— С приездом, — произношу, зажмурившись.

— Аха, благодарю.

Неловкость затягивается. Выдохнув, поднимаю взгляд к его лицу и встречаюсь с прищуром. Он словно изучал меня всё это время. Ну ещё бы — я за все эти года беспокоила его сколько раз? На пальцах можно пересчитать.

— Мне… — сжимаю кулачки, — нужно с тобой поговорить.

Марат кивает и проходит обратно в комнату, в которую по нормам моей семьи я могла бы заходить только лишь для уборки или для… того, за чем и захожу.

— Я тоже думал с тобой поговорить. Но, сама понимаешь, — кивает на помятые простыни, — после перелёта хотел сперва отдохнуть.

— А, — переплетаю пальцы рук, избегая его взгляда. Ну да, будто смотреть на его постель лучше, — я… могу потом… подойти.

— Да не стоит. Говори, раз пришла.

Марат отходит к кровати, садится, закидывая одну ногу, и указывает мне на огромное кресло напротив. То как раз рядом с небольшой библиотекой, в которой я и протираю полки чуть ли не по расписанию. Сажусь в него тихонечко, но всё-таки решаю закинуть ноги, спрятанные под полами платья. Вижу на его лице едва скользнувшую улыбку, но не придаю ей значения.

Мой муж красив, силен и властен. Он в общем-то идеальная кандидатура, чего не скажешь обо мне. Поэтому начинать этот разговор явно нужно как-то не так, может быть, стоило дождаться ночи и найти в шкафчиках бельё покрасивее. Потому как жене можно быть красивой перед своим мужем. Но ни перед кем больше, я чту это, так что красивой была лишь в собственном отражении. Как это неловко.

— Марат, мы… ты хочешь раз… — на выдохе, — развода?

Он хмурит брови и, хмыкнув, запускает пятерню в волосы, словно выискивает причину моей инициативы.

— Нет. А ты захотела со мной развестись?

Мотаю головой. Уж чего, а уйти обратно в родительский дом, от которого у меня мурашки до сих пор, я точно не хочу.

Чувствую, как в пальцах начинает покалывать, да и он ещё спрашивает:

— Тогда почему ты заговорила об этом? Что-то не так?

Да ещё бы!

— Да, я хочу, чтобы ты… — перехожу на шепот, — сделал… ребенка… мне.

Который удержал бы его и спас бы меня? Такое себе заявление.

Но он всё-таки расслышал.

И сейчас, приподняв одну бровь, шумно выдыхает и почти позволяет себе рассмеяться. Мне хочется его одёрнуть, но я, конечно, молчу.

— Так, я, — прикусывает губу, хмыкнув вновь, — правильно тебя понял?

Я киваю, а он задумывается.

— Ого, ну хорошо. Я подумаю об этом.

— Нет, — почти кротко перечу я, — сегодня… пожалуйста.

Иначе кто знает, когда он опять исчезнет и с какими мыслями приедет в следующий раз.

Я смогу на это решиться?

Плохо удерживать ребенком. Даже то, что мы муж и жена уже столько лет, не даёт и не давало мне права на это. Но я… я хочу что-то для него значить? Или для себя самой? Иметь под сердцем свою частичку… и его, конечно. Мне не нужно, чтобы он жил с нами, я и сама прекрасно справляюсь. Всё будет так, как есть. Я воспитаю его сына или дочку, а он будет папой, появляющимся раз в год на месяц. Что в этом плохого? Все интересы учтены. Он придерживается своей линии жизни, а я своей. Мне нравится!

И по сравнению с моим детством такая альтернатива просто прекрасна. Да и Марат никогда никого ни к чему не заставит. Он другой, не как мой отец. Совсем другой. И едва ли ради собственной выгоды он познакомит свою почти восьмилетнюю дочку с двенадцатилетним мальчиком, сказав при этом ей: «это Марат, на других не смотри, а то убью».

Итак, он дал согласие. Я вылетела из его комнаты тут же, пробормотав что-то про сегодняшнюю ночь, и как же это… тревожно!

Вбегаю к себе, закрываю за собой дверь, будто он пойдёт следом. Спотыкаюсь о ковёр, но всё-таки дохожу до того самого шкафчика с нижним бельём. Долго копаюсь, раздумывая, на что решиться. Я не знаю, что ему бы понравилось. Спрашивать об этом? Даже если это всего один раз вместе…

Выбираю самое несвойственное мне, самое неожиданное — алый комплект с портупеей, я увидела его недавно в торговом центре, когда ходила покупать в соседнем салоне новые кисти. Просто не смогла пройти мимо, не понимая, зачем такой развратной красоте таиться в моих ящиках. Ну что ж, возможно, пригодится.

Ухожу в свою ванную и долго привожу себя в порядок, наношу масочки, крема, масла, скрабы. Мне хочется быть красивой… возбуждающей, как во всех этих книгах и фильмах с цензом, которые мне всегда запрещалось читать и смотреть. Но я «давно взрослая девочка» и слишком долго живу одна.

Вычищаю кожу, пытаясь очистить разум, повторяющий, что всё это плохая идея и так в нормальных семьях точно не делается.

Но мы не семья. И уж точно не «Нормальные».

Выхожу к себе, сушу волосы феном и бросаю ещё один взгляд на небольшую коробочку из фирменного магазина. Нет, если тянуть, я так никогда не решусь.

Сажусь на кровать, скидываю полотенце, отгоняя от себя скользнувший по плечам холод. Достаю лиф, который можно было бы счесть вполне пристойным. Ну подумаешь — алое кружево, что в этом такого? Самоубеждение срабатывает, но ненадолго.

Портупея, переходящая в трусики, цепляется тонким ремешком на талии, стекает к ягодицам ещё одной застёжкой и очерчивает каждое бедро. Ну что ж, я подтянула каждый ремешок и пока даже не струсила. Выглядит… пригодно!

Сверху накидываю атласный халат молочного оттенка. И хоть он прекрасен и длина его не превышает колен, всё же, укутавшись в нем, можно сделать вид, что ни за чем смущающим я не иду. А зачем иду? Ну, возможно, за солью. Я устала быть сожителем.

Точнее не так, я хочу разрешить всё это и дальше жить здесь спокойно.

Пока красуюсь раздаётся дверной звонок. Слышу, что Марат выходит сам, и почти молюсь Аллаху, чтобы позвонившие не были незваными гостями, хотя и им мы всегда обязаны быть рады. И я буду рада, как прилежная жена, но придётся переодеться и потом выбросить все эти пошлости из головы.

— Это доставка, — возвращаясь обратно, поясняет он для меня, замершей за своей стеклянной дверью.

Видимо, я напугала его силуэтом? Да, уж дива* из меня сейчас знатная.

Отхожу к столику, немного завиваю длинные каштановые локоны, думая, стоит ли наносить макияж, но все же обхожусь без него.

Допустим, я готова. Допустим, я на это решусь! Допустим, все получится.

Пересекаю коридор и стучу в его дверь. На этот раз раздаётся лишь едва слышное разрешение войти.

Медлю миг, опускаю ручку и… и не нахожу его в кровати. Более того, его нет и во всей комнате с зашторенными окнами. Лишь слабая полоса света льется из его кабинета, в который я и решаюсь пройти.

Марат сидит за своим столом ко мне спиной, так ничего и не накинул, чтобы хоть чуточку скрыть эти широкие плечи и проработанные линии мышц. Зато он кушает. Не мою стряпню, а очередные суши. Возможно, вкусные.

— Будешь? — всерьез интересуется.

— Я такое не ем, — поправляю себя, сглаживая ответ, — не ела, Марат.

Чуть поворачивает голову и, подняв кисть, стучит пальцами палочкой об палочку.

— Никогда не поздно попробовать.

Да уж, точно… прохожу ближе и замираю рядом.

* Дива — злой дух. Встречается в разных мифологиях, но, например, в башкирской мифологии дивы описываются как человекоподобные существа, вредящие людям. В ряде сказок дивы и аждахи (драконы) каждый день требуют отдавать одну девушку на съедение. Ясно-понятно, кого будем съедать.

Он сможет это понять?

Марат встаёт с компьютерного кресла и, не взглянув на меня, предлагает в него сесть, а я послушно опускаюсь, замечая, как полы халатика на миг разъехались и под ним помимо моей кожи скользнула портупея.

Я прячу ноги под стол, но судя по его взгляду, замершему в той же области, где только что было бедро, мой муж… видел.

И Адамово яблоко сейчас дёргается едва ли из-за того, что тот тянется за новым кусочком суши. И… и подносит его к моим губам.