Максим забравшись в кузов пикапа в бинокль осматривал округу.

— Из меня тоже фермер не получится. Ну что, поехали смотреть другой участок?

— Там и речка по моему близко.

— Да тут тоже близко, только я вот ее совсем не вижу

— Тут ручей какой-то обозначен. Может пересох давно.

— Поехали! Не будем терять время, — сказал Максим, спрыгнув с подножки кузова.

Николай Петрович прикрыв ладонью лицо от яркого света, смотрел на горы и молчал. Максим приминая ботинком стойкие, толстые стебли сорняка, подошел к Деду. Тот продолжал неотрывно смотреть в даль. Максим протянул ему бинокль, но старик лишь молча покачал головой.

— Как полагаешь, получится у нас что нибудь с рекламой? Или напрасно все это?

— Знаешь Максим, если мы найдем еще хотя бы одного человека из нашего мира, то уже будет не напрасно!

Осмотрев еще три участка, они приметили два из них. А сейчас, подъезжая к последнему на сегодня, спорили, обсуждая достоинства и недостатки предыдущих.

Навигатор привел их к густому, хвойному лесу и показывал еще три километра напрямик через чащу. Двигаясь вдоль леса, они довольно быстро добрались до отмеченного на карте места. Максим остановил машину и они молча смотрели на вид, открывшийся их взору. Машина стояла на небольшой возвышенности. Впереди, в низине, до самой реки простирался луг, плавно переходя в широкую береговую песчаную полосу. Река в этом месте делала изгиб и была довольно широкой. Слева от машины начинался густой хвойный лес. Деревья на холме стояли плотной стеной, и опоясывая низину зеленого луга, подходили вплотную к реке. Справа от машины низкий кустарник отделял луг от широкого поля, поросшего высокой травой. На противоположном берегу реки ярко-зеленый холмистый берег поднимался и просторными полями уходил к горизонту.

— Все! — сказал Николай Петрович и открыв дверь машины, встал на подножку — Я определился с местом!

— У меня нет слов, — завороженно пробормотал Максим.

— Если забыть все что с нами произошло, то я бы подумал что мы на берегу Волги.

— Ну тогда может стоит искупаться? — Максим хитро прищурившись взглянул на Николая Петровича. Тот стоя на подножке машины, заглянул внутрь и тоже прищурившись сказал:

— А вдруг здесь пираньи какие-нибудь водятся или крокодилы местные?

— Значит про «квантовое бессмертие» ты мне лапшу на уши вешал? — рассмеялся Максим.

Машина плавно спустилась по склону холма и аккуратно прокатившись по сочной луговой траве, остановилась у самого песка. Вода была теплая. Песчаное дно, плавно уходящее от берега, хорошо просматривалось сквозь чистую, спокойную воду. Барахтаясь и ныряя словно дети, они впервые за последнее время были по настоящему беззаботно счастливы.

— Дед, смотри! — Максим замер, стоя по пояс в воде. Он показывал рукой на высокий обрыв песчаного берега, справа от пляжа.

Николай Петрович присмотрелся, но ничего кроме сплошной стены высоких деревьев разглядеть там не смог.

— Что там? — на всякий случай шепотом спросил Николай Петрович.

— Ну вон, смотри, там какие-то постройки!

Действительно, в том месте где лес отступал от края обрыва, сквозь ветки высокого кустарника, были видны серые пятна стены.

— Пойдем посмотрим, что там!

— Только обсохнем сначала и оденемся. Не стоит тут ходить без одежды и обуви.

Они вышли на берег и разлеглись на горячем желтом песке. Максим не сводил глаз с деревьев на краю обрыва, но отсюда ничего не было видно за темной стеной леса. Обсохнув и одевшись они сели в машину и подъехали вплотную к краю утеса у самой воды.

— Нет, тут даже с кузова не забраться. Поехали вдоль склона, посмотрим где можно пройти.

Проехав метров тридцать вдоль крутого склона, Николай Петрович вдруг воскликнул:

— Вон подъем есть, там даже машина заедет!

Пологий подъем, выложенный булыжниками, густо порос травой, от чего был совсем неприметен со стороны. Дорога поднималась в лес и терялась из виду в густых зарослях. Машина плавно поднялась по склону, и пригибая высокую траву, двинулась меж деревьев вглубь леса. Свернув в направлении реки, дорога вывела их к каменному двухметровому забору с металлическими кованными воротами.

— Неужели этот участок занят? — С грустью в голосе сказал Максим.

— Смотри как заросла дорога и забор мхом покрылся. А ворота, ржавчина какая проступила.

Максим вышел из машины и взявшись за металлические прутья, потянул створку ворот на себя. Они были не заперты, но сильно прикипевшие и проржавевшие петли с трудом позволили распахнуть кованные узорчатые створки. На руках после них остались рыжевато-коричневые следы застарелой ржавчины. Дорога от ворот вела к большому одноэтажному дому, обросшему высокой травой со всех сторон чуть не под самую крышу. Зияющий черной пустотой открытый гараж напоминал разинутую пасть какого то поверженного монстра. Стекол в окнах не было и солнечный свет попадавший внутрь, позволял рассмотреть пустоту пыльных комнат. Максим и Николай Петрович осторожно зашли в дом через открытый гараж. На полу валялся всякий хлам, покрытый толстым слоем пыли и сухой хвоей занесенной сюда ветром. Максим ткнул носком ботинка какую-то банку под ногами. На потускневшей этикетке было что-то написано. Он присел на корточки и внимательно осмотрел банку.

— Тут что-то по английски, не могу разобрать.

— По английски? — удивился Николай Петрович, подошел и поднял банку с пола.

— А что в этом такого? — спросил Максим, не понимая удивления старика.

— Здесь все говорят на русском языке. Артийском. По английски говорили прежние хозяева этой планеты. Местные называют их Стражами. Эта планета освобождена или захвачена, не знаю точно, около двадцати лет назад. И война государств продолжается до сих пор.

— Война государств в космическом масштабе? Откуда узнал?

— Всего лишь один человек мне смог что-то внятно объяснить. Тоже наладчиком работает, Миша зовут. Большинство же из тех, с кем я встречался тут, живут в своем закрытом, маленьком мире и мало чем интересуются.

— А почему ты мне раньше об этом не рассказывал?

— Так я и сам особого внимания этому не придавал, - ответил Дед, - жизнь тут вроде мирная. А вообще, по его словам, мы сейчас находимся в приграничном районе. Конфронтация идет бесконечно долго, а ее суть просто в борьбе за ресурсы.

— Двадцать лет назад говоришь, - Максим взял банку из рук Деда и протер ладонью выцветшую этикетку, - А какой сейчас год?

— Начальное летоисчисление фактически утеряно. Каждая планета ведет свой отсчет, с момента ее колонизации. А единого стандартного времени не существует.

— Как так? А как же мне сообщить дату другому человеку, например на другой планете, в другой системе?

— Со знаком минус прошлое, со знаком плюс будущее. В стандартных годах, днях.

— Типа как в нашем летоисчислении «до нашей эры»?

Дед кивнул в ответ.

— Даже такое понятие как месяц утеряно, а вот недели есть.

— А почему утеряно, как информация может потеряться? Есть же книги, компьютеры…

— Я тоже считаю что не все утеряно, и не насовсем. Полагаю что где-то есть архивы, позволяющие приподнять завесу тайны истории этого мира.

— Почему же люди не передавали историю из поколения в поколение? Почему тут никто ничего толком не знает?

— Вот и я задал этот вопрос Михаилу, так знаешь что он мне ответил?

Максим пожал плечами.

— Он предполагает что первые воскресители были настолько несовершенны, что люди восстановленные в них часто оказывались обнуленными. Теряли память полностью или частично. А большое количество войн и массовое заселение планет при помощи воскресителей первых моделей постепенно очищали память общества.

— Тем не менее, смотри какие технологии нас окружают! Значит кто-то ими владеет, использует, развивает.

— Не люди ведут войны в космосе, а крупные корпорации и правящие им федерации. Значит и технологии в их руках. А вот люди тут ничем особо не интересуется. Легкодоступные блага, тепличные условия жизни, низкоинтелектуальные развлечения, отсутствие страха перед неизбежностью ухода из этой жизни — это все расслабило сознание обывателей. Отключило тягу человека к познаниям, интерес к прошлому, стремление к лучшему. Зачем им стремиться к лучшему, если у них все есть? Зачем им помнить прошлое, если оно уже не вернется. Зачем им пытаться оставить что-то после себя, если они уверены что будут жить вечно?