…в «видении с» персонаж виден не в своей внутренней сущности, поскольку тогда нам пришлось бы выйти из нее, тогда как вместо этого мы поглощены ею, а виден в образе, который он создает у других, и в некоторой степени через этот образ. В общем, мы постигаем его так же, как постигаем себя в нашем непосредственном осознании вещей, в нашем отношении к тому, что нас окружает, – к тому, что нас окружает и не находится внутри нас. Следовательно, мы можем сказать в заключение: видение как образ других не является результатом видения «с» главным героем, оно само есть это видение «с»[38].
В следующих примерах в тексте представлена информация, доступная (ограниченная, фокализованная) одному персонажу рассказа. Сам Женетт иллюстрирует этот тип фокализации на примере двух романов Генри Джеймса «Послы» и «Что знала Мейзи?» (What Maisie Knew). Он вскользь замечает, что последний роман лучше иллюстрирует внутреннюю фокализацию, что важно для данного исследования. Рассмотрим следующий отрывок из «Послов»:
Упорядоченный английский сад в свежести дня был восхитителен для Стретера, которому нравился звук под ногами от плотного мелкого гравия, набитого хронической сыростью, и который был неравнодушен к глубокой гладкости дерна и чистым изгибам дорожек[39].
Информация в этом отрывке определенно представлена в рамках внутренней фокализации; читатель ощущает свежесть дня и видит сад глазами Стретера. Хотя в романе можно найти большое количество подобных отрывков, текст не всегда внутренне фокализован. Есть отрывки, сообщающие о диалогах и написанные с точки зрения стороннего наблюдателя. Но внутренне (по отношению к Стретчеру) фокализованные отрывки, вкрапленные в повествование то тут, то там, вызывают общее ощущение фиксированной внутренней фокализации, и диалоги не обязательно портят это впечатление.
Роман «Что знала Мейзи?» того же автора, по мнению Женетта, лучше иллюстрирует внутреннюю фокализацию. Главная причина, на мой взгляд, заключается в том, что в этом романе читатель может сразу определить внутренне фокализованные отрывки, когда рассказчик ограничивает поле, навязывая язык ребенка для передачи точки зрения Мейзи. Тот же стиль детского видения используется в романе Джеймса Джойса «Портрет художника в юности». Нарратолог Риммон-Кенан использует следующий отрывок из романа для иллюстрации внутренне фокализованных пассажей:
Однажды, давным-давно, в старое доброе время, шла по дороге коровушка Му-му, шла и шла и встретила на дороге хорошенького-прехорошенького мальчика, а звали его Бу-бу…
Папа рассказывал ему эту сказку, папа смотрел на него через стеклышко. У него было волосатое лицо.
Он был мальчик Бу-бу. Му-му шла по дороге, где жила Бетти Берн: она продавала лимонные леденцы[40].
Чтобы описать элементы повествовательного мира, Джойс оперирует идеями, которые достаточно просты, чтобы быть частью детского восприятия. Например, слово «стеклышко» используется вместо слова «очки», «волосатое лицо» – это то, как ребенок, вероятно, описал бы небритое лицо своего отца. Иными словами, ограничение здесь носит лингвистический характер: это ограничение словарного запаса. Очень базовая лексика свидетельствует о возрасте персонажа.
Еще один хороший пример внутренней фокализации приводит Г. Портер Эббот. В следующем отрывке из романа Флобера «Мадам Бовари» тот, кто видит, – не рассказчик, а Родольф, один из персонажей, «который в этот момент шел рядом с Эммой, планируя свою кампанию по соблазнению»[41].
Она толкнула его локтем.
«Что бы это значило?» – спросил он себя и на ходу искоса взглянул на нее.
По ее спокойному профилю ничего нельзя было понять. Он отчетливо вырисовывался на свету, в овале шляпки с бледно-желтыми завязками, похожими на сухие стебли ка-
мыша. Ее глаза с длинными загнутыми ресницами смотрели прямо перед собой, и хотя они были широко раскрыты, все же казалось, будто она их слегка прищуривает, оттого что к нежной коже щек приливала и чуть заметно билась под нею кровь. Носовая перегородка отсвечивала розовым. Голову Эмма склонила набок, между губами был виден перламутровый край белых зубов.
«Может быть, она просто дразнит меня?» – подумал Родольф.
Между тем она своим жестом хотела только предостеречь его – дело в том, что сзади шел г-н Лере.
По сравнению с предыдущим примером, здесь ограничение больше связано с визуальным аспектом. Читатель смотрит глазами Родольфа и видит анатомические подробности Эммы. Конкретность деталей, улавливаемых Родольфом, свидетельствует об интенсивности чувства Родольфа. Иными словами, детали, описанные повествователем, – это детали, которые касаются характера.
Однако визуальное ограничение – не единственный возможный тип фокализации. Во второй книге «Пересмотр нарративного дискурса» (Narrative Discourse Revisited) Женетт объясняет, что фокализация не может быть уникальной для видения персонажа, но вполне может быть применена к любому типу восприятия:
Не было бы смысла прилагать большие усилия, чтобы заменить точку зрения фокализацией, если бы я только собирался вернуться в ту же старую колею; поэтому очевидно, что мы должны заменить «кто видит?» более широким вопросом «кто воспринимает?»[42]
Невизуальное восприятие можно обнаружить в отрывке из романа Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол», который приводится Яном в качестве примера внутренней фокализации:
Он лежал на устланной сосновыми иглами бурой земле, уткнув подбородок в скрещенные руки, а ветер шевелил над ним верхушки высоких сосен. Склон в этом месте был некрутой, но дальше обрывался почти отвесно, и видно было, как черной полосой вьется по ущелью дорога. Она шла берегом реки, а в дальнем конце ущелья виднелась лесопилка и белеющий на солнце водоскат у плотины[43].
Согласно Яну, герой не только видит, но также чувствует и слышит. Его способы восприятия обозначаются не только эксплицитными фразами типа «он мог видеть», но и более тонкими – «сосновые иглы», «некрутой» склон, ветер, шевелящий «верхушки высоких сосен»[44]. Это значительно расширяет сферу применения понятия фокализации, что особенно важно для ветхозаветных повествований в силу их довольно скромного перечня визуальных способов репрезентации.
Все приведенные выше примеры иллюстрируют то, что Женетт называет «фиксированной внутренней фокализацией». Кроме того, Женетт выделяет два других типа фокализации, которые он называет переменной и множественной. Фиксированная фокализация – это ограничение информации в соответствии с восприятием только одного персонажа истории. Однако когда фокализация в повествовании переходит от одного фокального персонажа к другому, она становится «переменной». Женетт упоминает, что этот метод часто использовал Стендаль, но не приводит конкретных примеров, отмечая лишь, что в книгах Стендаля фокализация имеет тенденцию переходить от одного персонажа к другому «быстро и неуловимо». Следующий отрывок из «Красного и черного», описывающий сцену первой встречи мадам де Реналь и Жюльена и перемещающуюся между ними точку зрения, кажется хорошим примером того, что Женетт имеет в виду под переменной фокализацией:
Госпожа де Реналь от удивления не могла выговорить ни слова; они стояли совсем рядом и глядели друг на друга. Жюльену еще никогда в жизни не приходилось видеть такого нарядного существа, а еще удивительнее было то, что эта женщина с белоснежным лицом говорила с ним таким ласковым голосом. Г-жа де Реналь смотрела на крупные слезы, катившиеся сначала по этим ужасно бледным, а теперь вдруг ярко зардевшимся щекам крестьянского мальчика[45].
