На этот раз Елизавета вскипела. Не из-за секретарши, а из-за несправедливости, повторяющейся день изо дня. Из-за себя, за то, что изо дня в день с этим мирится. Из-за своей наивности, что верила, что это когда-то закончится.
– Ладно! – Она вскочила с места, и компьютерное кресло закрутилось на месте. – Он у себя?
Не дожидаясь ответа, она решительной походкой, в которую была вложена вся вскипевшая внутри неё злость, направилась в кабинет Павла Сергеевич. Секретарша пришла в ужас и попыталась её остановить:
– Лиза, он занят!..
Елизавета махнула рукой.
– Да-да. Он всегда занят. Придумывает, как ещё нас наебать.
Кажется, её слова отозвались в коллегах. Краем глаза она уловила, как двое из них бросили свою работу и ушли пить кофе.
Она отпорхнула дверь в кабинет начальника и громко её захлопнула с внутренней стороны.
– Ли-и-иза! – Улыбнулся Павел Сергеевич, будто никого, как не её, он не был бы так рад видеть. – Звёздочка нашего коллектива! Какими судьбами?
Елизавета громким хлопком впечатала в его стол лист с заданиями. За дверьми коллеги шелохнулись и оглянулись в сторону кабинета. Многие из них подумали, что Елизавета влепила ему пощечину.
– Этого в ТЗ не было! – Она тыкнула на первый пункт.
Улыбка с лица Павла Сергеевича пропала, как только он понял, что игра в «Ты мой самый лучший сотрудник!» её не проймёт и не заставит от ощущения своей важности для компании делать за «Спасибо» сверхурочную работу.
– Не было. – Подтвердил он. – Заказчик внёс правку позже.
– Но я уже почти доделала эту работу, и вносить туда правки всё равно, что сделать новый проект с нуля!
– Во-первых, сядь…
– Спасибо, я постою. В метро час сидела. Мне хватило.
Павел Сергеевич был обескуражен. Елизавете нельзя было дать грамоту «самого послушного сотрудника», но разговаривать с ним в таком тоне она раньше себе не позволяла.
– Заказчик попросил внести правки. Терять клиентов мы не можем. – Коротко отчеканил он.
– А знаете, что ещё мы не можем? Терять деньги. Вы как – не знаю, а мне через неделю вносить оплату за квартиру.
Платили Елизавете за количество проектов, и Павел Сергеевич прекрасно знал (но мало волновался об этом), что, если она будет тратить слишком много времени на один и тот же проект, бесконечно его переделывая, нормальной зарплаты ей снова не видать.
– Так что пусть либо доплачивают, либо принимают ту работу, которую изначально заказывали. – Поставила она ультиматум.
Взгляд Павла Сергеевича на секунду метнулся в сторону. Елизавета догадалась: он что-то утаивает. Что именно – и думать не надо. Заказчик внёс доплату за правки, но говорить ей об этом, а тем более выписывать премию никто не собирался.
– Так ты хочешь, чтобы тебе доплатили за этот проект? – Павел Сергеевич спросил это снисходительно, словно, если он выпишет своей сотруднице премию, то сделает ей этим великое одолжение.
– Да. Я хочу получить оплату. – Говоря это, Елизавета почувствовала себя унизительно: словно выпрашивает у начальника деньги, а вовсе не требует по праву причитающуюся ей часть оплаты за работу.
Павел Сергеевич задумался и притронулся указательным пальцем к виску. Елизавета почти слышала его мысли. Это были расчёты того, какую премию он может ей выписать без риска лишиться запланированного отпуска по системе all inclusive на берегу Средиземного моря. Наверняка не больше пяти тысяч. На большее от него и надеяться глупо.
– И хочу нормальные проекты. – Добавила Елизавета. – Я хочу работать над стоящими проектами, а не над этим барахлом.
– Ли-и-иза! Лизочка. – Он попытался погладить её по руке, но она отдёрнула руку, до сих пор упиравшуюся о его стол. – Но ведь для таких проектов нужен опыт, а у тебя его нет.
– Так вы мне ни разу не давали таких проектов. Откуда вам знать, что у меня не хватит для них мозгов?!
– Ты себя ещё не проявила, чтобы я дал тебе такие проекты. – На лице появилось подобие улыбки.
На этот раз Елизавета и спрашивать не стала, как она должна себя проявить. Без собственной выгоды этот жирный развратник не делал ничего.
До неё только что дошло! Павел Сергеевич специально топил её в невзрачных проектах, чтобы у неё не оставалось выхода – либо погрязнуть во второсортной работе без возможности себя проявить, либо себя «проявить» и получить возможность заниматься крупными делами. Либо же сдаться и уехать обратно в Октябрьский. Но, если раньше Елизавета наивно надеялась, что однажды в нём проснётся совесть, сейчас не осталось сомнений – совесть в нём не спит, она давно подохла и воскрешению не подлежит.
– А знаете, что, Павел Сергеевич? – Елизавета всмотрелась ему в глаза, и в его нахальной улыбке появилась уверенность, что она наконец сдалась. – Засуньте свои проекты себе в жопу!
– Да что ты себе позволяешь?!…
– То, что не позволяла уже полгода. Не собираюсь больше это терпеть. Я увольняюсь!
– Подожди, не горячись. Хочешь премию?.. – Поняв серьёзность ситуации, Павел Сергеевич смягчился. Но Елизавета уже знала, это не мягкость, а очередная его приманка, чтобы наобещать золотых гор и заставить её работать как лошадь, обогащая только свои карманы.
– И премию свою мизерную засуньте куда подальше. Я пришла сюда работать. И готова была работать. Но я не готова перед вами унижаться и выпрашивать по крупицам то, что заработала честно.
Елизавета гордо зашагала за дверь. Той же гордой походкой покинула офис, с почти гордо поднятой головой добралась до метро, нашла более-менее свободный от людей вагон (слава богу, в рабочие часы людей в метро было меньше, чем утром, когда она ехала на работу), села и заплакала.
Всю дорогу до дома она вспоминала, какой радостной и уверенной в своём карьерном успехе приехала в большой город. Но дело в том, что большому городу наплевать на твои цели, даже если ты готов для этого работать сверхурочно. И теперь Елизавета думала: а может, её цель была ей не по росту, и она переоценила свои возможности? В ту минуту ей казалось, что всё указывает на это. И быть может, не стоило вообще карабкаться по этой лестнице с колючими проволоками вместо ступенек? Сколько не пробирайся, если сверху никто не подаёт руку или хотя бы снизу кто-то не подталкивает за задницу, жизнь найдёт способ как вышибить тебя из колеи.
С охватившим с пяток до макушки чувством собственной ничтожности и безысходности Елизавета рухнула на кровать, уткнулась лицом в подушку, чтобы не слышать собственное рыдание, и вспомнила время, когда ей думалось, будто она самая чудесная из всех чудес. Кажется, чудом она была только для Вадима. Но пока он это повторял, она и сама в это верила.
В сотый раз за прошедшие в одиночестве полгода у неё возникло желание ему позвонить. Выговориться. Ей нужен был хоть кто-то, кому она может положить голову на плечо, не скрывая отчаяния и не строя из себя сильную, пустить слезу и сказать, что она устала. Она до смерти устала! У неё больше нет ни сил, ни желания бороться. Она уже не понимает, за что борется, не верит, что что-то в этой жизни у неё может получиться. Она готова признать, что все её мечты были самообманом наивной девочки, по глупости поверившей в себя.
Чтобы отговорить себя набрать его номер, пришлось в сотый раз себе напомнить: если бы захотел, если бы она действительно была для него важна, он бы переехал вместе с ней. Но, судя по тому, что он с её отъезда не прислал ни одного сообщения, не такой уж «единственной и незаменимой» она была. Даже тут она обманывалась. Опасное это дело – поверить в свою уникальность и важность для кого-то.
Одного только Елизавета не знала и не могла даже предположить. Вадим каждый день просматривал её страничку, одновременно и надеясь, что у неё всё хорошо, и боясь увидеть фотографию того нового, с кем хорошо. Он вспоминал тот раз, когда она уходила, и он попытался завести разговор о том, что готов переехать с ней. Вспоминал все случаи, которых за полгода накопилось не меньше сотни, когда напечатал сообщение, но отправить не решался.
