Историк глянул на нас в последний раз.
– Все, парни! Мне к той машине, вам за угол. Ваши все там. Не прощаюсь, увидимся в Ринге.
Мы быстро обнялись и рванули каждый в свою сторону.
За углом нас с Мэдом ждал фургон Лавуазье и один джип.
Сам доктор быстро махал нам.
– Сюда! Скорей!
Тут из-за боксов лаборатории выбежала на оперативный простор группа монстров.
– Бегите быстрей! – крикнули нам солдаты из джипа, направляя на «осьминогов» пулемет.
– Огонь! – началась стрельба.
Твари с мерзким бульканьем понеслись на нас с Мэдом. Часть из них рванула на фургон. Лавуазье взвизгнул и закрыл дверь машины.
Пока солдаты отстреливались, я глядел через бронированное стекло, как погибает оплот человеческой цивилизации. Как же быстро это произошло! Стоило лишь «кинуть спичку» и муравейник сгорел дотла. Я видел, как «осьминоги» раздирают на части не успевших сесть в машины людей, как эти вроде бы не огромные твари грудой сносят палатки, боксы и прочие строения.
«Да, вот они настоящие хозяева этой земли. Теперь это их территория. Честно отвоеванная у местного «короля зверей». Видя жуткие сцены гибели солдат и «осьминогов», я подумал, «может оно и к лучшему? Может так человек поймет, какое бедствие создал». Но потом увидел взгляд человека, обреченного на мучительную смерть, и понял, что не все такое черно-белое, каким я его вижу. Наивный глупец.
«Фред, прожил тридцать пять лет и до сих хватает тупости не видеть мир, каков он есть. Идиот».
Фургон начал отъезжать к воротам.
А мы быстро сели в джип.
– Все, погнали!
Солдат за рулем быстро направил джип за машиной доктора. Твари неслись за нами, пока мы проезжали через обреченную базу.
Где-то сражение еще шло. То справа, то слева попадались отряды военных, отстреливающих монстров. Но их было мало.
Я видел, как параллельно нам едет большая колонна джипов, боевых машин, машин связи и БТРов. Кшиштог и его армия успешно отбивалась от врага.
Но вся остальная база была уже разорена, где-то вспыхнули пожары.
– Почему нас сопровождаете только вы? – спросил Мэд у водителя, – Где обещанные три джипа и взвод солдат.
– Некогда было распределяться. По приказу полковника все, кто находился с той стороны лагеря, уехали с ним. Атака тварей началась слишком внезапно, мы не успели присоединиться к основной колене. Скажите спасибо, так бы ехали одни.
– Вот же гад! А еще сказал, что наша миссия в приоритете.
– Черт с ним. Главное доктор тут.
Я взял рацию в джипе.
– Лавуазье, прием. Вы в порядке? Видите, куда ехать? Прием?
– Да, Фред, я в норме, прием. Едем, согласно курсу. Хоть exo-octopus и заставили меня понервничать. Но сейчас я жив, и это замечательство!
Твари действительно еще преследовали нас, хотя мы отъехали от базы уже на четверть мили.
Их было десятка два, и наш пулеметчик работал без остановки минут десять.
Затем в какой-то момент стрекот пулемета в ночи прекратился.
– Все! Всех уложил! – заявил довольный солдат, вернувшись в салон джипа.
А через минуту я услышал уже родной голос.
– Фред, вы живы? Вы успели выехать? Фред, прием!
Я даже улыбнулся. Она уже сейчас начала переживать за нас.
– Я взял кейс со спутниковой рацией.
– Сара, все хорошо. Мы с Мэдом и доктором под присмотром. Едем в Вингред. Чертов историк с тобой? Уиллард рядом? Прием.
Услышал в рацию облегченный вздох.
– Все здесь. Мы едем в Вэлмонд. Как доедем до Ринга, Уилл и еще пара солдат пойдут с нами. Это он специально попросил у полковника. Прием.
– У тебя хороший муж. Удачи вам. Следующая точка связи в том случае, когда мы доберемся до Вингреда, а вы до Ринга.
– Выживи, Фред.
– И ты тоже…
– Конец связи.
«Принято, Сара. Выжить».
X
Да загляни же ты в мои глаза!
Ты видишь, как там рушится мир?
Мой мир гниет, хороня сам себя.
Внутренний мир. Обреченный мир.
Взгляни же, как там полыхают леса.
Как плавятся тысячи тонн гвоздей.
Железные гвозди поглощает вода.
Плавясь, они уподобляются ей…
– Сара.
– Да?
– Что это ты читаешь? – Уилл вопросительно взглянул на жену.
– Да так… нашла книгу в «нашем Опеле»… в машине, на которой мы…
Девушка затихла.
– Там стихи что ли?
– Да. Когда с базы военной убегали, я взяла ее. Думала, сохраню хоть что-то. Хочешь, я продолжу?..
– Ну… давай…
Девушка улыбнулась.
Ощути же, как холодна слеза!
Она вобрала в себя крик всех могил.
Это тлен и гниль, но совсем не звезда.
Ее пыль – пепел забытых глубин.
Кто-то когда-то мне сказал,
Что порой тьму разгоняет свет.
Что он – порождение ее же глаз.
Они вместе сотни и тысячи лет.
Кто-то другой тоже однажды сказал,
Что свободу мрака заполняет крик.
Крик души – звериный, словно оскал.
Отзвук его в каждый дряхлый нерв проник.
Я не стал спорить, только смолчал.
Я уже изрядно внутри к себе взывал.
И решил давно, что ни огонь, ни крик.
Не зароню в хаос, что во мне возник.
Я лучше сяду в гниющем мире своем.
И с темнотой внутри лишь поговорю.
Мы все сами решим о своем, о былом.
А затем я тебя в свой мир позову.
– Ну как тебе, Уилл?
– Да, неплохо… красиво…
Тут затрещала рация Уилла.
– Капитан, слева десять объектов. Движутся на нас.
– Принято, сержант. Атакуем. Да, ночь – их время.
– Есть, сэр.
– Включить фонари. Сара, прости, сейчас не до поэзии. Помоги включить все фонари в джипе.
Девушка поспешно кивнула и, убрав помятую книжку в сумку, принялась рыться в другой сумке – армейском вещмешке. Она достала оттуда несколько больших фонарей и дала один мужу, второй впереди сидящему солдату. Сама взяла еще один и стала высвечивать из тьмы мечущиеся рядом с автоколонной силуэты «осьминогов».
В правой руке Сара сжимала свой револьвер.
Вроде бы привычный уже алгоритм действий – ночь, атака монстров с тентаклями, спасительный луч искусственного света, редкие выстрелы для экономии патронов.
Но компания другая. Военные. Никто не переговаривается. Никто не ругается и уж тем более не отпускает шуточки. Вместо этого стрекот автоматических винтовок – хоть и редкий, зато такой раздражающий, а еще треск рации.
«Да, Сара, все по-другому… Зато Уилл рядом… И мы пока живы…».
****
Ты снилась мне.
Был солнечный день, и ты читала стихи.
Лучи слепили глаза, будто бы выкручивая яркость на максимум. Из-за этого весь пейзаж, в котором ты была центральным персонажем, был будто высвечен, заполнен белым светом.
Я силился разглядеть тебя, но тщетно. Все сливалось в белое марево.
И поэтому я сосредоточился на голосе, плавных льющихся строчках. Ты будто бы танцевала и говорила нараспев.
А потом подошла ко мне вплотную, заслонив солнце и став спасением.
