– Конечно, обещал! Разве он мог отказать?

– Но теперь ты абсолютно уверена, что Клод жив, верно?

– О да! После того как я узнала о Бэрри, он мне приснился, и тогда я поняла, что Клод жив. Если я смогу отвоевать наше дитя, он непременно приедет за мной.

Рейчел внезапно повернулась и, рывком открыв дверь, исчезла за ней.

Гай возвращался в дом священника, когда рыжеволосая женщина в кремовом платье появилась между двумя огромными гранитными глыбами.

Повернув лошадь, Гай соскочил на землю и, перебросив поводья через толстую ветку, оглядел зеленую лужайку, над которой среди каменных стен росли кусты утесника. Это место больше походило на комнату, потолком которой служило небо.

Сара стояла на тропинке, поросшей низкой травой, и, прищурившись, смотрела в небо. На руке ее висела изящная шляпка. Она смотрела в небо.

– Говорят, когда отцветает утесник, кончается время для поцелуев, – весело сказал Гай.

Сара оглянулась и встретилась с ним глазами.

– Между прочим, утесник цветет почти круглый год…

– Вот именно! – Гай подошел к ней, схватил ее в охапку и поцеловал с таким пылом и отчаянным желанием, как будто его могли вот-вот призвать в крестовый поход.

Когда они прервали поцелуй, чтобы отдышаться, Гай заглянул Саре в глаза:

– Предлагаю заключить наш личный священный союз прямо здесь и прямо сейчас.

Сара оглянулась; лицо ее пылало. Лучи солнца прорывались между поросшими лишайником камнями, золотили все вокруг, словно подчеркивая, что они здесь совершенно одни.

Внезапно она рассмеялась.

– Нельзя, – сказала она. – Не здесь же!

– Нет, можно.

Гай принялся снимать с себя фрак и жилет. После тоге как он спустил с плеч подтяжки, бриджи для верховой езды едва держались у него на бедрах.

Сара смотрела на него, широко раскрыв глаза.

– Нельзя, Гай! – повторила она. – Не здесь!

Он сдернул с себя галстук, затем стянул рубашку, а она продолжала ласкать взглядом его нагое тело.

Гай швырнул рубашку на землю, потом подошел к Саре и прижал ее к камню.

– Любовь моя, никто не увидит нас здесь. Тебе даже не придется раздеваться. – Он провел пальцами по ее затылку, а потом по груди.

– Я не могу… – Сара чуть не задохнулась. – Боже, я не могу отказать тебе!

Гай крепче сжал ее соски, стараясь сделать наслаждение еще сильнее, и Сара, вздохнув, закрыла глаза. Прервав поцелуй, Гай хрипло произнес:

– Повернись!

Сара повиновалась.

Наклонив ее над небольшим камнем, Гай поднял юбки к талии, затем погладил нагие бедра, встав на колени, принялся лизать ее и целовать. Так он довел Сару до самого края взрыва, и тогда она беспомощно опустилась на камень.

После этого он поднялся и глубоко вошел в нее, обхватив руками ее груди и теребя соски.

Сара отдавалась Гаю всей душой, всем телом, она снова и снова испытывала оргазм, как вдруг он остановился.

– Я полагаю, – проговорил Гай, тяжело дыша, – на этот раз ты не взяла с собой твою губку?

– Нет, нет! Теперь это не имеет значения.

– Увы, любовь моя, имеет. – Поцеловав Сару в склоненную шею, Гай медленно вышел из нее, и тут Саре вдруг стало стыдно. Она опустила юбки и повернулась; ноги ее дрожали, тело ныло от наслаждения.

Ей страшно захотелось доставить ему такое же наслаждение губами и руками, какое он доставил ей. Гай хотел отвернуться, но она остановила его:

– Постой, теперь моя очередь. Ты покажешь мне, что нужно делать?

Он заглянул ей в глаза и, усмехнувшись, кивнул, потом опустился вместе с ней на траву. Распаленный желанием, он распростерся рядом с камнем, а Сара, встав на колени, принялась изучать то, что так недвусмысленно выражало его страсть к ней. Стоны Гая отдавались в ее ушах, он отдавался ей, позволял прикасаться к себе, и она, робея и сомневаясь, услаждала его, как он столько раз услаждал ее. Все ее мысли отступили перед этим неимоверным наслаждением.

Наконец Гай достиг высшей точки и отрывисто рассмеялся, а Сара рухнула на траву и растянулась рядом с ним. Солнце жгло ей глаза сквозь закрытые веки, и весь мир казался ей золотым; лишь тихий шорох рядом сообщал, что Гай собирает свою одежду и одевается.

Сара не шевелилась, она почти засыпала, как вдруг прохладное прикосновение дало ей знать, что он стоит над ней, заслоняя ее от солнца.

Загородив глаза рукой, Сара медленно произнесла.

– Это было…

– Ах, любовь моя! – Гай сунул руки в рукава фрака. – Не нужно ничего говорить, скажите только, что вы любите меня.

Слезы обожгли ей глаза.

– Да, да! Я люблю вас! Безумно!

Уже полностью одетый, Гай сел рядом с ней на траву, прислонившись спиной к камню, и обнял ее.

Сара положила голову ему на плечо и устремила взгляд в небо.

– Скажите, вы уверены, что нам удастся вернуть ребенка?

Гай отвел прядь волос с ее лица.

– Значит, вы даже сейчас опасаетесь за наше будущее?

– Видите ли, доказать, что Бэрри действительно ее ребенок, невозможно.

По спине Сары пробежал холодок, как будто облако нашло на солнце.

– Но мы хотя бы сможем отобрать его у графа?

Гай привлек ее в свои объятия и прижался губами к ее волосам.

– Конечно. Однако я не знаю, насколько высокую цену потребуется заплатить.

– И все равно мы заплатим, сколько бы ни потребовалось.

– Вы говорите это серьезно?

Сара кивнула.

– Чего бы нам это ни стоило?

– Да. А почему вы спрашиваете?

– Леди Мурфилд утверждает, что рожала она в присутствии только своих служанок и никакая местная повитуха при этом не присутствовала. Врач из Лондона прибыл слишком поздно – очевидно, так было задумано. Он нашел молодую мать несколько усталой после пережитого, а младенец уже сосал грудь кормилицы.

– Доктор никого не осматривал?

– По словам слуг, и мать, и дитя были совершенно здоровы, так что врач выпил с графом в честь появления наследника и вернулся домой.

– Все это могло быть подстроено заранее, – решительно сказала Сара. – Но неужели никто из слуг ничего не заподозрил?

– Прислуга верит, что миледи действительно носила ребенка, значит, все свидетели поклянутся в достоверности происходившего.

В это время поблизости звякнула уздечка, и лошадь, вскинув голову, уставилась куда-то вдаль.

У Сары тревожно сжалось сердце, а Гай, вскочив на ноги, подошел к отверстию между камнями.

Далеко внизу слегка поблескивала крыша дома священника, неподалеку над лесом кружили грачи. Лошадь тряхнула ушами и снова принялась жевать траву. Казалось, тревога была напрасной, и все равно дурные предчувствия не оставляли Сару.

– Значит, все, что у нас есть, – это рассказ миссис Сискин? – грустно спросила она.

Гай снял с куста поводья и выглянул наружу, в сверкающий летний день.

– Пока не знаю. Одно мне известно точно: я люблю вас. Чем бы все это ни кончилось, никогда не забывайте об этом. Я люблю вас, только вас, и так будет всегда.

Мурфилд-Холл блаженно купался в лучах солнца – красивый дом, которому полагалось бы звенеть от счастья. Новое платье Сары казалось ей самым элегантным из всех, когда-либо бывших у нее: темно-синий цвет платья усиливал ее румянец, отвлекал внимание от веснушек, подчеркивал гладкость кремовой кожи.

Пока они, расположившись в самом лучшем трактире Плимута, готовились к нападению на лорда Мурфилда, Гай привел горничную какой-то леди, которая сделала Саре роскошную прическу. Сара знала, что выглядит превосходно, и это придавало ей уверенность, даже в присутствии красавицы кузины. Рейчел, великолепная в кремовом с белым платье, прижималась к руке Сары, хрупкая и невинная, как ангел, а Гай уверенно шагал рядом с ними.

Их подвели к роскошно обставленной гостиной и попросили немного подождать. Леди Мурфилд была там; она уже стояла у окна и повернулась, чтобы приветствовать неожиданных гостей, но улыбка ее выглядела несколько натянутой.

– Прошу вас, садитесь, граф сейчас придет, – сказала леди Мурфилд. – Впрочем, мистер Деворан, вам, вероятно, нужен мой муж?