Китти посмотрела сыну в лицо.
– Я не знаю, доктор, но, будь я проклята, если не выясню.
В тот вечер Томми перевели в отдельную палату. Он объявил, что страшно хочет есть, и потребовал чизбургер, жареную картошку и шоколадный коктейль. Катерин решила, что теперь самое подходящее время узнать, что же произошло.
– Ладно, дорогой, выкладывай. Что случилось?
– Я не хочу об этом говорить, мама.
– Придется. Почему ты в тот день был в улете?
Он упрямо уставился в гладкую, кремового цвета стену.
– Не знаю.
– Хватит, Томми, ты едва не умер. Ты должен мне объяснить.
– Должен? – Он уставился на нее сверкающими зелеными глазами. – Ты что, шутишь? Я ничего тебе не должен, мама, абсолютно ничего.
– Я не требую от тебя благодарности, Томми. Видит Бог, я не получила никакой благодарности от твоего отца, но то, что ты творишь с собой, употребляя наркотики, граничит с самоубийством.
– Не смей впутывать сюда отца, – огрызнулся Томми. – Он болен куда серьезнее, чем ты думаешь, мама.
– Извини. – Она ласково погладила Томми по голове. – Извини, дорогой. Томми, пожалуйста, расскажи мне. Что случилось? Мы должны все выяснить. Мне нужно знать, что тебя мучит, тогда я смогу помочь… во всяком случае, попытаюсь.
– Это Все он. – Томми с горечью уставился в потолок. – Этот лягушатник, за которого ты вышла замуж, мам, этот гребаный французский ублюдок. Если ты его любишь, то, наверное, для тебя все о'кей, но…
– Вовсе не о'кей, Томми, совсем нет. Мне очень хочется, чтобы мы стали семьей, все трое. У нас с тобой раньше было много общего, я хочу, чтобы так было снова.
– Ха, – фыркнул Томми. – Если ты думаешь, что я хочу чего-то общего с ним, ты сильно ошибаешься. Он лгун и обманщик, и вообще дрянь порядочная.
– Это неправда, Томми.
– Это правда. Слушай, не будь такой тупой. Я знаю, все считают, что он прямо-таки что-то необыкновенное и что он здорово помогает твоей карьере, но со мной он обращается дерьмово с самого начала. Мне кажется, он еще себя покажет, мам. Я о нем только с отцом говорил. Тот со мной согласен.
– Как может Джонни с тобой соглашаться? Смех да и только. Он ведь его в глаза не видел.
– Но он знает тебя. Он знает, что тебя заводит, как нужно нажимать на те самые кнопки. Я думаю… – Он пожал плечами. – Я думаю, он видит, что этот лягушатник без мыла влез тебе в душу. И вообще, все это неважно. Но именно поэтому я предпочитал болтаться с Тоддом, и мы стали покупать наркотики. Многие ребята так делают.
– Многие ребята так делают, – передразнила она. – Всем вам, ребятам, надо это немедленно прекратить, Томми, пока вы еще целы. Ты же чуть не погиб. Ты хоть представляешь себе, насколько ты был к этому близок?
Внезапно вся задиристость Томми испарилась.
– Да, мам, я знаю. – Веки его потяжелели. – Ты права. Ты всегда права, мама. Слушай, я, пожалуй, посплю. Погано себя чувствую.
Его глаза закрылись, и он пробормотал:
– Спокойной ночи, мам, и прости меня, ладно? Я больше не буду баловаться с крэком, можешь быть уверена.
Жан-Клод предупредил, чтобы его не ждали, но Катерин настолько измоталась, что не могла уснуть. В полночь она все еще смотрела широко открытыми глазами на светящийся циферблат часов. Через четыре часа ей вставать. Какого черта его еще нет? Наконец, когда она так и не успела задремать, вернулся Жан-Клод.
– Cherie, мне так жаль.
Она обвила его шею руками и вдохнула знакомый запах.
– Если бы я только знал, я бы был здесь, с тобой. Ужасно, что тебе пришлось через все это пройти в одиночку.
– О Господи, дорогой мой. Я так по тебе скучала. Это был настоящий ад.
– Я знаю, cherie. Можешь поверить, что я только что обо всем узнал? Увидел вчерашнюю газету в самолете. Пытался дозвониться до тебя сразу же, как мы приземлились, но ни один из автоматов в этом проклятом аэропорту не работает. О Китти, Китти, я так по тебе соскучился.
Он уткнулся ей в плечо, а руки пустились в столь знакомое путешествие по ее телу.
Катерин искоса взглянула на часы. Три часа. Где-то в подсознании копошились вопросы. Какие это рейсы из Невады прибывают в Лос-Анджелес после полунота? Почему он не воспользовался мобильным телефоном? Почему Жан-Клод не расспрашивает ее о Томми? Где он был? Но она заставила внутренний голос замолчать. Через пару часов ей вставать. Потом четырнадцать изнуряющих часов на съемочной площадке. И в конечном итоге ее сын поправляется, так что главное сейчас для нее – любовь ее мужа.
Потом, когда они лежали обнявшись, он погладил ее волосы и небрежно сказал.
– Cherie, я тут думал о твоей героине во «Все, что блестит».
– Ну и что? – сонно пробормотала Катерин.
– Ну, Полетта де Валднер – живая, чувственная, безумно привлекательная женщина. – Жан-Клод сделал многозначительную паузу.
– А ты полагаешь, я не такая? – пошутила она.
– Да нет, конечно, cherie. Ты такая и даже лучше, но… – Он снова помолчал.
– Что но, дорогой? – Она поплотнее прижалась к нему.
– В этих костюмах восемнадцатого века ты будешь выглядеть потрясающе, cherie, особенно если немного похудеешь. Я уже видел эскизы.
Катерин, для которой вес всегда был больным местом, открыла глаза.
– Мы собираемся начать съемки через два с половиной месяца. К тому времени я постараюсь похудеть на шесть-семь фунтов. Сейчас в этом нет смысла.
– А я полагаю, что есть, – мягко возразил Жан-Клод. – Cherie, не пойми меня неправильно, но мы ведь всегда были честными друг с другом, так что я считаю, что должен тебе все сказать.
Теперь Катерин проснулась окончательно. Уже без четверти четыре, вряд ли вообще стоило стараться заснуть. Лучше попытаться продержаться день на кофеине, чем спать всего час.
– К чему ты ведешь?
– В Лас-Вегасе я знаю одного прекрасного врача, делающего операции по увеличению груди.
Катерин села, широко открыв глаза. Включила свет.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что мне нужна пластическая операция груди? Ты что, рехнулся, Жан-Клод?
– Успокойся, успокойся, Китти. – Он похлопал ее так, будто она маленькая злая собачонка.
– Cherie, нужно смотреть на вещи реально. Тебе сорок три. Там в фильме рядом с тобой будет сниматься много молодых и очаровательных девиц. Не хочешь же ты выглядеть… – Он замолчал, подыскивая слово.
– Выглядеть как? – Она со злостью схватила сигарету и прикурила, не обратив внимания на его раздраженный вздох. Жан-Клод ненавидел курение в постели. Ну и пусть ему будет хуже. Она же пришла в ярость от того, что он решил, будто ей нужно подправить грудь.
– Тебе не надо ни о чем беспокоиться, cherie, это совершенно безопасно. Он – пластический хирург с мировой известностью и как раз специализируется на бюстах. Он потрясающ. Он делал такие операции практически всем – Шер, Долли, Джейн. Да любую можно назвать.
– Откуда ты знаешь? Ты что, видел эти сиськи крупным планом? – Она яростно затягивалась, не обращая внимания, что пепел сыплется на белое льняное вышитое покрывало.
Он засмеялся и попытался схватить ее, но она отодвинулась.
– Поверить не могу, что это ты предложил подобное, – огрызнулась она.
– Cherie, я разве притворялся святым, когда мы познакомились?
Катерин промолчала. Она уже не чувствовала усталости, только раздражение и озноб. Она почти хотела, чтобы зазвонил будильник, и она смогла бы встать и отправиться на студию.
– Послушай, Китти, дорогая, надо же смотреть фактам в лицо. Никто не выглядит в сорок так же хорошо, как в двадцать.
– Это точно, – ледяным тоном заметила она, – и нет ничего более жалкого, особенно в этом городе, чем сорокапятилетняя или пятидесятилетняя женщина, подделывающаяся под двадцатипятилетнюю. Я никогда не входила в их число и не собираюсь делать этого сейчас.
– Но это же для блага твоей карьеры, cherie. А она так много для тебя значит.