– Ну конечно!.. Как может быть море без маяков? Если бы ты приехала к нам, я бы показал тебе знаменитую Токарёвскую кошку.

Название понравилось моему котёнку, он потянулся и одобрительно мяукнул. Александр потрепал его по голове и обернулся к отцу.

– По-моему, пап, она прирождённая актриса.

Разве я могла себе представить, что эти брошенные невзначай слова изменят мою жизнь? Именно он, твой добрый отец, определил тогда мою судьбу.

Режиссёр на мгновение призадумался и покачал головой. Казалось, он и вправду признал мой неожиданный талант.

– Знаешь, дорогая София, я бы очень хотел, чтобы ты ходила на занятия в нашу театральную студию вместе с Александром, – он слегка подтолкнул сына. – Мой сорванец тоже без ума от мюзиклов.

– Мне… правда можно? – волнуясь, спросила я.

– Ну конечно. Только будь готова: мюзикл – это серьёзный и неустанный труд. Здоровье у тебя, наверное, отменное?

Я покачала головой и с горечью рассказала, что до пяти лет не могла ходить и потому не привыкла к тяжёлым физическим нагрузкам. Да, милая, тогда мне действительно чудилось, что это была моя история. Я присвоила не только имя погибшей сестры, но ещё и её биографию. Даже болезнь у нас была одна на двоих. Но на удивление мой рассказ совсем не испугал режиссёра. Он только похлопал меня по плечу – точно так же, как сына, и шепнул, что всё обязательно получится, если действительно этого хотеть и много работать. А потом мы с Александром болтали о всяких пустяках и буквально за несколько минут сблизились так, точно знали друг друга всю жизнь. Он согласился взять себе котёнка, потому что у моей мамы была аллергия на шерсть, и сказал, что назовёт его Найдёнышем. Мне совсем не понравилась такая неоригинальная кличка, и мы немного поспорили. Тогда он рассказал мне о романе Филдинга «История Тома Джонса, Найдёныша».

– Так что это, можно сказать, литературное имя, – подняв указательный палец вверх, важно произнёс мой новый друг. Я рассмеялась и захлопала в ладоши: на Александра невозможно долго обижаться.

К сожалению, в тот день я так и не узнала, чем закончился мюзикл «Стихия». Уже смеркалось, и мне нужно было спешить домой, чтобы отец не тревожился из-за моего длительного отсутствия. И только потом я осознала, что не спросила у Александра, где он живёт, и не узнала его номер телефона. Конечно, он написал мне адрес студии мюзикла, и я совершенно точно положила свёрнутую вдвое бумажку в карман, но, по-видимому, выронила по дороге. В общем, у меня не осталось никаких сведений о том, где найти нового друга. Сначала я очень переживала и грустила, но потом немного успокоилась и с головой погрузилась в учёбу, пока в один волшебный день… Впрочем, не буду писать об этом сейчас, ты и так понимаешь, что моя первая встреча с Александром не могла оказаться последней. Как говорится, всему своё время, и я обязательно расскажу тебе об этом подробнее в одном из следующих писем.

Тем вечером я долго не могла прийти в себя. Будто бы побывала где-то за гранью нашего обыденного мира, и возвращение сулило неизбежное разочарование. Там царили волшебство, уют, красота, а Здесь – недовольная мама, пережарившая картошку, и отец с вечно виноватым лицом и сгорбленными плечами. Он словно сам наказывал себя за что-то и казался теперь намного ниже, чем раньше. Мне очень хотелось обнять его и шепнуть, что он не сделал ничего дурного и потому не стоит так замыкаться в себе. Но я молчала, а папа натягивал такую жуткую улыбку, что мне было больно на него смотреть.

– Пап, ты даже представить себе не можешь, что со мной сегодня произошло! – воскликнула я, закружившись вокруг отца, пока он с сосредоточенным видом прорисовывал будущую скульптуру на бумаге. Раньше папа не тратил на эскиз много времени и почти сразу переходил к изготовлению модели из глины. Но в последнее время он был жутко недоволен рисунком, тяжело вздыхал и рвал бумагу на куски. Мусорная корзина под столом была переполнена обрывками черновиков, но папа будто ничего не замечал. Он бросал бумагу прямо на пол и тянулся за новым листом… Даже не знаю, какую скульптуру ему хотелось создать на этот раз. Создавалось впечатление, что он поставил перед собой непосильную задачу и в глубине души прекрасно всё понимал, но не мог себя за это простить.

Я всегда восхищалась своим отцом и считала его непризнанным гением. К сожалению, он так и не добился больших успехов. У него было не слишком много заказов, и мама даже называла его неудачником, советуя заняться каким-нибудь другим, более прибыльным делом. Но я до сих пор помню, как однажды папа показал мне две бронзовые статуи и, потрепав по голове, ласково улыбнулся:

– Вот, дорогая, познакомься… Это твои бабушка и дедушка.

Я с восхищением разглядывала счастливые лица влюблённых, которые держались за руки и смотрели друг на друга так, словно на всём свете не существовало никого, кроме них. Весь мир бы посторонился, чтобы уступить дорогу этим удивительным людям, сняв шляпу перед великой силой их нежного чувства. На самом деле мне не довелось увидеть бабушку и дедушку воочию. Ещё до моего рождения случилась ужасная трагедия: бабушка погибла в авиакатастрофе, когда летела к мужу после двух лет вынужденной разлуки. Она была оперной певицей и некоторое время работала за рубежом. После получения чудовищного известия мой несчастный дедушка не справился, и даже четырёхлетний Аким не смог удержать его от страшного шага. Антон Васильков отравился крысиным ядом, потому что слишком сильно любил свою жену и мечтал поскорее воссоединиться с ней. Говорят, мой дед оставил предсмертную записку, где после просьбы никого не винить в его смерти шли следующие слова: «Я не смогу жить один… без неё». Я всегда плакала, когда вспоминала эту трогательную историю, и совсем не могла осуждать дедушку, хотя и знала, что мой отец чувствовал себя из-за этого брошенным и никому не нужным. Думаю, во всём виноват злой рок, фатум, и иногда мы не вольны делать свободный выбор, а вынуждены подчиняться обстоятельствам, следовать задуманному кем-то сценарию, плыть по течению, когда больше всего на свете хочется против…

Как бы то ни было, одно остаётся для меня непреложным: мой отец – гениальный скульптор, просто он ещё не нашёл ценителей своего творчества. Но это вовсе не значит, что они никогда не найдутся. Я убеждена: однажды, через много-много лет, люди обнаружат его скульптуры, которые в конце концов станут ценными музейными экспонатами. А сейчас он комкает бумагу из-за неудачного эскиза и отрывает заусенцы на пальцах, не обращая внимания на кровь…

– Боюсь, что не догадаюсь, – покачал головой он, окидывая меня внимательным взглядом. – Но у тебя так горят глаза! Уверен, с тобой приключилось что-то жутко интересное. И в таком случае я тебе немного завидую, – папа подмигнул мне и усадил на колени, как в детстве, когда я плакала из-за сломанной куклы или потерянной игрушки.

– Я увидела мюзикл! Настоящий мюзикл! Можешь себе это представить? Там актёры играют, поют и танцуют! – загибая пальцы, восторженно перечисляла я. – Папа, меня тоже туда позвали… в студию мюзикла, и я очень хочу, вот только… – не решилась рассказать, что потеряла адрес.

Он прижал меня к себе ещё крепче, и на его губах появилась та самая печальная улыбка, которая всегда причиняла мне боль.

– Я рад за тебя, дорогая… Знаешь, мне тоже нравятся мюзиклы. Одно время я даже хотел стать актёром, но учительница музыки сказала бабушке, что мне медведь на ухо наступил, – он рассмеялся и поцеловал меня в лоб. – Вот почему мне пришлось стать скульптором.

– И у тебя очень хорошо получается, – я взяла его большие руки и приложила к своим разрумянившимся щекам. Интересно, а тебе передалась эта моя забавная особенность? Всегда краснею, когда волнуюсь или чем-то очень сильно увлекаюсь. – Ты лучший скульптор во всей Вселенной! – абсолютно искренне проговорила я и, вскочив с места, принялась собирать бумажки под столом.

Отец закашлялся, на рубашке в области груди появилось пятнышко от пота. Он хотел закурить, но сдерживал себя. Папа ни разу не курил при мне, даже когда я повзрослела.