, впалая грудь тяжело вздымалась. Это был один из помощников Харита.

- В чем дело? - резко спросил Харит.

- Хаджи, господин, это все хаджи!

Эль-Тикхейми стоял в стороне и с усмешкой наблюдал за происходящим. Харит схватил помощника за плечи.

- Что с ними такое?

- Они испугались, когда поезд не поехал. Некоторые начали кричать, что ты бросил их в пустыне, а другие - что они нипочем не успеют в Мекку к двенадцатому дню Дха'л-Хиджа. Потом они все вышли из поезда. Я попытался их остановить, но...

- Показывай, куда они пошли! - взревел Харит, повернулся и понесся обратно, волоча еле живого помощника за собой.

Эль-Тикхейми хохотал, пока Харит не скрылся из виду. Потом он утер слезы и улыбнулся. Эль-Тикхейми очень надеялся, что от ярости Харита хватит удар. Еще он надеялся, что паломники уже уселись на поезд, идущий обратно в Хартум. Перекошенное лицо Харита навсегда останется одним из самых приятных его воспоминаний.

Эль-Тикхейми повернулся, чтобы отправиться обратно в город. Но, не сделав еще ни шагу, он услышал у себя за спиной резкий сухой звук ружейного выстрела.

Эль-Тикхейми отреагировал немедленно, именно скорость реакции позволила ему уцелеть среди множества налетов и погонь. Он бросился на землю, вниз и вправо. Эль-Тикхейми давно усвоил, что снайпер, стреляющий в человека сзади, обычно целится в позвоночник или под левую лопатку.