Консекон, Онтарио. Канада

Он шел вдоль дороги.

Ранняя весенняя ночь обещала быть безлунной, чернильное небо низко нависало над парком, пересекавшей его пыльной трассой, прошлогодними сорняками на обочине, которые колебал ночной бриз. Редкие порывы ветра шумом отзывались в кронах деревьев, морской свежестью лаская лицо путника в сером пальто.

Он остановился и поправил висевшую на плече сумку с фотоаппаратом. Невдалеке показались крыши коттеджей, вид которых вызвал у путника удовлетворенную улыбку. Усмехнувшись, он решительно зашагал вперед.

Резкий, неожиданно-громкий в мирной ночи крик сойки заставил его дернуться. Оглядевшись и с шумом переведя дух, он продолжил путь, но крик повторился.

– Вот же… Не спится ей, что ли? – буркнул мужчина, нервно потирая разболевшееся от тяжести фотоаппарата плечо, и ускорил шаг.

Третий зов птицы сменил чей-то тихий смех, и путник, невольно замерев, оглянулся назад. Сомнений быть не могло, смех не стихал, постепенно становясь все громче и громче, пока в безмолвном мраке новолуния не показался совсем оглушительным. Мужчина бросил сумку и сорвался с места, мысленно проклиная расписание междугородних автобусов, приведших его в город столь поздно. Чьё-то непонятное веселье отзывалось в его ушах зловещим эхом, подгоняя и переполняя душу инстинктивным страхом перед неизвестным.

До коттеджей оставалось всего несколько десятков метров, когда смех внезапно стих. Шок, подаренный нежданной тишиной, был так силен, что путник споткнулся и едва не упал.

– Чертовщина какая-то… – выдохнул он, замедляясь.

Мысль о брошенном на дороге фотоаппарате отозвалась в нем сожалением, он обернулся, сетуя на свой беспочвенный страх и размышляя над тем, забрать девайс сейчас или утром. Приняв решение, мужчина двинулся было назад и вновь остановился.

Звуки исчезли.

Ночь стихла, даже с моря не доносилось шороха волн, замолкли сверчки, листья перестали шептаться. Ветер застыл в каком-то вынужденном молчании.

– Это ваше?

Вежливый вопрос, вернувший в ночную мглу звучание, появившаяся на дороге словно из воздуха одинокая фигура в плаще, протянувшая ему его сумку, – мужчина завопил от испуга и упал. Рядом с хрустом рухнула фотокамера, чьи-то сильные руки схватили ноги путника и потащили. Дикий ужас заполнил все его существо и вырвался из легких пронзительным криком. И, уже теряя сознание, он подумал, что его никто не услышит так же, как он до этого никого и ничего не слышал.

Час спустя

– Солнышко…

Мария остановилась и вытянула руку, подставляя её теплым золотистым лучам. Сопровождавший девушку Хейвуд – тонкий, как тростинка, невысокий златовласый юноша, одетый в легкое пальто и шляпу, – чуть слышно выдохнул, не в силах отвести взгляд от тонкой белой руки своей госпожи, затянутую до запястья в черную кружевную перчатку. Он не мог привыкнуть к тому, что солнечный свет, столь губительный для его кожи, так милостив к Марии, рука которой даже не покраснела под снопом его лучей.

Девушка сдвинула назад изящный черный зонтик, подставляя лицо утреннему солнцу, и с тихим вздохом закрыла глаза. Слабый бриз разметал локоны цвета чёрного кофе, обрамлявшие нежный овал её молочно-бледного лица, коснулся каштановых дуг бровей, высоких скул, крыльев аккуратного носика, пухлых алых губ, плавной линии подбородка; забрался за расстегнутый кружевной ворот черной шелковой блузки, пробежался по складкам бархатной юбки и полам расстегнутого плаща, спустился по икрам к черным замшевым туфелькам.

– Госпожа…

Мария посмотрела на слугу – в дымчатом тумане густо опушенных ресницами карих глаз сумеречный взгляд её заставил слугу почтительно опустить взор.

– Вы ослабеете от солнца, госпожа, – пробормотал Хейвуд.

Девушка приподняла бровь, задумчиво закусила нижнюю губу и спрятала лицо от солнечных лучей:

– Пойдем, Хейвуд…

Легкий утренний полумрак, разгоняемый слабым светом весеннего солнца, обволакивал ведущую в город трассу; сопровождаемая следовавшим чуть позади слугой, Мария, загадочно, даже как-то лукаво склонив к плечу голову, молча шла вперед. Она хорошо знала дорогу, помнила его запахи, несмотря на то, что прошло уже много лет. Вдыхая знакомые ароматы, девушка невольно, как в пучину переливов давно забытой песни, погружалась в далекие воспоминания; вновь, как тогда, по этой же дороге входила в город и, словно наяву, видела взъерошенные чёрные волосы, скрещенные на груди руки, кривоватую улыбку юношеских губ…

– Извините, дальше нельзя. Вам придется идти окольным путем, – голос полицейского отвлек девушку от раздумий.

Сдвинув назад зонтик, она подарила детективу ясный, как ночное небо, взгляд.

– Почему?

Тихий голос ее, казалось, заворожил мужчину; несколько долгих мгновений он взирал на нее затуманенным взглядом, прежде чем отозваться неловко:

– Ч-человека убили, мисс. Район оцеплен.

Мария медленно взмахнула длинными ресницами и слабо улыбнулась:

– Мы вам не помешаем.

Детектив послушно кивнул:

– Конечно, мисс.

Полицейские безропотно пропустили их, не отвлекаясь от работы; казалось, присутствия незнакомцев они даже не заметили. Несколькими минутами позднее Мария, будто внезапно вспомнив о чем-то, прищурилась и посмотрела на Хейвуда.

– Ты забыл про защиту, – с упреком пропела она, склонив голову к плечу.

Слуга не осмелился поднять глаза:

– Простите, госпожа.

– И когда уже ты станешь достаточно сознательным для того, чтобы отвечать за свои поступки?

– Простите, госпожа, – чуть слышно повторил Хейвуд.

Мария улыбнулась мягко, ласково и, протянув руку, поправила складки шейного платка, видневшегося в вороте шоколадного кашемирового пальто, застегнутого на все пуговицы.

– Поторопимся, Хейвуд. Боюсь, солнышко мешает тебе больше, чем мне, – заметила она, вглядываясь в глаза слуги, видневшиеся между шляпой и закрывавшим половину лица платком.

Хейвуд почтительно склонил голову и последовал за направившейся к концу улицы госпожой. На детективов, окруживших мертвое тело мужчины, найденное на рассвете в парке, они даже не оглянулись.

– Пришли, госпожа, – отступив в сторону, промолвил юноша, когда они добрались до конца городка.

Девушка сдвинула назад зонтик и окинула задумчивым взглядом увитое плетистыми розами старинное строение из светло-серого камня, его изящные округлые контуры, башенки на чёрной крыше, колонны высоких эркеров, белую лепнину на окнах, серебристые узоры кованных балконов, изумрудные гибкие стебли, льнувшие к стенам, и нежно-розовые брызги миниатюрных бутончиков.

– Что ж, добро пожаловать домой, Хейвуд, – пропела она и ступила на лестницу, что вела к крыльцу, укрытому девичьим виноградом.

Слуга, завороженно изучавший вывеску, на которой значилось каллиграфически выведенное «Искушение», перевёл невидящий взгляд на хозяйку возвышавшегося перед ним отеля и поспешил следом за ней.

При виде вошедших стоявшая за стойкой регистрации стройная, как лань, девушка в тёмно-зелёной униформе с яркими пронзительно-голубыми глазами и блестящими локонами струившихся по спине белокурых волос чуть слышно ахнула:

– Госпожа!

Мария скользнула взором по шоколадному глянцу настенных маятниковых часов, фрескам на бархатных стенах просторного холла, золоту и тёмному изумруду роскошного декора, воздушной и прозрачной легкости чёрного тюля на окнах. Вскинув бровь и вмиг потеряв интерес к интерьеру, протянула зонтик блондинке, склонившейся перед ней в почтительном поклоне:

– Возьми, Глория… Моя спальня убрана?

– Ещё вчера, госпожа, – тихо откликнулась Глория. – Накануне вселились VIP-гости, – робко добавила она вслед хозяйке, устремившейся в сторону дубовой лестницы.

Девушка замерла и не оборачиваясь спросила:

– Они сейчас в номерах?

– Да, госпожа.

– Поприветствую их позже, – приняла решение Мария и сухо бросила: – Хейвуд, можешь отдохнуть до полуночи.