Витольд не выдержал и снова расхохотался не в силах отвести взгляд от нахмуренной сестры.

– Само очарование! – давясь смехом, проговорил он. София улыбнулась ему в ответ, подошла к Розамунде и обняла её за плечи. Подруга вспыхнула, обвинив обоих в жестокости и откровенном равнодушии к её несчастной судьбе. Придерживая полы красивого голубого платья из шифона, она выскочила вон и намеренно ни разу не оглянулась. Оказавшись у себя в комнате, Роззи поджала губы и зашмыгала носом. Брат до сих пор считал её ребёнком, и даже София время от времени глядела на неё с какой-то необъяснимой снисходительностью. Впрочем, Розамунда всё же находила этому одно простое объяснение: Софи была намного серьёзнее и старательнее своей подруги. Дочь короля, разумеется, не завидовала дочери рыбака, к тому же София никогда не вела себя с ней высокомерно, невзирая на успехи в учёбе и похвалу учителей. Но иногда Роззи очень хотелось поменяться с ней местами. Стать такой же сдержанной и внимательной… И тогда бы в неё влюбился храбрый рыцарь Логоса, похожий на Витольда. Он бы не переставал думать о возлюбленной даже во время сражения вдали от родных мест и умер бы с её именем на устах. Принцесса поморщилась и покачала головой: нет, тот рыцарь не умер бы. Он бы точно вернулся, чтобы сделать своей даме предложение руки и сердца. Вот теперь Розамунда улыбнулась и принялась ходить по комнате взад-вперёд, наматывая на палец тёмную прядь.

– Кажется, она на нас немного обиделась, – София развела руками. Как ей лучше всего поступить: утешить подругу и попросить прощения или просто переждать бурю? Через пару часов, а то и раньше, Розамунда сама забудет, что обижалась. Витольд ничего не сказал, а только опустился на колени и крепко сжал холодные пальцы названой сестры. Она быстро высвободила руки, вскочила с места и подошла к окну. После грозы на стёклах ещё остались робкие капельки – следы несчастья, выданного за ненастье. Но дождь выплакал все слёзы. За окном ругался ветер, мудрый и сильный, но всё-таки безутешный, а впереди не было ничего, кроме рассеянной незрячей пустоты. София повела плечами. За спиной скрипичной сонатой раздавался голос – тихий, спокойный и немного простуженный. А может быть, он, как и хитроумный дождь, прятал боль в потоке нечаянных слов?

– Прости, что испугал тебя. И сам не понимаю, что это со мной, – Витольд закрыл ладонью глаза и оскалился, как волк, попавший в капкан. – Не было ни минуты, когда бы я не думал о тебе… Знаю, это всё глупости. Да и какое право я имею говорить об этом? Не обращай внимания, – он закусил губу и провёл пальцами по складкам на лбу. София не смела повернуться к нему лицом, но и уйти тоже не могла. И вовсе не потому, что за её спиной терзался любовными муками сын короля. Она уже давно догадывалась о его чувствах, но видела в нём только брата и друга. Сердце Софии принадлежало другому, и она ничего не могла с этим поделать. Витольд должен был понять… О, он, конечно же, понимал! А иначе и быть не могло. Дорогой друг улавливал все интонации её беспокойного сердца, а порой ещё и гораздо быстрее, чем она сама.

– Витольд, ты, твоя сестра и мой отец – самые родные для меня люди. И нет во всём свете никого, кем бы я дорожила больше… Я бы умерла, если бы от этого зависело ваше благополучие… Пожалуйста, Витольд, ты же знаешь, как нам с Розамундой тяжело обходиться без тебя!

– Я знаю, – рыцарь встал. Табурет, на котором он сидел, повалился на пол и треснул посередине. – И я бы тоже с радостью отдал жизнь, чтобы защитить вас двоих… У меня болит голова, дорогая, мне очень хочется спать.

– Доброй ночи, – дрогнувшим голосом произнесла София. Витольд, как заворожённый, наблюдал за плавными движениями рук возлюбленной. Она рисовала таинственные знаки на запотевших стёклах. Витольду хотелось перехватить её хрупкое запястье, поднести к губам длинные пальцы и самому написать послание на окне… Он поднял сломанный табурет и, не говоря больше ни слова, вышел из тесной учебной комнаты. На стекле появились аккуратные буквы – такому почерку позавидовал бы иной каллиграф.

София прислонилась щекой к оконной раме и прочитала вслух новорождённое слово:

– Даниэль.

Я всё время щурилась от вспышек фотоаппарата и ёрзала в белом кожаном кресле. Сколько раз прокручивала в голове это событие и с таким нетерпением ждала презентации своего романа! А теперь больше всего на свете мечтала оказаться на другом конце вселенной, подальше от назойливых интервьюеров и любопытных зрителей. Высокий лысеющий мужчина с двойным подбородком растолкал локтями группу застывших подростков и подошёл к моему столу. Дерзко подмигнул и протянул мне ручку.

– Пожалуйста, подпишите.

Честно говоря, это меня немного удивило. Никто из них не читал мою книгу, к тому же я не какой-нибудь известный писатель, раз в год выдающий по бестселлеру. Глупо просить автограф, натягивать на лицо приторную улыбку, притворяясь, что перед тобой – значительное лицо. Я никоим образом не претендую на громкую славу. Я стала писателем по случайному стечению обстоятельств и на самом деле даже не собиралась продавать свою книгу. Однако, если ты однажды связался с издательством, – дела пойдут хуже некуда. Там сделают всё возможное, чтобы превратить благородного автора в коммерческого писаку.

Разумеется, я иронизирую. Без поддержки издателя и редактора я бы вообще никогда ничего не сделала. Моя небрежная рукопись осталась бы лежать в ящичке стола, смиренно дожидаясь своего часа. Конечно, я благодарна за возможность стать настоящим писателем с опубликованной книгой. Правда, немного волнуюсь: а что подумают читатели? Им точно понравится? А вдруг в газетах напечатают критические отзывы, после которых мне захочется сжечь все экземпляры романа? И дело тут вовсе не в задетом эго. Эта книга написана в память о моей матери, для неё и о ней. Теперь, когда я могу подержать её в руках и пошелестеть хрустящими страницами, мне намного спокойнее. Да, я с уверенностью могу сказать, что исполнила своё предназначение, и даже если я больше никогда ничего не напишу, это совсем не страшно. С чувством выполненного долга я снимаю с себя ответственность за истраченные слова. Нам всё равно не дано предугадать, как они отзовутся, и потому лучше отключить бесполезные мысли о возможном, по пока ещё не случившемся. С этого дня я прекращу читать газеты.

Журналистка – миловидная девушка с близко посаженными голубыми глазами и вздёрнутым носом – поставила на стол диктофон и обворожительно улыбнулась. У меня на щеках разгорался пожар, а голова превратилась в планету, вращающуюся вокруг своей оси. Я поднесла ко рту кулачок и откашлялась, пытаясь вернуть голосу прежнюю силу, а тону – обманчивую невозмутимость. Думается, кое-какие актёрские способности я всё-таки унаследовала от матери.

– Скажите, пожалуйста, вам было тяжело писать книгу, которая основана на реальных событиях? У меня есть информация, что вы ни разу не видели свою мать, – журналистка невинно захлопала ресницами, густо накрашенными тушью. Удивительно, как эти нелепые комочки не сыпались на капроновые колени. Она перехватила мой взгляд, слегка покраснела и оправила короткую клетчатую юбку со встречными складками. Мне не хотелось отвечать на этот вопрос. Я пренебрежительно поморщилась из-за казённого «у меня есть информация».

Представляю, что бы устроил мой редактор, найдя подобную фразу в «Королеве стихии». Надо сказать, я совсем отчаялась, пока работала с этой серьёзной и педантичной дамой с неизменным конским хвостом. Она так безжалостно искажала мои мысли, что однажды я попросту разрыдалась и пригрозила уйти в другое издательство. Но, разумеется, сдалась, как делает всякий автор, как бы сильно он ни уважал собственный стиль. Несколько бессонных ночей – и я всё-таки смирилась с неизбежностью жесточайших правок.

– Да, мне было тяжело писать биографию своей мамы.