Другой известный ученый Шломит Риммон-Кенан, на работы которой ссылаются многие современные исследователи и которая значительно дополнила идеи Женетта, также объясняет важность идей Женетта:
[М]ногие исследования точки зрения… рассматривают два связанных, но разных вопроса, как если бы они были взаимозаменяемы. Кратко сформулированные, это вопросы – «кто видит?» и «кто говорит?» Очевидно, что человек (и, по аналогии, нарративный посредник) способен и говорить, и видеть, и даже делать то и другое одновременно – что порождает путаницу между этими двумя видами активности. Более того, почти невозможно говорить, не выдавая своей личной «точки зрения», хотя бы через сам используемый язык. Но человек (и, по аналогии, нарративный посредник) также способен взяться за рассказ о том, что видит или видел другой человек. Таким образом, говорить и видеть, рассказ и фокализация могут, но не должны принадлежать одному и тому же посреднику. Разграничение этих двух видов деятельности является теоретической необходимостью, и только на его основе можно точно изучить взаимосвязи между ними[6].
В одном из последних исследований, посвященных фокализации, Манфред Ян говорит о прогрессивности понятия фокализации, несмотря на всю критику теории Женетта:
[Теория Женетта] устанавливает и укрепляет различие между тем, «кто говорит», и тем, «кто видит»; она позволяет избежать категориальной ошибки (известной Буту и другим), когда фокальных персонажей путают с рассказчиками; и она допускает полную комбинаторную свободу в том смысле, что все типы и особенности фокализации могут сосуществовать (по крайней мере, в принципе) со всеми другими аспектами повествования[7].
Наконец, по мнению Г. Портера Эббота, фокализация обогащает наше понимание и эстетический эффект от чтения:
[Фокализация] может внести богатый вклад в то, как мы думаем и чувствуем во время чтения. Точно так же, как мы улавливаем различную интенсивность мыслей и чувств от голоса, который слышим, так же мы улавливаем мысли и чувства от глаз, через которые видим. И как голос, который мы слышим, может быть либо персонажем повествования, либо рассказчиком, находящимся вне его, так и наш фокализатор может быть персонажем внутри или рассказчиком вне[8].
Одним словом, сегодня всесторонний анализ повествовательного текста практически невозможен без рассмотрения понятия фокализации.
Исследователи Ветхого Завета, хотя и с большим опозданием, все чаще обращаются к рассмотрению концепции фокализации. Это становится особенно очевидным с тех пор, как вопрос фокализации стал появляться на страницах книг, не предназначенных для специализированной аудитории. Среди тех, что рассчитаны на широкую аудиторию, – книга Даниэля Маргера, Марселя Дюррера и Ивана Буркина «Как читать библейские истории: введение в нарративную критику»[9], которая довольно точно передает идею концепции Женетта. Вторая – книга Стивена Д. Мэтьюсона «Искусство проповеди по ветхозаветным повествованиям»[10], предназначенная для проповедников. Мэтьюсон считает, что концепция фокализации вполне заслуживает отдельного раздела.
Тем не менее, исследование применения этой концепции к ветхозаветным повествованиям далеко не завершено. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что на специальной сессии по перспективной критике, проведенной Канадским обществом библейских исследований в июне 2014 года, члены сообщества перспективной критики составили список аспектов изучения точки зрения, нуждающихся в дальнейшей работе. Отдельный пункт в этом списке посвящен понятию фокализации. Составители списка признают, что
[в]то время как была проделана значительная работа над смежным понятием «фокализации»… методология анализа фокализации, освещающая интерпретационное значение выбора одной стратегии фокализации над другой, нуждается в дальнейшей разработке[11].
Это свидетельствует об актуальности дальнейшего изучения концепции фокализации в ветхозаветных повествованиях.
Почему именно Книга Руфь?
Во второй части книги я исследую фокализацию применительно к ветхозаветной Книге Руфь. Эта книга была выбрана в качестве объекта нарратологического анализа отчасти из-за размера, который делает ее подходящей для иллюстративных целей, и отчасти из-за повествовательного совершенства истории. Состоящая всего из четырех глав (в общей сложности 85 стихов), эта книга, тем не менее, является полноценной короткой историей, обладающей всеми необходимыми атрибутами хорошего повествования, такими как увлекательный сюжет, проработанные персонажи и глубокий смысл.
Кроме того, в последние годы Книга Руфь стала объектом пристального внимания исследователей Ветхого Завета. В 2015–2016 годах были опубликованы два комментария к Книге Руфь, написанные Дэниелом Хоком[12] и Джереми Шиппером[13]. Обе работы я использовал в этой книге. Во введении к своему комментарию Шиппер отмечает, что «пространство не позволяет полностью исследовать поэтику повествования Руфи»[14], и поэтому ограничивается лишь отдельными замечаниями о выборочной репрезентации и повествовательной двусмысленности в Книге Руфь. Моя книга в некотором роде исходит из этих вопросов и продолжает дискуссию, начатую Шиппером в его комментарии.
Изучение Книги Руфь с точки зрения фокализации оказалось непростой задачей. Существующие исследования фокализации, как правило, рассматривают в основном описательные повествовательные отрывки, где точка зрения и пространственный аспект фокализации проявляются наилучшим образом. Однако Книга Руфь организована как диалогическое повествование, и некоторые стандартные методы изучения фокализации не всегда применимы к ней. Но поскольку большинство ветхозаветных повествований построены одинаково, этот вызов оборачивается важными задачами, которые могут повлиять на изучение фокализации во всем корпусе повествовательных книг Ветхого Завета.
Что касается текста Книги Руфь, то я использовал в основном текст Biblia Hebraica Stuttgartensia (BHS). Однако еврейский текст в цитатах помещен без кантилляционных знаков, чтобы повысить его читабельность. В качестве перевода Библии в основном использовался Синодальный перевод. Все цитаты из книг, не изданных на русском языке, приводятся в моем собственном переводе.
Обзор исследования Женетта
Вы когда-нибудь думали о том, что у любого рассказа есть три стороны: реальная история (то есть реально происшедшие события), повествовательный текст или нарратив, который описывает эти события и процесс повествования или наррация, которая зависит от посредника, передающего нам это повествование. Эти три стороны истории находятся в отношениях друг с другом и называются нарративным дискурсом. По мнению Женетта, проанализировать нарративный дискурс – значит выяснить, в каких отношениях находятся эти стороны нарративной реальности. Но как это сделать?
Начнём с того, что любой рассказ, будучи продуктом лингвистики, можно представить как некое действие или набор действий, а действие можно метафорически интерпретировать как «расширение глагола»[15]. То есть, говоря проще, любой рассказ – это своего рода глагол. А что если пойти дальше и исследовать рассказ «в соответствии с категориями, заимствованными из грамматики глагола»[16]. В частности, Женетт выбирает три характеристики, определяющие любой глагол: время, наклонение и залог, а затем метафорически (с некоторым расширением) применяет их к нарративному дискурсу. Эти характеристики помогают ему определить, в каких взаимоотношениях находятся реальная история, нарратив и наррация.
