– Да, это мне больше нравится, – сказал Мэдисон, – мы тут тоже сейчас сильно от света зависим.
– И едем, будто в тумане – сами не зная, что ждет впереди.
– Кстати, Фред.
– Да, Сара?
– Топлива хватит теперь до Молдрэма?
– Да, мэм. Если кто-то из вас подменит меня по дороге, то сможем доехать без остановок, и уже завтра к утру будем в городе.
– Классно!
Сзади зашуршало.
– Что там у вас? – Мэд снова обернулся.
– Профессор, ты решил вздремнуть.
– С вашего позволения, друзья. Если уж ты, Мэдисон, говоришь, что вокруг тишина и «осьминогов» не наблюдается, то позвольте старому раненному человеку прикрыть свои веки. Очень уж устал.
– Спите, Зимовски, – вставил я, – если что, разбудим.
– Да, устраивайся тут поудобней, Фредерик, давай я немного подвинусь.
– Спасибо, Сара, прошу прощения, что приношу столько хлопот.
– О чем это ты. Все нормально, профессор. А я еще почитаю.
– Только про себя. Хватит с нас рифмоплетства.
– Не нравится, не слушай, Мэд, – Сара подкрепила ответ высунутым языком.
– Вообще-то Мэд прав. Прости, но давай не будем создавать дополнительный шум.
– Ну и зануды вы оба!
Так и ехали молча.
Ночь за окном тоже не радовала разнообразием звуков. Мир не просто спал, а сжался в страхе, не в силах вздохнуть. «Осьминоги» до такой степени запугали местную фауну, что ни мелкая живность, ни даже насекомые не смели показаться в темное время. А крупных животных «осьминоги» просто всех сожрали.
Вдоль дороги пейзаж разноображивали выхватываемые из тьмы редкие деревья и скалы. Они яркими пятнами вырастали из земли всего на мгновение, вспыхивали в поле зрения, и также быстро пропадали, оставаясь позади.
«Осьминогов» нигде не было видно.
И это настораживало.
Правда по моим спутникам этого было не сказать – мою зарождающуюся тревогу, казалось, никто не разделял. Зимовски беззаботно уснул, Сара уткнулась в книгу, Мэд, как и я, пялился на желтую разделительную полосу дороги.
– Куда они попрятались?
– Не знаю, Фред. Может, это какой-то глухой участок дороги. Может, здесь им уже нечего есть.
– А как же мы? – заметила Сара.
– Резонный вопрос, – согласился Мэдисон.
– Ох, лучше об этом не думать. Давайте просто наслаждаться минутами затишья.
– Вот тут соглашусь с девушкой.
– Спасибо, Мэд.
Я стою на краю, и она все ближе
Подходит. И звуки все тише
Я шепчу: «Кто ты?». Она ближе, улыбается.
«Я смерть». И стрелка на вечность сдвигается.
И я все ближе. К тебе ближе.
И все показатели падают ниже.
Она шепчет: «Где ты?». Стою, растворяюсь.
«Я жизнь». Она ближе. Я мчусь, притворяюсь.
Что там вдали, за краем рая?
Она знает, я – нет. Просто сгораю.
«Смерть? Жизнь? Туман, пустота?» Убегает.
«Я вслед за тобой!» Мечтаю. Мечтает.
Звуки тише, я ближе: к тебе и себе.
Чего же хочу? Не быть в пустоте.
– Ага, я понял. Чувак явно боится темноты, видимо побывал в нашей шкуре, – вяло начал комментировать Мэдисон, – но…
– А мне кажется, – прервала его Сара, – он тут больше говорит о страхе перед незнанием, что будет после смерти.
– Я как раз это хотел сказать, – согласился фотограф, – а еще это вроде про любовь…
– Да ты прям романтик…
– По статистике семьдесят пять процентов созданных произведений искусства так или иначе посвящены любви, – зачем-то сообщил я.
– Откуда такие данные, уважаемый военный журналист?
– Не помню, честно говоря. Но знаешь что, Сара, мне кажется, эта цифра не далека от правды… Ох, черт!..
– Фред, ты решил нас всех на дороге похоронить!
– Простите, отвлекся, – я выровнял «Опель» после небольшого заноса и вновь вперил взгляд на дорожное полотно.
– Да, если нас не убьют твари с тентаклями, то это сделает неуклюжесть мистера Данэма…
– … или операторские подвиги мистера Мэдисона.
– Туше, братец.
– А я смотрю, мальчики, вы любите друг друга подкалывать.
– Да, Сара, у нас с Фредом броманс, хотя он это отрицает.
– Шесть лет совместной работы заставляют иногда беспокоиться и от твоей шкуре.
– Так и есть, старик. Хотя от тебя иногда хочется побольше слов сочувствия и участия в ситуации… – решил уколоть меня Мэд.
– Просто я все еще надеюсь на спокойную уединенную жизнь. Вдали от всех. А ты смирился с тем, что нам вдвоем… а в данном случае вчетвером пришлось сплотиться на время.
– А я не против вашей компании, мальчики. Главное, не отвлекайтесь от дороги и скажите, когда «осьминожки» появятся.
– Читай, Сара, потом еще продекламируешь нам стихи.
– Договорились, Мэд.
И снова тишина пробралась в салон машины. Целый час мы ехали в ночи, больше почти не разговаривая. Профессор все также спал, Сара, почитав, отложила книгу и занялась наведем красоты на своем лице, а затем и в «Опеле». Мэд что-то настраивал в камере – свет в салоне и фонари мы не отключали, поэтому ему было хорошо видно все делали своей камеры.
Да, свет… без достаточной яркости по ночам уже почти три месяца мы знали, что не будем в безопасности. Даже небольшой луч искусственного света дает надежду. Как иронично, в течение жизни люди погружаются во мрак бесчисленных мелких занятий, зарывая себя и даже не осознавая этого. А затем также отчаянно и неосознанно рвутся на свет, особенно в моменты такого кошмара, который окружил нас.
Особенно в моменты отчаяния.
Особенно в моменты кошмара…
Интересно, часто ли за эти три месяца мои спутники думали об отчаянии, хотели ли прервать мрак сложившейся ситуации. Или все же мысли приводили их к свету?
Сейчас в тишине, в ночи, в дороге, такие мысли о дихотомии противоположностей вкрадывались в мою голову с настойчивой упертостью. Я уже хотел нарушить тишину – уж слишком сильно зудело желание поделиться мыслями. Но меня опередила Сара, задав уже набивший оскомину вопрос.
– Слушайте, я знаю, что эта тема уже задолбала всех, и даже мы ее успели немного обсудить, но не до конца, поэтому спрошу конкретно вас двоих, – начала издалека Сара, – как вы считаете, откуда взялись эти «осьминоги»?.. Скажите мне как военные журналисты.
– О, Мэд, ты дождался своего звездного часа. Давай, пали из всех орудий.
– Почему звездного час, Фред?
– Потому что у меня, уважаемая Сара, есть целая теория насчет этих тварей. И заметь, аргументированная теория, – Мэдисон говорил, не откладывая камеру, но лишь искоса поглядывая на девушку, – начнем с того, что «осьминожки» – это не какие-то гребанные инопланетяне, прибывшие к нам с Альфа-Центавра или Альдебарана, а дело рук человеческих…
– А. Я слышала об этой теории, что якобы наши ученые намудрили, что-то с пробирками… по-моему, Зимовски еще об этом заикнулся, когда мы сидели в том кафе…
– Да, в этом вы с профессором правы. Но! – Мэд поднял палец вверх, – Дальше идут важные различия. Согласно моей мысли, это не наши набедокурили, а соседские.
– Ты имеешь в виду Ливран, Эрибию, Федерацию?..
– Да, кто-то из них отправил нам «посылку». «Осьминожки» выведены в чьей-то лаборатории и использованы, как биологическое оружие… Бум! Заголовок нового сюжета! И Нобелевка у нас с Альфредом в кармане.
– И ты в это веришь? – обратилась Сара ко мне, скривив на лице скептическую гримасу.
Я видел ее в зеркало заднего вида и на пару мгновений залюбовался. Да, саркастичное выражение лица, да уставший вид, но все равно красота… хотя может это всего лишь правильно падающий свет и целый год жизни без женской ласки…
