Иногда, в суете людского мира Надежда теряла связь между своей целью и собой. Ей казалось, что она работает в пустую, что погода никак не может быть хорошей, что люди постоянно требуют от неё снижения цен, что никогда в её жизни не будет больше ничего хорошего. Такое состояние водилось за ней частенько, но она вынуждена скрывать это, утопая в обязанностях по работе.
В один из дней ей заказали написать зимний вид ***ельского Порта. Она ни разу не видела это место, хоть и жила в нескольких километрах от Финского залива; могла добраться до туда на метро, но сил её не хватало даже на такие путешествия. Как это бывает, она попросила заказчика описать, какой именно пейзаж он бы хотел видеть на полотне, на что художница услышала лишь скупое описание катка, яхт и голубого неба. В этот день она старалась выискать в книгах по мастерству живописи все возможные способы написания водной глади, но ясность всё равно не приходила к ней на ум, и тогда она решила импровизировать. Взяв мастихин, она нанесла несколько тёплых оттенков бурого цвета на холст, создала подмалевок, сделала некоторые очертания зданий, уже наметила палитру и вдруг услышала, как тибетский колокольчик оповестил о госте.
Девушке пришлось оторваться от работы, дабы принять посетителя, но тот сам уже опередил её, пройдя в студию. Знакомая фигура вызывала на лице Надежды улыбку, и она обратно опустилась на стул перед мольбертом.
В хорошо убранной студии не было привычной атмосферы занятий; мольберты расположились в углу возле окна, меловая доска была начисто прибрана, а витрина с картинами сияла, кажется, ярче обычного (Надежда купила гирлянду и обвила ей бортик длинной полки снизу).
– Вы как пчёлка, всё время в трудах проводите. Усердия вам не занимать!
– Я сама не представляю, как ещё способна принимать заказы, ведь скоро Новый год, а я тут вот всё вожусь. Николай, что же вы стоите? Проходите вон туда.
Напротив её рабочего места стоял небольшой желтенький диван.
– Я сделала перестановку и обновила некоторую мебель (ибо я видела, какими глазами вы в тот раз смотрели на убранства комнат).
– Я полностью поддерживаю ваше решение.
– Вешалка есть при входе, вы не заметили её? – спросила Надежда, видя, как гость кладёт пальто рядом с собой.
– Да, не заметил, – признался Николай, по-доброму улыбаясь. – Над чем вы работали и работаете? Мы давно не общались, расскажите мне всё!
Надежда глубоко и печально вздохнула, откинула руки за спину и потянулась. Её спина стала затекать всё чаще и чаще в долгие часы работы за мольбертом, а заказчики ждали своих картин, желая получить их как можно скорее.
– Даже не знаю, Николай. Столько картин, я уже думаю, что надо помощника нанять, чтобы базовые зарисовки делал. Одна не справлюсь. Тем более здесь заказали, – она вытащила листок из-под подложки мольберта и прочла: – ***бельский Порт в солнечную погоду, днём… Ещё бы знать, как он выглядит.
– Вы никогда его не видели?
– Я видела его лишь на картинках, но это не одно и то же. Я придерживаюсь принципа великих художников, которые пишут с натуры.
– А если вы захотите написать меня, я должен буду оторваться от всех дел и принять ваше предложение на позирование?
– Именно так, Николай. Чем больше насмотренноть у художника, тем профессиональней его работы.
– А сейчас вы пишите по картинке, не так ли?
Николай наклонился вперёд и увидел, закреплённый на мольберте журнал с фотографией ***ельского Порта. Заметно, как Надежда мучается, разбирая очертания зданий, людей, катков на плохо напечатанной фотографии.
– Мне приходится писать по картинке, – нехотя ответила она.
Для художника, особенно если он желает считать себя подлинным профессионалом, стыдно признавать тот факт, что он пишет не с натуры – считала Надежда.
– Иногда натурщики приходят лишь один раз и больше не заявляются в студию, – вдруг начала она, – и тогда я пишу по памяти этого человека, каким уж он мне запомнился.
– Знаю, что просить у вас свой портрет будет преступлением сейчас, но я никогда не видел портретов в вашем исполнении.
– Они стоят в третьем шкафу, слева, – она указала позади себя, не желая ни на секунду отводить взгляд от работы.
Николай прошёл мимо художницы, посмотрел на неё ещё раз и подметил для себя, какая же она всё-таки истощённая своей работой. Он хоть и недолго, но рассмотрел её спину и увидел слегка очертания выпирающего позвоночника и ребер.
«Художник должен быть голодным», – вспомнил Николай цитату из одного фильма своей юности.
– Как их у вас много! – удивился он, наконец-то заглянув в шкаф и увидев перед собой три полки, забитые исписанными холстами. Выудив один портрет, он поставил его на пол, отошёл в сторону и продекламировал Микеланджело:
– «Я видел ангела в мраморе и вырезал его, пока не освободил».
На портрете, представленном ему, была гипсовая статуя девушки, которая держала розы, впившиеся острыми шипами в её ладони; кровь тоненькими струйками стекала по её полуобнаженной фигуре, а лицо выражало страдание.
– Интересная картина, мне бы хотелось узнать, что же она собой представляет?
– А вы разве сами не видите? – спросила Надежда, обернувшись. – Вы мне показались таким умным человеком, который способен делать анализ вещей и событий, так пожалуйста, сделайте собственный вывод об этой картине.
Надя сегодня вне настроения, поэтому на некоторые вопросы собеседника отвечала односложными предложениями или молчанием.
– Красивая, значит, грудь, выпуклая такая, хоть и одна. Черт в ступе, тут много необычных смыслов, которые я не сразу разберу. Так, а это что за портреты?
Николай потянулся к стопке повыше – это старые работы ещё со времён, когда Надежда училась в академии.
– Тю, это же мужские лица!
Он поставил несколько портретов на пол. Надежда поднялась, чтобы понаблюдать за реакцией Николая.
– Что с вами? Почему вы смеётесь?
– Эти лопоухие мужчины, Боже мой! Вы и меня таким же нарисуете?
Ирония выплескивалась из него со все щелей.
– Это старые мои работы. Если вас что-то не устраивает, то могли бы и смолчать!
Николай вложил руки в карманы брюк и с напыщенностью в голосе заявил:
– Я вовсе не говорил, что они меня не устраивают. Мне стало смешно от этих чудиков на ваших полотнах, да и всё на этом. Я не сказал, что ваше мастерство плохое, быть может, это ваш стиль изображать мужчин с такими большими ушами и огромными подбородками?
– Вы меня не сможете задеть в сфере искусства, поскольку понимаю я больше вашего.
– Даже если я буду смотреть на картины с научной точки зрения?
– Даже так, Николай. Вы технарь, не способный мыслить образами. Мне кажется, что если вы видите этих персонажей «лопоухими», как вы смеете выразиться, то это исключительно только ваш взгляд. Он никак не граничит с реальностью.
– А реальность у всех своя, не так ли? Вот, а если реальность у всех своя, то как же нам с вами быть в одном мире? Неужели, вы видите меня таким же, каким вижу я себя сам?
«Сейчас вы кажетесь мне настоящим подлецом», – ответила бы Надя, но она лишь бросила недовольный взгляд на Николая и отошла к мольберту.
– Вам к лицу, когда вы злитесь. Сразу жизнь приливает к вашим глазам. Вы становитесь такой яркой и чувственной.
Надя не поняла иронизировал ли он или говорил всерьез, поэтому ответила довольно резко:
– Вы пришли меня позлить сегодня? Кошмарный поступок, Николай. Я думала, вы гораздо мудрее будете себя вести.
Николай встал позади Надежды, опустил руку ей на плечо и торжественно объявил:
– Поедем завтра же на ***ельский Порт. Если вы не можете проявить свой профессионализм и написать по картинке, то придётся уж вам увидеть всё вживую.
– Вот уж не надо. Вы думаете я не могу написать картину по фотографии? Да как вы вообще смеете такое мне говорить?
– Вы бы ведь хотели побывать в ***ельсом Порту, да? Так почему бы мне не помочь вам?
– Но я потеряю целый день, пока мы туда доберёмся, пока я сделаю наброски на бумаге, пока то-сё, пятое-десятое и…