Ирония и трагедия состояла в том, что те самые теории заговора, которые плавали по волнам всемирной сети и казались большинству абсурдными, более всего отражали истину. Мировое правительство, находящееся в тени, действительно было. А те, кого мы видели по телевизору, которые вещали с трибун, ездили с охранными колоннами, летали на борту номер один, имели в женах первых леди, и жили в белых домах – были не более чем актерами, очень профессионально играющими свои роли. И играли так, что даже сам Станиславский сказал бы: «Верю!».

Это нам было невдомек об истинном устройстве мира. Они все понимали. И первый контакт провели задолго до того, как хотя бы один из нас почувствовал, что что-то не так. Что наш мир катился ко всем чертям, а новый мир – Их мир – начал пускать свежие ростки.

Война, которую Они инициировали, а затем период изоляции самых важных стран на мировой арене, стали очень продуманной интерлюдией к следующему акту пьесы, под названием «закат человечества».

Несколько лет, пока мы привыкали жить в новом мире – мире разорванных экономических связей, холодного противостояния, ожидания третьей мировой войны, – Они вели эксперименты с нашей способностью воспроизводить Их потомство. Конечно, Они уже знали, что наши женщины способны на это. Первые гибриды подрастали. Но теперь пришло время понять объемы «производства» и планировать ресурсы для его полноценного запуска. Подкинуть в умы наших ученых нужные идеи, чтобы те, не подозревая об истинном предназначении своих разработок, преисполненные верой в уникальность своих идей, начали готовить технологическое оснащение для будущих инкубаторов. Обман был таким великим и виртуозным, что истинных задач этих инноваций не знал никто. Ох, уж эта слепота веры в свою непогрешимость, которой, в той или иной мере, страдал каждый из людей. А уж светлые ученые умы подвержены этой заразе более других.

По всей Земле, под разными гуманными идеями строились гетто, в которых теперь размещались инкубаторы. Но тогда, это были пространства совсем другого назначения. Где-то бюджет осваивался для строительства больших комплексов производственного назначения. Где-то фермеры и производители товаров могли получить кусок недвижимости и земель под налаживание производства или хранения своей продукции. Федеральная программа для поддержания отечественного производителя, который мог и должен был восполнить пробелы в том продовольствии, что перестало поступать из других стран из-за войны. Если и были те, кто с подозрением отнесся к колоссальному бюджету, взявшемуся будто из воздуха, то, среди ликования толпы, их голос был очень тихим.

Где-то строили площадки для генерации альтернативных источников энергии, чтобы не зависеть от газа и нефти, поступающих из, теперь, враждебных стран. Вот так, вдруг резко возбудились все те, кто десятилетиями обивал пороги ведомств, чтобы протолкнуть свои идеи по разработке более дешевого и экологичного «топлива» для экономики своих стран. Но теперь их перестали подавлять нефтяники и газовики, раньше готовые перегрызть глотку каждому, кто осмеливался хотя бы подумать о том, чтобы оторвать кусок от их монополистского пирога. И снова никто не заподозрил подвоха.

В других странах были менее громкие и пафосные цели для строительства комплексов, под стать их уровню экономики. Но в каждом уголке мира происходил этот процесс подготовки, оборудования, отладки локаций под цели новых властителей Земли, о существовании которых пока никто не подозревал.

Мир ликовал. Каждая страна по-своему. И всякий думал, что победил. Победил экономическое эмбарго, энергетический и продовольственный кризисы, политическую изоляцию, зависимость от рынков сбыта или закупки ресурсов. От того хаоса, который сначала поверг мир в панику, вроде бы, все выиграли. Но победителями, в итоге, вышли те, кто был гостем на нашей планете. Мы это поняли слишком поздно.

Елена поставила тарелку на стол перед Кириллом. Мужчина осторожно поднял голову, скользнул по ее лицу взглядом так, чтобы случайно не встретиться с глазами женщины.

– Борщ? – рассматривая бордовое содержимое тарелки перед собой, произнес он.

– Борщ, – подтвердила Елена, вернувшись к кастрюле, стоявшей на выключенном примусе. Налила себе тарелку того же варева и присела с ней на противоположной стороне стола. – Нашла сушеную свеклу, морковь и лук в шкафах. Только капусты нет. – Последние слова она говорила, разжевывая кусок тушенки из армейского пайка, на котором и был сварен почти полноценный борщ.

Кирилл еще не успев проглотить содержимое первой ложки, понял, что вкуснее еды, вряд ли, в своей жизни сможет попробовать. Но восхищение свое сдержал. Не закрыл глаза, когда жидкость идеальной для него температуры, коснулась языка. Не промычал с наслаждением, когда прочувствовал вкус, не задержал еду во рту, чтобы насладиться этим моментом. Не то, чтобы не хотел показать Елене, что ее еда вкусная, а скорее за прошедшие полтора месяца он так и не понял, как ему себя с ней вести. Будто это не она была гостем в доме, который считал своим, а он периодически присутствовал на ее территории.

В каком-то смысле так и было. Увольнительные были хоть и регулярными, но длились всего два-три дня. А она жила здесь постоянно. В доме чисто, а к его приходу готова горячая еда, из запасов и того, что Кирилл приносил со службы. Периодически замечал цветы в вазе на столе, развешенное постиранное белье и одежду за домом на веревке, натянутой между деревьями; расставленную посуду на кухне и даже импровизированные салфетки из каких-то старых газет и бумаг.

– Вкусно, – признался он, подавая Елене пустую тарелку. Но замер с протянутой рукой, подумав о том, что хоть он и сохранил ей жизнь, делать ее своей прислугой не собирался.

Не поднимая на него взгляда, женщина тарелку приняла.

– Еще? – поинтересовалась она.

В глаза Кириллу так и не посмотрела. И если раньше он, как будто не замечал этого, то теперь внимание на это обратил.

– Да. С удовольствием съем добавку. – Мужчина замолчал, наблюдая как Елена возвращается к алюминиевой кастрюле и наливает еще борща. На ней надеты мужские джинсы, подвязанные каким-то шнурком на поясе, и огромная фланелевая клетчатая рубашка. Эту одежду, как и все остальное Кирилл нашел вместе с домом. Она была огромной даже для него.

– Действительно очень вкусно. Не представляю, как у тебя это получилось без специй. – Кирилл не сдержал этих слов внутри себя. Он и вправду задумался. В доме не было ничего, что подходило для создания кулинарных шедевров. И вкус этого блюда стал для него более чем сюрпризом.

Елена вернулась с новой порцией, поставила тарелку перед ним, и отвернулась обратно, поставить чайник на огонь.

– Это просто вкус продуктов, какой он есть, – отозвалась она, доставая таз, в котором обычно мыла посуду. – Однажды я ела самый вкусный шашлык в своей жизни. И рецепт был таким: мясо, лук, соль и перец.

Кирилл только теперь заметил, что так и не донес ложку с борщом до рта. Она зависла где-то по пути, пока он слушал Елену и смотрел как она подливает воду в таз. Эти слова были первыми, что он от нее услышал и первыми, имевшими хоть какую-то интонацию.

Все их разговоры до этого дня были скупыми, короткими и сдержанными. Либо Кирилл давал ей какие-то ценные указания на счет безопасности. Либо Елена сообщала ему какие-то свои редкие новости. Вроде слишком четко услышанных звуков двигателя или посещения придомовой территории диким зверями.

Еще в первые дни ее пребывания в доме Кирилл показал ей как пользоваться примусом, как заправлять из газовых баллонов, хранившихся в погребе в сарае, и запретил включать после заката, так как тепловые сканеры на орбите могли засечь этот источник тепла. Провел небольшую экскурсию по скромной территории вокруг, рассказал все что знал о том, что хранилось в доме и сарае. Хотя сам внимательно и не изучал никогда все добро, которым теперь владел.

Домик этот он нашел случайно около полугода назад, во время патрулирования. Его тогда только назначили на этот участок, и командир, как Кириллу казалось, в качестве назидания, отправил в патруль по лесу. И с тех пор все выходные проводил в нем. Сослуживцы знали об этом, как и командир. Никого особенно это не волновало. И самое важное, что никому не интересно проводить время в лесном доме без комфортного санузла, в окружении комаров, диких животных и прочих «прелестей» лесной глуши. У каждого служащего инкубационного подряда небольшой таунхаус на территории военной части.