Ни Дефне, ни мать не могли произнести ни слова.

– Спокойной вам ночи, – сказала тихим голосом, выходя из гостиной. – Насколько это, конечно, возможно в этом доме.

Моя комната всегда напоминала подвал, забаррикадированный от внешнего мира стенами. Они хранили следы моих безмолвных криков. Дневной свет не проникал сюда – быть может, я сама заглушала его. Когда бросилась на кровать, напоминавшую мне могилу с простынями, взгляд снова вернулся к потолку. Казалось, стоило закрыть глаза, как прошлое тут же поглотит меня.

Отцу было нелегко молчать. Но чего он не знал, так это того, что самым трудным для нас было выслушивать его оскорбления.

Часы на тумбочке показывали пять утра.

Горький привкус во рту вызывал тошноту; я села и прислонилась спиной к изголовью кровати. Кровь молчания текла в пустых жилах внутри меня. Взгляд поймал яркую тень уличного фонаря, падающую за занавеску. Солнце еще не взошло. То, что произошло вчера, крутилось в голове. Я отчетливо помнила черные глаза Карана Чакила. На мгновение почувствовала, как моя шея горит. Я ненавидела свою привычку: лежа в постели, обдумывать все, что сделала.

Тем не менее не было сомнений, что я не видела цвета глаз красивее, чем у этого мужчины.

Из-за нелепых и болезненных мыслей взгляд потускнел еще больше, если это было вообще возможно. Поднявшись, вышла из комнаты и пошла в общую ванную. Все, чего мне хотелось, это принять теплый душ и избавиться от нелепых мыслей, кружащихся в голове.

Когда я обнаружила, что это желание невозможно осуществить, вода уже лилась на мое тело. Хоть и не видела покраснений от горячей воды, кусающей обнаженную кожу и стекающей с тела, была уверена в их существовании. Когда медленно открыла глаза, вода закапала с ресниц. Я устремила взгляд на кафельную стену. Когда я поняла, что отражение на зеркальной поверхности плитки мне не принадлежит, сердце забилось быстрее обычного.

Глаза такие черные, что я даже зрачка не могла разглядеть…

Быстро моргнула и, наблюдая, как исчезали эти черные как вороново крыло глаза, прижала ладонь к плитке и прошептала:

– Идиотка. Почему я не смогла поставить его на место?

До сих пор ни разу не ощущала тяжесть слов, что мне говорили люди. Тишина была не для меня.

«Молчание – лучший ответ». Я была другого мнения. Молчать – значит молиться, чтобы ствол, прижатый к виску, не выстрелил. Однако я бы предпочла прижаться виском к этому стволу и бросить вызов даже той пуле, которая разрушила бы мозг. Если кто-то играл со мной, приходилось отвечать. У меня была сложная для понимания личность. Я определенно не являлась той девушкой, которой казалась. Вопреки внешнему виду мой внутренний мир был полон множеством деталей, противоречащих друг другу.

Внутри меня было совсем не тихо. Наоборот, так шумно, что временами мне хотелось вырваться наружу.

Я прятала все внутри себя. Боль, отчаяние, несчастье, пустоту… Мои слезы.

Этот мужчина стал единственным человеком, который смог заткнуть меня и поставить на место.

Чем больше думала об этом, тем больше злилась, и чем больше злилась, тем больше его черные, как вороново крыло, глаза вставали перед моими, как занавес. Отбросив мысли в сторону, крепко зажмурилась и подумала о шрамах, которые теплая вода стерла с моего тела, но не смогла стереть с души. Было бы полезнее думать о своих шрамах, чем об этом человеке.

Когда я вышла из душа, Дефне уже проснулась. Матери нигде не было видно. Несмотря на то что мы, казалось, отмахнулись от вчерашних событий, когда вместе выходили из дома, на самом деле обе помнили все, что произошло, до мельчайших деталей. Но принять это, а тем более обсудить было до невозможности сложно.

– Погода сегодня очень мрачная, – сказала Дефне, идя к концу улицы. Ей не нравился дождь. В отличие от сестры я любила его. Попыталась догнать ее, ускорив шаги.

– Надеюсь, пойдет дождь, – сказала, не в силах сдержаться. Она взглянула на меня через плечо. – Что? В отличие от тебя я люблю дождь.

– Вместо того чтобы молиться о дожде, молись об оценках и баллах, которые получишь в конце семестра. После вчерашнего ты, должно быть, разозлила всех преподавателей. Тебе следует быть осторожнее.

Я сказала спокойным уверенным голосом:

– Я ничего не сделала. Ладно, сделала. Но это было не так уж и страшно. В конце концов, этот человек пришел ответить на наши вопросы. Мне стало интересно, и я спросила. А он ответил.

Я закатила глаза, когда она произнесла:

– Человек, которого ты называешь «он», владеет туристическими компаниями по всей Турции. Перестань так делать. Если он захочет, то сможет разрушить твою учебу.

– Да неужели? – Я ускорилась и оставила Дефне позади. – Думаешь, ему нечем заняться и он будет вмешиваться в учебу простой студентки университета? Ух ты… Я думала, он занят серьезными вещами. Что такое? Каран Чакил увидит во мне опасность? Будет думать, что я готовлю заговор против него или что-то в этом роде? Смогу ли я возглавить конкурирующую компанию?

– Ты упряма, Мерве, – прорычала Дефне позади меня. – Однажды у тебя будут большие проблемы из-за этого. Нет, я тебя совсем не понимаю. Ты как соловей, съевший шелковицу, которого порой никто не может заставить замолчать. Ты не научилась тому, как нужно себя вести!

Я проигнорировала ее и продолжила идти вперед. Когда мы подошли к университету, я направилась в кабинет, оставив Дефне позади. Немного опоздала, но преподаватель еще не пришел. Когда села, осознала, что все вокруг перешептывались, но решила не обращать внимания.

Они определенно говорили о вчерашнем происшествии.

Голова болела так сильно, что у меня не было желания забивать ее пустыми разговорами.

– Доброе утро, – сказала Бушра, поднявшись с места и сев рядом со мной. – Вижу, на твоем лице снова распускаются розы… – Она засмеялась. – Улыбнись, дорогая!

– Мне нужен повод, чтобы улыбаться с утра.

– Не прикрывайся утром… Ты такая каждый день, каждый час дня.

– Откуда у тебя такая энергия по утрам? – протестовала я.

– О боже мой… Ты обиделась? Как не стыдно… – Она сделала паузу и снова рассмеялась.

Я не могла угнаться за радостью этой девушки. Были времена, когда я чувствовала себя старой, находясь рядом с Бушрой.

– Сегодня конференции нет… Так что известного бизнесмена не оскорбишь…

Я посмотрела на нее так, будто она сказала, что я спала с деканом.

– Бушра! Ты могла не напоминать об этом, не так ли? – проворчала я и отвернулась. Она взяла меня за руку и положила голову мне на плечо. Тот факт, что эта девушка была тактильно близка намного больше, чем Дефне, выводил из равновесия.

– Я просто шучу, моя Аси. Съедим по тосту после лекции этого парня? Я угощаю!

Мятежный Камешек…

Прищурилась и закрыла свои мысли на темный замок. Думать об этом было бессмысленно. Его голос все еще звучал в голове, хотя я была уверена, что больше никогда не увижу Карана. Скорее всего, мужчина уже забыл мое имя, значение которого я узнала от него.

– Хорошо, – согласилась я, глядя в окно на серое хмурое небо.

Затем вошел Кел Зия, преподающий менеджмент маркетинга, и занятия начались.

Моя кожа была похожа на белый уголь, который остался от огня.

Глядя на отражение в зеркале, была поражена, что тьма внутри меня не затянула кожу, как занавес.

Несмотря на внутреннюю темноту, я была настолько белой, что после каждого прикосновения Бушры на коже оставались красные следы ее пальцев. Поднесла ладони под кран, вода наполняла их. Задержав дыхание, плеснула влагу себе на лицо.

Белый флуоресцентный свет туалета с потрескивающим звуком слабо освещал помещение.

Взяла несколько салфеток и промокнула ими кожу, прежде чем вытереть насухо. Высушив руки, выбросила салфетки в мусорное ведро и вышла из женского туалета. В коридоре было многолюдно. Бушра ждала меня в столовой, она уже принесла наши тосты. Выдвинув стул напротив и сев, открыла крышку пластиковой бутылки и сделала несколько глотков воды. Бушра наблюдала за мной.