Навестив Пагглс, которая уже почти закончила шарф Дики-птички, Абигайль спускалась по лестнице и едва не столкнулась с Кэри.

– Абигайль! – Он протянул руки, чтобы поддержать ее. – Все в порядке?

Серые глаза смотрели на нее с беспокойством.

– В порядке, – быстро сказала она. – Ничего не разбито.

– Послать за доктором?

Абигайль тряхнула головой, чтобы прояснить мысли. Должно быть, Кэри спрашивает о здоровье миссис Спурджен, решила она. Не могла же она вообразить, что его беспокоит ее здоровье.

– Вам лучше сесть. – Кэри посадил ее на ступеньку, и Абигайль подчинилась. – У вас температура? – Кэри приложил руку к ее лбу. Ладонь была восхитительно теплой. – Слава Богу, температуры нет, и все-таки я должен быть полностью уверен. Ложитесь в постель, а я пошлю за доктором.

– Мне доктор не требуется, – решительно сказала Абигайль.

– Нo вы же больны?

– Больна?

– Миссис Спурджен заявила, что вы больны. Разве нет?

– Нет. Зачем она это сказала?

– Вы не пошли в церковь. Голова заболела? Надеюсь, теперь вам лучше?

– Я совершенно здорова, – возразила Абигайль. – У меня не бывает головной боли. Я просто не хожу в англиканскую церковь. Я пресвитерианка.

Секунду Кэри недоверчиво смотрел на нее, потом громко засмеялся.

– Бедный мистер Темпл! Он питал такие высокие надежды! Это вызовет большой скандал в округе, – добавил Кэри с притворной серьезностью. – Хуже скандала с дамской пинтой, кузина. Я понятия не имел, что дербширские Уэйборны обратились в пресвитерианство.

– Ничего подобного, – сказала Абигайль. – Моя мать посещала англиканскую церковь, мой отец – пресвитерианец, хотя, должна признаться, мы не очень верующие. В церкви я была всего несколько раз. Не понимаю, что здесь смешного.

– Я тоже не понимаю. Я получу нагоняй от викария. После меня он уже пытался совратить с пути моего грума, ирландца и католика. А теперь я, похоже, сдал мой дом сумасшедшей кальвинистке.

– Я не кальвинистка, – с досадой ответила Абигайль. – И я не понимаю, какое дело викарию до того, что я не принадлежу к англиканской церкви. В конце концов, мы живем в свободном обществе.

– Я бы не назвал приход кузена Уилфреда свободным обществом, – засмеялся Кэри. – Идемте, я представлю вас ему.

– Он здесь? – Абигайль мгновенно забыла свои вызывающие слова о религиозной свободе.

– По его настойчивому требованию. Кузен Хорас тоже здесь, – мрачно ответил Кэри.

– Боже мой, – растерянно пробормотала Абигайль. – Лучше бы миссис Спурджен не говорила им, что я больна. Сожалею, если они беспокоились.

Кэри холодно взглянул на нее.

– Это я беспокоился.

Абигайль покраснела.

– Честно говоря, кузен Хорас выразил самую изысканную заботу. Он ведь не знал, что вы пресвитерианка. Не могу дождаться, когда сообщу ему об этом. Сообщим?

– Я должна еще навестить Пагглс, – начала Абигайль, но Кэри взял ее за руку.

– Глупости. Вы ведь только что от нее.

Через минуту Абигайль уже стояла перед Хорасом и его отцом викарием. При ее появлении оба поднялись, и Хорас, опередив Кэри, представил ее.

Викарий был вариантом своего сына, только постаревшим, с брюшком и в очках.

– Дорогая мисс Смит, не могу выразить, как я рад, что вам уже лучше, – сказал он звучным голосом истинного ветерана кафедры проповедника.

– Она не больна, кузен Уилфред, – предательски сообщил Кэри. – Она просто не ходит на службу в англиканскую церковь. И никогда не ходила.

Викарий потрясенно заморгал. Сэр Хорас тоже выглядел ошеломленным.

– Никогда не ходит… – сумел выдавить викарий.

– Она, разумеется, папистка, – натянуто произнес сын.

– Нет, пресвитерианка, – услужливо подсказал Кэри.

– Господи помилуй! – Викарий почти с ужасом смотрел на Абигайль.

– Не падай духом, кузен Уилфред, – непочтительно возразил Кэри. – Она по крайней мере не друид.

– Моя мать принадлежала к англиканской церкви, – объяснила Абигайль, надеясь тем самым предотвратить смерть викария от апоплексического удара. Кажется, помогло, ибо лицо священника начало обретать нормальный цвет. – Мой отец – пресвитерианец, и я не была уверена, что мне ближе. Я не хотела идти против отца, но в то же время не хотела оскорбить память матери.

– Да, понимаю, – с невыразимым облегчением произнес викарий. – Думаю, все решится после вашего замужества, – продолжал он, явно обращаясь к сыну. – Если она выйдет замуж за пресвитерианца, думаю, она будет навсегда потеряна для нас. А если она выйдет за приверженца епископальной церкви…

– Папа, – немного самоуниженно засмеялся Хорас, – ты не должен устраивать партию для мисс Смит.

– Вот именно, – сказал Кэри, безжалостно пресекая разговор на эту тему. – Вы здесь не для того, чтобы искать Абигайль мужа, кузен Уилфред. Вы хотели увидеть остатки Дауэр-Хауса, так идите и смотрите. Абигайль немало потрудилась, чтобы навести там относительный порядок.

Старший джентльмен мгновенно отвлекся.

– Полагаю, наши фамильные ценности останутся в семье?

– Позорно уже то, что кто-то помышляет об их продаже, – заявил Хорас. – Но раз уж тебе придется их продать, хотя бы позволь семье первой взглянуть на вещи. Как я понимаю, ты, не говоря никому ни слова, уже продал несколько картин? Здесь был пейзаж Креддока, мне особенно хотелось его иметь. Мы не без средств, – добавил он, улыбаясь Абигайль, – мы вполне можем дать тебе некоторую сумму, кузен, если ты в отчаянном положении.

– Извините, доктор Кэри, – вмешалась Абигайль. – Я хотела бы предложить вам какую-нибудь закуску, но, думаю, слуги еще не вернулись из церкви. Наверно, они идут пешком.

– Да, в прежние времена здесь был фургон, отвозивший слуг в деревню, – с торжеством в глазах сообщил Хорас. – Теперь они вынуждены ходить пешком.

Видимо, он пользовался любой возможностью, чтобы унизить своего кузена. Абигайль надеялась, что выглядела не такой напыщенной, когда укоряла Кэри за разбитую глиняную посуду, и мысленно поклялась никогда больше не критиковать его.

– Не стоит беспокоиться, – сказал викарий, похлопав Абигайль по руке. – Я сомневаюсь, что в этом доме найдется чай, годный к употреблению. Кстати, я припоминаю, тут было несколько ценных портретов…

Абигайль предпочла бы войти в банкетный зал последней, а лучше вообще туда не входить, но мужчины пропустили ее вперед. На первый взгляд комната выглядела беспорядочной свалкой разрозненных предметов. Смущенная тем, что все ее труды не дали видимых результатов, Абигайль сразу провела викария в угол, где она распределила картины по группам: портреты, натюрморты, пейзажи. Но викарий, похоже, точно знал, что ему требуется.

– Вот, – сказал он, жестом подозвав Хораса, чтобы тот помог вытащить большой портрет в искусно сделанной раме. – Кэри, я дам тебе за него десять фунтов. Деньги при мне.

– Надеюсь, они не с тарелки для сбора пожертвований? – ответил Кэри.

– Это же сэр Питер Лили, – запротестовала Абигайль, увидев картину. – Я бы продала ее не меньше чем за двести фунтов, мистер Уэйборн.

Викарий онемел, Хорас стал громко возражать, но Абигайль осталась непреклонной. Кэри равнодушно взглянул на портрет. Ему нравились изображения красивых женщин, особенно лишенных одежды, а также картины с лошадьми. В остальном искусство не вызывало у него интереса.

– И кто такой сэр Питер Лили? Один из моих замшелых предков? – спросил он, поразив Абигайль своим невежеством.

– Сэр Питер Лили – художник, мистер Уэйборн. А тот, кто ему позировал, вам, полагаю, хорошо известен. Это Оливер Кромвель. Вы потомок Оливера Кромвеля?

К ее полному недоумению, Кэри захохотал.

– Тот королевский убийца? Какого черта он делает в моем доме? Да еще стоит двести фунтов, вы сказали?

– Я думаю, – высокомерно начал Хорас, – раз мы одна семья…

– …то вам позволено меня обманывать? – закончил Кэри, улыбаясь. – Кузина Абигайль говорит, что я должен получить за него минимум двести фунтов. Как понимаете, у меня есть указания.