— Датч был прав. — снова заговорила На-Ла, — Он предупреждал, что ты устроишь гонки без правил. Угробишь машину.

— Это когда я гробил машины⁈

Рек заложил очередной немыслимый вираж. На-Ла завизжала, и Рек выровнял полёт.

— А как называется это место? — спросила она.

— Озёрные Пустоши.

— Смотри — там. — На-Ла показала куда-то в сторону.

На берегу одного из озёр расположилась какая-то компания. Рек сделал круг, опустившись ещё ниже. Это были земляне. Пятеро в военной форме. Почти у самой воды стояли два флаера. Сделав ещё один круг, Рек качнул машину с крыла на крыло. И получил ответное приветствие: ему помахали руками. Он повернул со стороны воды и, совсем сбросив скорость, на одном электромоторе, бесшумно спланировал на берег. На берегу оказались старые знакомые — Пабло Мадин, Кассандра, Хелен, Базиль и ещё один — Реку и На-Ле незнакомый.

— Привет! — помахала рукой Кассандра, — Вот кого не ожидали увидеть!

— Привет. — поздоровался явно не ожидавший такой встречи Рек.

На-Ла что-то буркнула.

— Как служба? — спросил Рек.

— Спасибо, не жалуемся. — улыбнулся Пабло.

— Ну да. Здесь-то действительно жаловаться не на что. — ухмыльнулся Рек, — глядишь — станете настоящими профи.

Спецназы поморщились. Задать Реку встречный вопрос — а почему он, такой крутой, а строем не ходит — они не догадались.

** *

А тем временем… А тем временем галактический стопщик Серый прибыл на Илуо. На вопрос таможенника о цели прибытия, Серёга, улыбаясь жизнерадостной улыбкой идиота, ответил:

— Просто так!

Таможенник слегка обалдел, но штамп, разрешающий въезд, поставил. И Серый прошёл контроль и вышел наружу. На Илуо он был впервые. Серый принадлежал к той породе людей, про которых говорят: «Бродяга — это состояние души». В свои тридцать с небольшим этот низкорослый щуплый тип с копной русых волос, заплетённых в многочисленные косички, перевязанные разноцветными нитками, успел исколесить почти всю галактику. Не охваченными' оставались только совсем уже глухие уголки или закрытые миры, вроде той же Гаммы-249, она же Счастье Человечества.

* **

Рек вышел на террасу и, прислонившись к увитой плющом балюстраде, стал смотреть на утопающий в полумраке сад. К нему вышел Датч и привалился к увитой растениями колонне. Идти в дом, где ещё не угомонилась толпа скорбящих родственников, не хотелось.

— Ты, часом, не уснул здесь?

— Я думал, — признался Рек.

— Что?

— Всякое. Встретил сегодня на озёрах парней с нашей военной базы.

— И что?

Рек пожал плечами.

— Поговорили, — ответил он задумчиво. — В основном о том, как хорошо, что они служат именно здесь. Но я не об этом. Похоже — Гвидо жалеет, что поселился здесь. И жалеть начал недавно.

Датч прищурился, разглядывая тоненький цоколь цветного фонарика над головой Река. Мягкий, рассеянный свет становился ярче по мере того, как становилось темнее.

— Тебя это удивляет?

— Нет. — пожал плечами Рек, — Только это всё… странно как-то. Ты ничего не заметил? Сегодня.

— Что? Как ты себя вёл в гараже при… то есть — императора?

Рек пропустил братово замечание мимо ушей.

— Странный обычай! — продолжал Рек, — Таскаться с воем по дому. Аппетит у них, однако, отменный. Гвидо, пожалуй, разорится, пока они тут рыдать будут. Если не сойдёт с ума раньше.

Из рассказа Гвидо Рек понял, что тело Елеань обнаружила её служанка. Подняла шум. Сбежались соседи, обслуга… Тихий Приют — это целый город. Или, точнее — государство в государстве. У них всё было своё — коммуникации, службы, врачи, почта, связь… Врач констатировала смерть от несчастного случая — вроде как Елеань споткнулась, упала, ударилась об угол стола и проломила голову. Тело они кремировали на месте, а Гвидо прислали урну с прахом. Это их обычная практика. Но именно это и заставило Река отнестись скептически к версии несчастного случая.

— Ты говорил вначале, что обитательницы этого вашего приюта подозревали убийство, а потом изменили своё мнение. Они кого-то видели? Подозревали? — спросил он друга.

— Понятия не имею. Но Елеань могла бы жить ещё много лет.

— Странный и, прямо скажу — идиотский обычай — отправлять женщину в тюрьму только за то, что она начала стареть! Ведь этот чёртов приют — ни что иное, — как тюрьма!

— Я тоже так думаю. Если бы Елеань осталась дома — может быть она была бы жива. Но тогда на её род пал бы несмываемый позор. Это очень древний обычай. За всё время его существования было всего два подобных случая. И один из них привёл к смене правящей династии. — печально отвечал Гвидо.

И чем дальше, тем сильнее Реку не нравилась эта райская планета. Внешняя благостная картинка, как и везде, впрочем, скрывала вонючую кучу дерьма. Интриги, козни, жажда власти и денег — всё было как везде. Иллюзия развеивалась буквально на глазах. Из рассказов того же Гвидо Рек теперь ясно представлял себе, что такое Илуо и Тихий Приют. Тихим он был только в названии. На самом деле — это был тот ещё гадюшник.

Датч подумал, что их всех попросту используют, но вслух говорить не стал.

Полковник Малинин.

Иногда Датч проявлял чудеса сообразительности, но всё было точно как в пословице «умная мысля приходит опосля». Да и претворить в жизнь умные мысли и внезапные озарения как-то не получалось. Вот и в этот раз мелькнула у Датча в голове мысль и пропала не оставив следа.

Глава 16

Хороший свидетель — мертвый свидетель, или то, что знают двое — знает и свинья

А тем временем очумевший Гвидо продолжал бродить по дому в сопровождении толпы завывающих родичей. Он уже начал жалеть, что не держит дома никакого оружия вообще — иначе число безвременно погибших возросло бы и на много.

Хор скорбящих продолжал выводить свои рулады, сопровождая каждую фразу рефреном «О, Елеань!».

«Ещё немного — и я за себя не ручаюсь!» — подумал Гвидо. Дагварды старались бывать в этом доме скорби как можно меньше и вообще — явно тяготились происходящим здесь. Что и говорить — чтобы скорбеть и выдерживать столь интенсивный траур на Илуо, — надо было обладать завидным здоровьем и выносливостью, а главное — железными нервами и устойчивой психикой. Вставали скорбящие с первыми лучами местного солнца и тут же принимались оглашать дом и окрестности своими воплями, делая, однако, регулярные перерывы на еду. Ложились, зато, рано. Ещё засветло. Украшавшие дом вазоны с цветами и оплетённые местными вьющимися растениями щиты у входа убрали в знак траура. Всем, находящемся в доме было предписано облачиться в жёлтое. Жёлтый был цветом траура. Датч, воспользовавшись каким-то предлогом, улизнул из дома при первой же возможности, оставив Гвидо наедине с его скорбью. На-Ла та вообще сидела на «Медузе» и за пределы корабля выходила крайне неохотно. С Гвидо оставался только Рек и то лишь потому что считал, что бросать Гвидо одного неудобно. Но и он искал повода смыться. Датч, правда, появлялся время от времени, но ненадолго и исчезал быстрее, чем Гвидо с Реком успевали его задержать. И сколько времени им здесь пребывать — Дагварды не знали, а спросить, получалось, было не у кого. Гвидо туманно намекнул на доставку какого-то груза, но конкретного ничего не сказал.

А вот Макнамара с Громовым напротив, обосновались в парке напротив дома, устроив там себе «лёжку» и повели правильную осаду, выискивая возможность проникнуть в дом незамеченными. Пока что им удалось выяснить, что скорбящие родственники ложатся рано. А значит — есть шанс попасть в дом Паверса после их отбоя.

Поздно вечером, когда скорбящие родственники, изрядно утомившись, спали после сытного и обильного ужина в своих комнатах, Рек и Гвидо, крадучись пробрались в подземный гараж. Гвидо прихватил с собой бутылку местного вина, слабоватого, на взгляд Река. Поначалу Гвидо долго и многословно жаловался другу на жизнь, сетуя на своё недомыслие и на то, что поселился на чужой планете, толком не изучив её обычаев.