Получив чин ротмистра, Мюнхгаузен взял годовой отпуск «для исправления крайних и необходимых нужд» (конкретно – для раздела с братьями семейных владений) и уехал в Боденвердер, который достался ему при разделе (1752). Он дважды продлевал отпуск и, наконец, подал в Военную Коллегию прошение об отставке, с присвоением за беспорочную службу чина подполковника; но получил ответ, что прошение следует подать на месте, но в Россию так и не поехал, в результате чего в 1754 году был отчислен как самовольно оставивший службу.
Я думаю, в Россию Мюнхгаузен ехать опасался! Он знал о печальной судьбе Антона Ульриха. Жизнь герцога и всей семьи в Холмогорах была полна лишений; нередко они нуждались в самом необходимом. Всякое сообщение с посторонними им строго запрещалось; один лишь архангельский губернатор имел повеление навещать их по временам, чтобы осведомляться об их состоянии. Дети принца не знали другого языка, кроме русского.
Взойдя на престол Екатерина II предложила Антону Ульриху удалиться из России, оставив детей в Холмогорах; но он неволю с детьми предпочел одинокой свободе. Потеряв зрение, он умер 4 мая 1774 г. Место погребения его неизвестно.
Наконец, в 1780 г. по ходатайству датской королевы, Екатерина II решилась облегчить участь детей Антона Ульриха, выслав их в датские владения в городок Горсенз в Ютландии. Екатерина II назначила каждому из них пожизненную пенсию. Эта сумма выдавалась от русского двора полностью по 1807 г., т. е. до кончины принцессы Екатерины – последней из этого злосчастного семейства. Она дожила до 55 лет и даже тосковала о Холмогорах.
Мюнхгаузен некоторое время не оставлял надежды добиться выгодной отставки (дававшей, кроме престижного чина, право на пенсию), чему свидетельством ходатайство в Военную Коллегию его двоюродного брата – канцлера Ганноверского княжества барона Герлаха Адольфа Мюнхгаузена; однако результатов это не имело, и до конца жизни он подписывался как ротмистр русской службы. Это звание оказалось ему полезным во время Семилетней войны, когда Боденвердер был занят французами: положение офицера союзной Франции армии избавило Мюнхгаузена от постоя и прочих тягот, сопряженных с оккупацией.
С 1752 года до самой смерти Мюнхгаузен жил в Боденвердере, общаясь по преимуществу с соседями, которым рассказывал поразительные истории о своих охотничьих похождениях и приключениях в России. Один из слушателей Мюнхгаузена так описывал его рассказы: "Обычно он начинал рассказывать после ужина, закурив свою огромную пенковую трубку с коротким мундштуком и поставив перед собой дымящийся стакан пунша… Он жестикулировал все выразительнее, крутил на голове свой маленький щегольской паричок, лицо его всё более оживлялось и краснело, и он, обычно очень правдивый человек, в эти минуты замечательно разыгрывал свои фантазии".
Что их породило, они таили и таят? Олень с деревом во лбу – не герб ли города? Кто скрывается в образе взбесившейся шубы, которую бьют палками слуги? Кто этот волк на коем Мюнхгаузен приехал в Россию? Можно предположить, что его рассказы – сатира, понятная современникам барона. 37) Не зря он взъярился, из-за того, что герой книги Распе носил его имя. Барон подал в суд, но получил отказ, мол, книга – перевод английского анонимного издания. Вдобавок она сразу приобрела такую популярность, что в Боденвердер стали стекаться зеваки – поглядеть на «барона-лжеца», и Мюнхгаузену пришлось ставить вокруг дома слуг, чтобы отгонять любопытных.
Последние годы Мюнхгаузена были омрачены семейными неурядицами. В 1790 году умерла его жена Якобина, на которой он женился в 1744 году. Спустя 4 года Мюнхгаузен женился вторично на 17-летней Бернардине фон Брун. Она вела расточительный и легкомысленный образ жизни и вскоре родила дочь, которую 75-летний Мюнхгаузен не признал. Мюнхгаузен затеял скандальный и дорогостоящий бракоразводный процесс, в результате которого он разорился, а жена сбежала за границу. Это подорвало силы Мюнхгаузена, и вскоре после этого он умер. Перед смертью, на вопрос ухаживавшей за ним единственной служанки, как он лишился двух пальцев на ноге (отмороженных в России), Мюнхгаузен ответил: «Их откусил на охоте белый медведь».А по векам и странам путешествует литературный Мюнхгаузен. Художник Г. Доре понял сатирический характер своего героя, потому и подарил ему бородку Наполеона III, какую во времена Карла Иеронима не носили, и трех пчел в гербе – аналог французских королевских лилий, которых, разумеется у настоящего Мюнхгаузена не было.
Сиятельное потомство казака Розума.
«Ночной император»
Сын реестрового днепровского казака Якова Розума, Григорий Розум, живший в хуторе Лемешки, Черниговской губернии, ничем особенным от других малороссийских казаков не отличался, и даже завидовал своему брату Ивану. Тот выслужил шляхетство, то-есть, в отличие от него, Григория, личное шляхетство службой не подтвердившего, стал дворянином. Поговаривали, правда, что и отец Григория Розума – Яков, тоже – дворянского рода, но казаки дворянство не ценили, и старый Яков Розум на свое шляхетство наплевал и про него забыл, и простым своим званием оставался вполне доволен.
Огорчался же Григорий Яковлевич более тем, что сын его, Алешка, решительно, ни на что не годен, як козаки кажуть -, «ни украсть, ни посторожить». И даже такое пустяшное дело – общественное стадо свиней пасти – не желает. К службе в полку готовиться не хочет, а повадился бегать к дьячку соседнего села Чемер учиться грамоте. Оный же дьячок служил в церкви регентом, и Алешка, за обучение грамоте, в хоре пел. Отец, видя «таке неподобство», ленивого сына поколачивал и, даже, дабы пресечь его непочтительность, гонялся за ним с топором, но тот оказался увертлив, батька метнув топор, в Алешку – промахнулся, только ворота топором попортил. А сладить с ним стало сложно, хлопец вырос вполне крепкий, а в 1731 году шел ему уже 22 год.
В те поры через село проезжал весьма высокопоставленный господин Вишневский. Он, услышав Алешкино пение, пришел в полный восторг и забрал его в Петербург. Что родителя даже и не рассердило, даже и вздохнул он с облегчением – поскольку, по всему стало видно, что из Алешки – боевой казак, как из дерьма – пуля.
Обер-гофмейстер двора императрицы Анны Иоанновны Левенвольд принял Алешку в придворный хор, где его и увидела цесаревна Елизавета Петровна, и в Алешку влюбилась.Смею утверждать, что в отличие от, распространенного при всех императорских дворах, где на престолах восседали женщины, обычая, Алексей не стал «бой-френдом», «мужчиной для утешения», и рядовым фаворитом. Любовь возникла настоящая и не шуточная! Во всяком случае, со стороны Елизаветы Петровны. Казаку же не пристало «нюхать бабские подолы, и чеплять язык об зубы разговорами про любовь, и про все, к тому принадлежащее, как это есть, по всему, равномерно, полный стыд. Ибо брак – таинство. А кто же про таинство рассуждает? Любовь же, без брака церковного – блуд». Потому Алексей Григорьевич вел себя, как то казаку прилично, но царицу – жалел.
После дворцового переворота и восшествия на престол 25 ноября 1741 года императрицы Елизаветы, в 1742 году, она вступает в тайный, однако, церковный, венчанный, то есть совершенно законный, брак с Алексеем Григорьевичем Разумовским. (Такую дворянскую фамилию он получил, взамен «козацкого призвища»). А с фамилией получил должность придворного бандуриста, затем, потеряв голос, стал управляющим двором цесаревны, в чине, полученным еще в правление Анны Иоанновны, камер-юнкера. Ну, а затем уж стал графом Разумовским и камергером, и генерал-поручиком, а в 1756 году, не воевавши ни одного часа, фельдмаршалом.
