Мальчики побежали приводить себя в порядок. Сара не отпускала от себя дочь ни на шаг. Дэн обнял свою плачущую жену за плечи и успокаивал ее. Коулт похлопал его по спине и пошел к выходу.
На улице, помогая разбирать поспешно сооруженную баррикаду перед церковью, он в который раз подумал о тех опасностях, с которыми сталкивались жители этого городка.
Быть здесь помощником шерифа означало нечто большее, чем только носить значок.
Кэсси расчесала волосы и перевязала их сзади желтой лентой. Сегодня вечером в их доме намечался торжественный обед. Среди приглашенных, кроме генерала Карсона, был также Коулт – она невольно услышала, как отец велел Кэти поставить тарелку для него.
В тревожной суматохе этого дня Кэсси не успела поделиться с сестрой тем, что случилось с ней прошлой ночью. Ни та, ни другая ничего не могли скрыть друг от друга, и как только Кэти увидела бы ее в платье, то сразу бы все поняла.
Она отступила на шаг и взглянула на себя в овальное зеркало, висевшее в углу. Она надела свое желтое платье, которое за последние пять лет надевала лишь по особым случаям, впрочем, их было не так уж и много. Этот цвет очень ей шел, впрочем, ей, наверное, уже пора было сшить себе новое платье.
Кэсси покружилась перед зеркалом, принимая то одну, то другую позу, но вдруг как-то уныло сникла. Почему она не чувствовала себя также удобно в платье, как любая другая женщина? Ноги у нее были слишком длинные, как у лошади, а грудь не очень большая, к тому же в их городке мужчины в своем большинстве были ниже ее, поэтому она всегда казалась себе неуклюжей и долговязой.
И почему у нее не такие же прекрасные светло-русые волосы, как у Кэти? Ее волосы выглядели – в зависимости от освещения – не то медно-каштановыми, не то рыжеватыми, представляя собой причудливую смесь обоих цветов.
Кэсси всегда удивлялась, как Кэти удавалось выглядеть такой изящной и женственной. В то время как она…
Хотя прошлой ночью, когда Кэсси была наедине с Коултом, она чувствовала себя привлекательной и желанной. Кэсси не была просто очередной девушкой, с которой он хотел заняться сексом, нет, он любил ее. Она была потрясена, когда он проговорился.
Он должен был полюбить ее, даже если он не осознавал этого. Она тоже любила его. Он был ее рыцарем на белом коне, который вместо брони носил на груди жестяной значок, а на боку вместо копья «кольт». Сегодня вечером она откроет ему свою душу.
Кэсси услышала мужские голоса и поняла, что гости уже пришли. У нее тревожно заколотилось сердце от того, что она опять увидит Коулта.
Она поспешила выйти из своей спальни. Как раз в ту минуту он, откинув назад голову, смеялся над тем, что ему рассказывал генерал. Увидев и услышав его, Кэсси едва не бросилась ему навстречу, но удержалась.
– Как ты красиво выглядишь сегодня, – похвалила ее Кэти, когда Кэсси присоединилась к гостям.
– Да, а с какой стати ты вырядилась в платье? – заметил Джефф. – Пытаешься произвести впечатление на помощника шерифа?
Нет, она непременно свернет ему шею, как только они останутся вдвоем.
– У нас сегодня торжественный обед, Джеффри, – ответила Кэсси с приторной улыбкой, которая была опаснее ее обычной.
– Обед готов, – быстро вмешалась Кэти. – Джефф, ты не поможешь отцу сесть на свое место? Генерал Карсон, пожалуйста, займите ваше место на противоположном конце стола. Коулт и ты, Кэсси, садитесь на этой стороне, а Джефф и я сядем на другой. Рассаживайтесь, а я пока подам еду на стол.
– Присядь, Кэти, ты и так все приготовила, – сказала Кэсси. – Я сама все принесу.
Коулт все время стоял, пока Кэсси наконец, не собралась сесть. Он любезно подставил ей стул и только затем сел рядом с ней.
– Я очень волновался, пока вы, генерал, разговаривали с Кочисом, – обратился к Карсону Коулт.
– Я хорошо знаю чирикауа, – ответил Карсон. – Как я уже вам говорил, Кочис хотел жить с белыми людьми в мире, но после того, как в 1862 году повесили его соплеменников, он встал на тропу войны. С того самого времени все мои попытки убедить Кочиса отвести своих людей жить в резервацию оканчивались неудачей.
– Мне трудно судить его за то, что он так отнесся к грубому промаху со стороны правительства, – сказала Кэсси. – Но в течение последующих четырех лет индейцы уже должны были утолить свою жажду мести. Если Кочис выступает за мир, то почему он не прекратил войну и не сделал того, что ему предлагалось, учитывая, что правительство признало свою ошибку и согласилось даже выплатить компенсацию?
– Потому что правительство хочет переселить индейцев в резервацию, а Кочис отказывается выполнять это требование. Он говорит, что Аризона – это дом чирикауа.
– Но тогда… если это прекратит бессмысленное кровопролитие, почему правительство не разрешает им остаться там, где они хотят?
– Власти хотят, где только это возможно, контролировать индейцев на своих условиях, – объяснил Карсон. – Стоит чуть-чуть перегнуть палку, как война с индейцами вспыхнет с новой силой, и поскольку индейцы живут на своих исконных землях, будет крайне сложно и трудно подавить их вооруженное выступление. Ведь правительство хочет освободить побольше земель для переселенцев.
– Выдворив мирных индейцев из их родных домов? – спросила Кэсси.
– К несчастью. Мисс Брейден, в этом-то вся и штука. Вы, наверное, слышали о Тропе слез? В 1838 и 1839 годах правительство вынудило племя чероки, обитавшее до того в Джорджии и Флориде, переселиться в Оклахому. Более четырех тысяч индейцев погибло от холода и голода во время переселения. Точно таким же образом власти переселили племя семинолов, ранее жившее во Флориде.
– Я читал о том, что сделали с «пятью цивилизованными племенами», – вставил Коулт.
– «Пять цивилизованных племен»? – спросил Джефф. – Что это такое?
– На юго-востоке этого края жило пять племен: чероки, окто, чикасо, крик и семинолы. Они образовали конфедерацию, в чем-то напоминающую Союз ирокезов на севере Штатов. К несчастью, они владели землей, которую белые хотели заполучить в свое распоряжение. Поэтому посчитали, что они представляют собой угрозу, и переселили на Запад, в такие неудобные и непривычные им условия обитания, что половина из них погибла от лишений и нужды, – объяснил Карсон.
– Все индейцы, входящие в состав «пяти цивилизованных племен» и проживавшие на Юге, сохранили свою лояльность Конфедерации во время войны, – добавил Коулт.
Карсон кивнул головой:
– Потому что они относились неприязненно не к южанам, а к Вашингтону, который принуждал их отказаться от своих собственных законов и жить по законам, установленным белыми. Точно так же, как сейчас власти заставляют индейцев жить на Западе.
– Звучит так, словно индейцы воюют по той же причине, по которой сражалась Конфедерация, – заметил Коулт. – Южане основали свои штаты, жили на этой земле около двухсот лет, а затем принялись воевать, потому что янки с Севера стали требовать, чтобы южане жили по их законам.
– Коулт, дружище, – отозвался Кит Карсон, – я вовсе не собираюсь спорить и воевать с тобой. У меня и так хлопот по горло с индейцами.
– Да ведь и я тоже навоевался по горло, хватит до конца жизни. – Коулт подмигнул Карсону. – Если только не считать войны между полами.
– Ладно, урок истории пошел мне впрок, – проворчал Джетро. – Но мне хотелось бы знать, какие замыслы вынашивает вождь индейцев.
– Кочис сказал, что он не воюет с белыми в Нью-Мексико, так как здешние жилища не стоят на земле чири-кауа. Они очутились в Нью-Мексико, потому что их преследовали кавалерийские отряды, но теперь они опять возвращаются в Аризону.
– Он не объяснил, ради чего они захватили в плен детей?
– Он сказал, дети находились в опасности. По их следам шел медведь. Мясо медведя кормит многих, поэтому Кочис верит, что дети стали добрым знаком для людей его племени. У него и в мыслях не было убивать детей или увозить их с собой. В глазах Бога, который послал им охотничье счастье, это выглядело бы бесчестным и позорным делом.