Но сегодня, едва Лада откликнулась на поцелуй, на шейха, словно затмение нашло. Робкие движения губ и языка, ласковые руки, скользящие по плечам, тонкие пальчики, зарывающиеся в волосы, мгновенно воспламенили мужчину. Это было похоже на разгон Феррари – с места до ста километров меньше, чем за три секунды. Карим попал в эмоциональную турбулентность и пропал.

Штормить его начало ещё вчера. Обнимая Ладу в постели, аль-Хасан вдыхал медовый запах её волос. Ощущал мягкость тёплого тела и мучился диким стояком. Однако наряду с эротичными сценами в голове Карима проносились и другие. Те, в которых он приводит Ладу в свой дворец, завтракает с ней, вместе принимает ванну, появляется на публике.

Почему-то аль-Хасану захотелось, чтобы весь мир узнал, что дева из северных земель принадлежит ему. Он прямо видел, как заходит с Ладой в зал для приёмов, и у министров, у правителей соседних государств падает челюсть от красоты этой девушки так отличающейся внешне от местных.

Подобное желание для Карима было нонсенсом. Он никогда не отличался чрезмерным тщеславием или хвастовством, а своих любовниц предпочитал не афишировать.

Шейх решил, что ему надо просто переспать с Ладой и таким образом прочистить мозги. После хорошего секса нелепые мысли пропадут сами собой.

Но опуститься до того, чтобы вероломно поиметь спящую девушку, которая доверяет ему, аль-Хасан не мог. Он же не животное, в конце концов. К тому же, шейх любил живой отклик в постели. Кариму всегда было важно не только получать, но и дарить удовольствие женщине. Поэтому он, как дурной мазохист, дотерпел до утра и на рассвете ушёл из спальни.

Во время поцелуев в саду шейха снова накрыло. Да так лихо, что он даже слегка растерялся. Тихий женский стон, трепещущие пушистые ресницы, дрожь податливого тела вызвали отклик не только в члене, но и в душе аль-Хасана.

Совсем не к месту Карим вдруг представил, что дева из северных земель может родить ему необычайно красивых здоровых детей. Смешение двух настолько разных генотипов, как у него и Лады, обычно даёт потрясающий результат.

Кроме того, шейх допускал мысль, что его жена дважды теряла ребёнка по причине дальнего родства с семьёй аль-Хасан. За столетия династических браков среди узкого круга правящей верхушки Эмара, каждый из её представителей в какой-то мере приходился родственником другому. Видимо, в случае с Жасмин, природа отторгала возможное потомство. С Ладой этот момент исключался.

Как бы то ни было, шейху не понравилась собственная реакция на зеленоглазую девушку. Он вообще не любил всё, что не поддавалось его контролю. Особенно, если речь шла об инстинктах и чувствах.

С детства в нём воспитывали хладнокровие, умение сдерживать свои порывы. Правителю страны не пристало идти на поводу у страстного темперамента и эмоций, ведь они иррациональны. А всё, что иррационально, губительно и часто влечёт за собой непоправимые последствия.

Отгоняя от себя морок похоти, аль-Хасан принял решение притормозить. Ему надо остыть.

Одно дело провести пару ночей вместе с женщиной для удовлетворения физиологических потребностей. Получить удовольствие и разбежаться. И совсем другое – увязнуть в ней. Прикипеть сердцем.

Карим знал, что такое увлечение, лёгкая влюблённость, острое вожделение, но настоящей любви, глубокой душевной привязанности к женщинам никогда не испытывал.

Брак он рассматривал как экономический и социальный союз. О чувствах в нём речи не шло. Так было заведено в семье аль-Хасана из поколения в поколение. Объединить любовь и брак никому в голову не приходило. Смешивать эти понятия, всё равно, что есть сладкое одновременно с солёным. Зачем?

Ладе за считанные минуты удалось пошатнуть привычное мировосприятие шейха. Это показалось ему опасным.

Лада

Засыпаю только на рассвете. Всю ночь проворочалась с боку на бок. Если раньше присутствие аль-Хасана доставляло мне моральный дискомфорт, то сейчас он превратился в физический. Неутолённое желание даёт о себе знать.

Вообще я атеистка. Но в ночи мысленно обращалась к Высшим силам, чтобы всё поскорее закончилось, и мы с шейхом разошлись как в море корабли. Однако кто-то на небе решил знатно постебаться надо мной.

Рано утром в спальню стучится Рифат. Карим перекидывается с ним парой фраз, после чего захлопывает дверь и застывает посередине комнаты с лицом мрачнее тучи.

– Что-то случилось? – сажусь на постели, потирая глаза.

– Аль-Мехди через слугу принёс свои глубочайшие извинения и просил передать, что вынужден отлучиться из крепости на пару дней. Вроде как внезапно возникли неотложные обстоятельства, требующие его личного присутствия в столице, – глядя в пространство сообщает шейх.

– И что это значит?

– То, что мой визит из пяти дней превратится в семь или продлиться на столько, сколько этот упырь будет отсутствовать. Уверен, он просто захотел потянуть время, чтобы придать себе значимости, – хмуро изрекает он. Совершенно ясно, что возникшая ситуация совсем не нравится Кариму.

– Но почему ты не можешь уехать, как рассчитывал?

– Потому что на данный момент мы ни до чего толком не договорились.

Вдруг меня осеняет гениальная идея.

– Слушай, а может, пока нет аль-Мехди, я свалю отсюда?

– Нет, – жёстко отрезает шейх.

– Но ведь сейчас очень удачный момент. Когда Бармалей вернётся, я буду уже далеко, и он не сможет ничего мне сделать, – переисполненная надежд, привожу логический довод.

– И насколько далеко ты будешь? – вопросительно поднимает широкую бровь аль-Хасан. – Без документов тебя не посадят на самолёт, не заселят ни в одну гостиницу. Ты попадёшься в лапы людей аль-Мехди раньше, чем успеешь произнести своё имя.

– Я обращусь в посольство.

– В какое? Его здесь нет. Оно находится в Ахдаре, столице Эмара, а в Аль-Бадир ваш консул приезжает по какому-то графику. Я узнавал.

– Тогда отправь меня в Ахдар на машине или на верблюде, или на осле. Да на чём угодно! – пылко уговариваю шейха, цепляясь за малейшую возможность уехать из чёртовой крепости.

– Лада, успокойся. Я не готов выделить тебе своих людей для сопровождения и из-за этого остаться без надёжной охраны. Ты уедешь отсюда вместе со мной. Вопрос закрыт, – холодно произносит он и уходит в ванную.

Сижу в полной растерянности. Никак не могу взять в толк, почему аль-Хасан не хочет использовать такой классный шанс и выслать меня в Эмар. В душе начинает шевелиться противный червячок. Имя ему Сомнение. Чем дольше я прокручиваю в голове прошедшие события, разговоры с шейхом, тем больше становится червяк. В итоге он вырастает до гигантских размеров.

Что если Карим вовсе не собирается отпускать меня? Что если он такой же как похитители? Этот грёбаный аль-Мехди. В принципе, у них похожий менталитет, одинаковые традиции и нравы.

Вдруг шейх только прикидывался добреньким, чтобы усыпить мою бдительность? Пресловутое восточное коварство никто не отменял. Да, он однозначно не насильник. Но может, ему просто не нравятся брыкающиеся рыдающие бабы в постели?

Или Карим решил сыграть на контрасте. Типа аль-Мехди – плохой полицейский, а он – хороший. У него другой подход. Не брать нахрапом, а втираться в доверие, вводить в заблуждение, увиливать, тянуть время. Ждать, пока женщина сломается психологически и станет на всё согласной. Такая разновидность морального садизма. А по сути, шейх воспринимает меня как вещь. Как свою собственность. Увезёт в Эмар, там закроет в гареме, если он у него есть. И всё. Поминай, как звали.

Мои надежды на скорое освобождение тают, что весенний снег на солнце. Похоже, пора завязывать со смирением и приступать к поиску вариантов побега из крепости.

Лада

Перебрав различные идеи, прихожу к выводу, что с аль-Хасаном нужно бороться его же оружием – хитростью.

За завтраком, подобострастно глядя на шейха, прошу:

– Мой господин, раз уж нам придётся задержаться в этом месте, может, мы могли бы совершить небольшую прогулку в пустыню? Я ведь так и не побывала в ней.