В человеческом организме фотосинтез осуществляется только в части печени, но раз дело касалось этого мужчины, лишенного всяких эмоций… Мне буквально виделось, что он фотосинтезировал больше, чем дерево. Или, может быть, я слишком много думала и начала сходить с ума.

– Остаешься допоздна… это не вызовет вопросов у семьи?

Вопрос Карана, пронзивший тишину, как нож, усилил мучительную боль в моем животе. Мне никогда не нравилось говорить с людьми о семье. Я смотрела в пустоту, пока его пальцы сжимали железный поручень, будто мужчина хотел согнуть его.

– Вопросов не возникнет, – категорически сказала я.

Каран нахмурился, но не посмотрел на меня. Поскольку мы стояли бок о бок, мне было хорошо видно его профиль, даже если я не смотрела на него.

– Твоя семья знает о твоей стажировке?

– Нет.

Больше он ничего не спросил и не сказал. Просто оглянулся, чтобы посмотреть на меня. Выражение его глаз на мгновение показалось мне таким тяжелым, что я почувствовала необходимость немедленно отвести взгляд. Я будто отступила перед темной стеной в его глазах, эта стена начала рушиться на меня.

Я поняла, что боюсь застрять под ней.

Когда лифт с громким шумом остановился, я потеряла равновесие и схватилась за руку Карана Чакила. Она казалась железной из-за сильных мышц. Слегка наклонив голову, мужчина посмотрел на меня. Проклиная нашу разницу в росте, мне пришлось слегка поднять голову, чтобы тоже посмотреть на него. А когда-то я считала себя довольно высокой девушкой. Мы обменялись коротким взглядом, который по ощущениям длился столетия.

– Что происходит?

Каран говорил, не сводя с меня глаз, слегка шевеля губами:

– Наши лифты давно начали подтормаживать.

– А?

– Надеюсь, твоя семья не будет против того, что ты сегодня не придешь домой. Потому что сейчас, видит бог, нет никого, кто бы мог понять, что мы здесь, и помочь. Более того, здесь не ловит сотовая связь.

– А?

Когда я крепче схватила Карана за руку, его взгляд на мгновение переместился на мою руку, схватившую его, брови мужчины сдвинулись, а после он снова взглянул мне в глаза.

– Мне начало казаться, что я разговариваю с маленьким медвежонком.

Я стала вглядываться в лицо Карана, но не могла сосредоточиться на том, что он только что сказал. Не пойти домой не было проблемой, но не сказала бы, что мне очень нравились закрытые пространства. Кроме того, ужаснула мысль, что придется провести здесь ночь с этим мужчиной. Несмотря на красивую внешность, способную произвести впечатление на любого, меня беспокоила его странная личность, которую я не могла понять.

– Кислород? – спросила я, заикаясь.

Каран закатил глаза и откинул голову назад.

– Старайся дышать, только когда почувствуешь, что вот-вот умрешь, Камешек.

– Хм?

Его губа, казалось, приподнялась, но это могло быть всего лишь игрой моего воображения.

Кислород начал постепенно заканчиваться.

Темно-фиолетовая стрела вонзилась прямо в черное «яблочко» мишени, заставив ее задрожать. Казалось, она вот-вот упадет со стены. Мое сердце было тем самым черным «яблочком» мишени, в которую выпустили бесчисленное количество стрел, но до этого им удавалось лишь задеть душу, но не достичь черного центра. От понимания того, что нашлась стрела, попавшая в самое сердце, возникло желание поджать пальцы ног. Реальность ее существования заставляла усомниться в собственной силе.

Мое сердце никогда никто не сможет тронуть.

117, 118, 119… и ровно две минуты! Я держалась за руку Карана Чакила в течение двух минут, постепенно сжимая ее все сильнее. В то время как он продолжал наблюдать за мной через отражение в зеркале. До сих пор я всегда заботилась о себе сама. Думаю, это из-за непростых отношений с родителями.

С отцом у нас никогда не было отношений папы и дочери. Мы не ходили вдвоем в парк и не проводили время вместе. Оглядываясь назад, я понимала, что каждый миг, когда мы были рядом, заканчивался появлением синяков на моей коже. Думаю, мое непослушание – результат того, что я выросла в напряженной обстановке без передышек от драк. Отец много раз подвергал нас как физическому, так и эмоциональному насилию. Несмотря на то что ему не удалось довести физическое насилие до серьезного уровня, моя душа была разрушена, и я ничем не отличалась от робота.

Насилие уменьшалось по мере моего взросления, ведь теперь я стала выпускать когти. Со временем оно и вовсе прекратилось, превратившись в болезненное воспоминание.

Я не знала, на что и на кого был направлен мой гнев, но была зла. Возможно, своим неутолимым гневом, похожим на ураган, я напоминала отца. В глубине души я была рада, что единственное, в чем мы были похожи, – гнев и глаза, которые вызывали у меня отвращение каждый раз, когда я смотрела в зеркало. Мы были совершенно разными личностями. Он не являлся примером для подражания.

Я замерла, когда его злобные глаза всплыли в мыслях и воспалили раны, словно темная соленая волна.

– Если ты закончила раскачиваться, маленькая коала, могу ли я вернуть свою руку? – спросил Каран. Мои глаза широко раскрылись, когда я нервно отдернула руку.

– Простите.

– Видимо, мои сильные руки напомнили тебе ствол дерева.

Я нахмурилась и скрестила руки на груди, желудок сжался от смущения. Глядя мужчине в глаза, я чувствовала себя безоружным солдатом на войне.

– Они больше похожи на ветви, чем на ствол.

Его лицо оставалось неподвижным, только насмешливо поднятые брови выдавали эмоции. Пока Каран продолжал смотреть на меня через плечо, я пыталась сохранить размеренное дыхание.

– Будь осторожна и не поранься о ветки, маленькая девочка, – предостерег он.

Поняв, что кислорода становилось все меньше, я бросила свою спортивную сумку на землю и села на нее, прислонившись спиной к металлической стене. Каран Чакил повернулся ко мне лицом. Подтянув колени к животу, я положила на них подбородок и, не двигая головой, просто подняла глаза и взглянула на мужчину в ответ. Его черные глаза рассматривали меня, как будто не желая упустить ни одной детали. Я была уверена, что прямо сейчас он ясно видел даже самый маленький изъян на моем лице.

– Кислорода почти нет, – пробормотала я, продолжая смотреть на него. – Дышите поменьше, Каран-бей. Не хочу, чтобы меня нашли здесь мертвой со старым боссом.

Каран вопросительно приподнял левую бровь.

– Со старым боссом?

Я надула губы и покачала головой, одарив его самым фальшивым невинным взглядом, на который была способна.

– Да, с моим старым боссом.

– Будь уверена, малышка… – сказал мужчина, отводя от меня взгляд и обращая его к дверям лифта. Теперь мне было видно только его профиль, – для меня будет настоящим позором, если меня найдут мертвым в лифте с маленькой девочкой. Я не хотел бы, чтобы люди думали, что у меня что-то было с незрелой девочкой, еще не оправившейся от подросткового бунта.

Я закатила глаза и сказала:

– Какое это имеет отношение к зрелости? Что они могут подумать?

Мужчина, похожий на черный Судный день, обернулся и, глядя мне в глаза, сказал:

– Конечно, они будут задаваться вопросом, что мы могли здесь делать, пока у нас не перехватило дыхание и не случился сердечный приступ, понимаешь?

Мои глаза расширились от шока, и я на мгновение замерла с открытым ртом. Каран Чакил, казалось, был удивлен моей реакцией. Затем он сделал то, чего я никак не ожидала: отступил на несколько шагов назад и прислонился спиной к стене. Скользя по ней спиной, сел рядом со мной. Расстояние между нами было всего фут, и его рука находилась рядом с моей, кончики его пальцев касались моих. Я не знала, как называлась эта штука, текущая от кончиков моих пальцев к его, но было такое чувство, словно меня ударило током. Переполняло желание потереть ладони о землю. Прислонив голову к металлической стене, Каран взглянул на меня. Его подбородок лежал на левом плече, и под этим углом мужчина выглядел совсем как маленький мальчик.